Мускулы приятно ныли от нагрузки. Вот только привычная манипуляция телом не помогл духу. Совсем.
***
Леолия дождалась, когда дворец стихнет. Взяла ворох поспешно сшитых портнихами платьев и безжалостно разрезала их на полосы. Парчовые, шёлковые и бархатные полосы всех возможных расцветок. Связала их узелками. Ни у кого в Элэйсдэйре не было столь дорогих верёвок!
Попробовала на прочность. Ну что ж, ткань качественная. Прошла в спальню, на секунду замерев на пороге в нерешительности. Впрочем, мёртвый Америс был не страшнее живущих в этом дворце. Распахнула окно, привязала верёвку из платьев к балясине, поддерживающей балдахин. Затем достала из шкафа заботливо уложенный мужской костюм, в котором приехала из обители, переоделась и залезла на подоконник.
Покои принцессы располагались на третьем этаже Розовой башни. Кусты барбариса внизу сверху смотрелись опасно далеко. При неудачном стечении обстоятельств можно было повредить позвоночник, оставшись инвалидом на всю жизнь. При удачном, упав, сломать шею. Но Леолии было почти всё равно. Она закинула ноги на верёвку, скрестив их в лодыжках и стиснув ляжками перекрученную ткань.
Беглянка ползла и ползла, внутренне злорадствуя над всеми этими благородными заносчивыми идиотами, которые не могли бы даже предположить, что принцесса умеет лазать по деревьям и верёвкам. Ладони вскоре засаднило, но эта боль вызывала в ней ещё большую радость.
Наконец, её ноги коснулись земли. Обдирая одежду и кожу о колючий кустарник, принцесса выбралась наружу. Наклонилась, зачерпнула рукой землю, перемазала лицо грязью, засунула руки в карманы и неторопливой походкой вразвалочку направилась к воротам.
– Выпустите, дяденька, – прогундосила, когда стражник обернулся и смерил её взглядом.
– Ты чего тут делал, малец? – добродушно поинтересовался вояка, зевая и прикрывая щербатый рот ладонью.
– Да больно трубов-то много, – вздохнула Леолия, ссутулилась, зачерпнула ногой пыль. – С ентим кухонным очагом возился – ух как долго. Ажно до самой ночи.
И, высморкавшись пальцами, она сделала вид, что бросила сопли на землю.
– Ну, ступай через калитку. Да больше не задерживайся так заполночь. Не наоткрываешься тут всяким. В следующий раз задержишься – будешь ночью тут куковать!
– Да что ты, дяденька, – заканючила Леолия, – да я ни в жисть! Нельзя мне ночью тут, у меня мамка. И здоровье слабое. Как ундарит роса, так я и кашлевать начну, а потом сдохну. А богиня с тебя спросит: пошто не выпустил.
– Ишь ты! Да тебе палец в рот не клади, – ухмыльнулся стражник, отпирая калитку. – Ну, пошёл. Пока я не передумал.
И отвесил принцессе тумака, прибавляя ускорения.
Всё той же походкой Леолия пересекла Закатный мост, а затем, оказавшись на набережной, пустилась бежать. И, лишь свернув в первый же поворот, остановилась.
Свободна!
И зарасти всё ромашками. Каждый получил, что хотел. Эйдэрд стал вторым после короля. Король получил защитника. Пора и ей, принцессе Элэйсдэйра, позаботиться о себе лично.
Времени оставалось мало. Скорее всего, ночь уже миновала половину. А, значит, без коня она далеко не убежит. Впрочем, и с конём до Золотого или Серебряного щита доехать она не успеет – перехватят. Ну что ж, значит, моря она не увидит. Выход остаётся один.
Принцесса быстро пошла вперёд, вглядываясь в очертания домов. Дойдя до особняка Серебряного щита, похожего на домик сказочной принцессы – с башенками и многочисленными флигелями, стрельчатыми окнами и балкончиками, она решительно перелезла через узорчатую низкую ограду.
Прислушалась. Всё было тихо. Прячась за кустами, дошла до конюшни, миновала спящего дежурного и проскользнула в деревянные двери.
Кони, почуяв незнакомку, захрапели. Леолия закрыла глаза, досчитала до тридцати и снова открыла, дав им привыкнуть к полумраку.
Чайка, чья рыжая шкура отливала серебром, обнаружилась слева в третьем стойле.
– Привет, моя хорошая, – прошептала девушка и протянула яблоко.
Лошадка Ларана тотчас узнала её. У лошадей вообще хорошая память. Потянула к Леолии морду с белой полосой над глазами. Осторожно взяла тёплыми губами подношение и аппетитно захрустела. Принцесса смело погладила её по шелковистой морде, а потом открыла стойло и вошла внутрь. Вскарабкалась на доски загона и с них забралась лошади на спину. Седлать Леолия не умела, да и времени искать упряжь не было.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Принцесса наклонилась к уху лошади и прошептала:
– Спаси меня, пожалуйста.
А затем вцепилась в гриву и ударила пятками в бока.
Чайка передёрнула ушами и пошла. Толкнула плечом двери, осторожно ступая копытами, прошла мимо конюха. Покосилась взглядом на ограду. Фыркнула, тряхнув головой. Заиграла, переступая. А затем внезапно ударила в землю передними ногами, сорвалась с места вскачь и перемахнула кованную решётку, чуть задев её задними копытами.
Леолия прижавшись к мощной шее, пыталась направлять свою спасительницу по нужным улицам. Чайка недаром получила своё имя – она буквально стелилась над мостовыми Шуга. Казалось, лошадь летит, а не скачет, и лишь стук копыт свидетельствовали о том, что земли она всё-таки касалась.
Когда они выехали за город, Леолия закрыла один глаз лошади, принуждая её повернуть на нужную дорогу. Чайка послушалась.
Неужели всё удалось? Неужели богиня, наконец, вспомнила о своей заблудшей дочери?
Они мчались вдоль искрящейся в лунном свете Шугги, и душа Леолии впервые за долгое время согревалась теплом и радостью.
Свободна!
***
Мать Альциона не спала. Бродила по комнатам обширных покоев. Напевала под нос полузабытые мирские песенки. Вслушивалась в ночь.
В покоях было душно. Тяжёлые гардины, казалось, поглощали воздух. Назревала гроза, и Альциона задыхалась от духоты. За окном начинало светать, когда мать Альциона решила всё-таки выйти, вдохнуть свежего воздуха, охладить разгорячённую кожу.
Кусты сирени приветливо закачали ей головами-ветками, гравий захрустел под ногами. Альциона шла и шла, запрокинув голову в ненастное небо. Наслаждалась ощущением свободы. Иллюзорным ощущением, но сейчас она не хотела об этом думать.
Эту сирень она сажала своими руками шестнадцать лет назад. Больше других растений мать Альциона любила сирень. Краткий миг в году на землю будто опускалось грозовое небо, а грозу матушка любила, пожалуй, не менее, чем сирень. Когда-то, когда её звали иначе, и когда подол недлинного платья ещё не укрывал босых ступней, заслышав приветливые раскаты грома, девчонка выбегала навстречу молниям и кружилась, кружилась в пыли, поднятой надвигающимся вихрем, в дождевых каплях, в струях ливня. Кружилась и танцевала, смеясь от счастья.
Именно такой её увидел молодой король Эстарм. Тогда, много-много лет назад. Радостную, хохочущую, мокрую с головы до ног.
Воспоминания прервал глухой стук копыт. Кого это принесло в такое время?
Альциона подошла к калитке, растворила её, вглядываясь в утренний туман. Она не боялась ни разбойников, ни убийц. Что можно было ещё отнять у неё ещё, чего она уже не отдала Эстарму?
Из темноты выехал рыжий конь, сверкая белыми носочками на ногах и звёздочкой во лбу, выскочил, роняя клочковатую пену. И тут же упали первые дождевые капли.
Конь захрапел и остановился, присев на задние ноги. Ни седла, ни уздечки.
– Ну-ну, дурашка. Сбежал что ли?
Альциона подошла к животинке и заметила ноги, вздымающиеся и опадающие вместе с конскими боками. Протянула руку, коснулась лошадиной морды. Ласково погладила. А затем обошла сбоку и увидела…
– Леолия? – изумилась мать Альциона. – Дитя моё, что ты здесь делаешь?
Девушка застонала, с трудом подтянула одну ногу к другой и мешком свалилась с лошади. Альциона едва успела подхватить её.
– Матушка, – прошептала беглянка. – Я прошу у богини защиты и покровительства. Пожалуйста, постригите меня… Прямо сейчас… Я каюсь, что тогда бросила ножницы… Алчу милости госпожи своей… Ни золота… ни любви мужской… ни власти… не нужно мне…
