— Возможно. В рассказе парень мстит за изнасилование сестры. В данном случае он бы мстил за убийство отца.
Уннюр задумалась.
— Думаю, это правдоподобно. Мне трудно представить, что Бенедикт кого-то убил. Но теперь это уже давняя история, так ведь?
— Может быть, не такая уж давняя. Вспомните, Бенедикта ведь тоже убили. В восемьдесят пятом году.
— Но его убил грабитель, — заметила Уннюр.
Какое-то время все трое сидели молча, обдумывая эту историю.
Уннюр содрогнулась.
— Это жутко. Три смерти. За пятьдесят лет. С тридцатых по восьмидесятые годы.
— Ваша тетя еще жива? — спросила Ингилейф.
— Да. Но вряд ли она вам что-то скажет.
— Поведение стариков предсказать трудно, — вздохнула Ингилейф. — Иногда они рады поговорить именно о тех, кого уже нет на свете.
— Это важно, — с задумчивым видом проговорил Магнус.
— Да, наверное, — согласилась Уннюр. — Что же, пойдем, повидаем ее. Она живет рядом.
Выйдя из ресторана, они пошли по улочке, поднимавшейся вверх, к рыбозаводу. Подошли к крохотному, напоминавшему картинку из детской книжки ярко-зеленому домику с окрашенной в красный цвет гофрированной железной крышей. Окна украшали безделушки в виде эльфов. Уннюр позвонила. Над дверью висела белая табличка, там была старательно выведена черной краской дата постройки — «1903», цифры обрамлял цветочный орнамент.
Хильдюр, тетя Уннюр, была маленькой, сгорбленной, с ясными голубыми глазами, выражавшими несомненно острый ум. При виде племянницы лицо ее засветилось. Она повела гостей в жарко натопленную, до предела заставленную мебелью гостиную с пейзажами на стенах и исландскими флажками, торчащими среди фигурок всевозможных эльфов, котиков, троллей и чучел птиц, не оставлявших какого-либо свободного места. Она первым делом отправила племянницу на кухню принести кофе.
Сама же Хильдюр занялась вязанием.
— Для правнука, — пояснила она. — На будущей неделе ему исполнится два года, это ко дню рождения, так что, пожалуйста, не обращайте внимания на эти манипуляции.
При этом она гордо продемонстрировала почти законченный свитер из овечьей шерсти с замысловатыми сине-белыми узорами, пересекающимися на груди и плечах концентрическими кругами.
— Красивый, — не смогла скрыть своего восторга Ингилейф.
Старушка была явно довольна этим замечанием.
Уннюр вернулась с кофейником.
— Тетя, это Магнус Рагнарссон. Внук Халлгримура.
Голубые глаза Хильдюр тут же устремились на Магнуса, радушие в них сменилось подозрительностью.
— В детстве я четыре года прожил у деда с бабушкой, — пояснил Магнус. — Счастливым это время я бы не назвал.
— Надо полагать, — понимающе усмехнулась старушка.
— Насколько я понимаю, вы знали моего деда?
— Ну а как же, — ответила Хильдюр. — Мы жили по соседству, пока мне не исполнилось двадцать. Наша семья жила в Храуне. С тех пор я старалась избегать его.
— Вы его недолюбливаете?
— Да. Недолюбливаю. В детстве они с Бенни были большими друзьями, но мне казалось, он в некотором смысле подавлял моего брата. Став постарше, они не общались.
— Я тоже его недолюбливаю, — решил прояснить свою позицию Магнус. Старушка была потрясена. Преданность дедушке с бабушкой в исландском обществе непреложна.
— Помните моего прадеда? — спросил Магнус. — Гуннара.
— Да, — ответила Хильдюр.
— Каким он был?
Хильдюр ответила не сразу.
— Он был плохим человеком, — сказала она наконец.
— Очень плохим, — добавил Магнус. — Он убил вашего отца, так ведь?
В комнате наступила тишина, слышалось только тиканье настенных часов, внезапно показавшееся очень громким.
— По-моему, да, — нарушила в конце концов молчание Хильдюр. — В детстве я об этом не догадывалась. Он приходил к нам на ферму после исчезновения отца. Помогал матери в работе, был хорошим соседом. Но все это время помнил, что он убил ее мужа.
Старушка содрогнулась.
— Как вы узнали? Вам сказал Бенедикт?
Магнус старался не выдавать голосом волнения. Не хотел пугать ее.
Хильдюр оглядела присутствующих. В этот миг Магнусу показалось, что Ингилейф, вероятно, права, то есть Хильдюр может отказаться от дальнейшего ревностного хранения этой тайны. Но потом, поразмыслив, старушка покачала головой.
— Не могу сказать. Некоторые тайны уносят с собой в могилу.
— Читали рассказ вашего брата «На узкой дорожке»? — спросил Магнус.
Старушка понимающе улыбнулась.
— Да. Читала.
— Думаете, Бенедикт мог столкнуть Гуннара в море на Голове Буланда? В отместку за то, что Гуннар убил вашего отца?
— В тот день, когда Гуннар сорвался в море, Бенедикт возвращался из Олафсвика. Он утверждал, что не видел Гуннара. Ему все поверили. Бенедикт был честным мальчиком. — Ее глаза сверкнули. — Собственно говоря, и честным взрослым. В конце концов, он должен был как-то сказать правду.
— Понимаю, — с улыбкой проговорил Магнус. — И спасибо.
Он встал, собираясь уходить.
— Конечно, это произошло давно, но я очень сожалею о вашем отце.
В глазу старушки неожиданно появилась слезинка.
— Я тоже.
Ингилейф настояла на своем. Несмотря на нежелание Магнуса, они остановились на обратном пути у Берсеркьяхрауна. «Рейнджровер» оставили на ферме Храун, на восточной стороне лавового поля, напротив Бьярнархёфна.
Ферма Храун с ее несколькими надворными постройками и двумя небольшими домами, примыкающими к главному зданию, была такой же, какой ее помнил Магнус. Круглые тюки прессованного сена, укрытые белым пластиком, окаймляли луг, где паслись тучные овцы. Магнус и Ингилейф пошли по лавовому полю и через несколько метров обнаружили Берсеркьягату. Это была высеченная в застывшей лаве тропа шириной немногим более фута.
— Я думала, она будет пошире, — заметила Ингилейф.
— Если вспомнить, что ее высекали в твердой породе два человека, она достаточно широкая, — возразил Магнус. — И по ней гораздо легче идти в Бьярнархёфн.
— Покажи мне ту каменную пирамиду.
Тропа вилась среди причудливых наслоений застывшей лавы, спускалась в лощины и поднималась снова. В исландской осени есть своя спокойная красота. Может, не столь броская, как в Массачусетсе в пору «индейского лета», но благодаря оранжево-золотистому вереску и темно-красным листьям черники не менее завораживающая.
Они увидели проблески Храунсвик, Лавовой бухты, между двумя фермами, где поток лавы когда-то стекал в море. На волнах покачивались два селезня гаги в черно-белом оперении. Магнус подумал, собирают ли все еще обитатели Бьярнархёфна серовато-коричневый гагачий пух после того, как птенцы покинут гнезда? За бухтой тянулись шхеры, хорошо знакомые Магнусу по рыбалкам на ялике.
— Очень трудно все это осознать, — тяжело вздохнул Магнус. — Йоханнес. Гуннар.
— Похоже, ты возрождаешь традиции семейной вражды, — усмехнулась Ингилейф. — Право, это замечательно. Совсем как в старые времена. Арнкель, Торольф, Снорри и — кто там был еще? Бьярн из Брейдавика?
— Да, — ответил Магнус. — Вроде того.
— Что ты думаешь об убийстве Бенедикта? Полагаешь, тут есть связь?
— Возможно, — ответил Магнус. — В Исландии грабители обычно не убивают людей, хотя, конечно, случиться такое может. На будущей неделе я возьму и просмотрю дело о его убийстве.
— Во всяком случае, твой дед тут ни при чем.
— Не знаю, не знаю. Он был бы готов к семейной вражде.
— Хочешь сказать, он мог убить Бенедикта?
— Не исключено, — ответил Магнус. — Когда загляну в дело, станет яснее.
— Ты терпеть его не можешь, да?
Магнус не ответил.
Они подошли к каменной пирамиде в лощине, плоскому холму из камней, за которым могли уместиться двое крепких мужчин.
— Это она? — спросила Ингилейф. — Надо же. И в самом деле считают, что внизу лежат берсерки?
— Лет сто назад могилу раскопали, — ответил Магнус. — Нашли пару скелетов. Не особенно большого роста, но предполагавшие крепкое телосложение.
Ингилейф осмотрела причудливые нагромождения камней.
— Должно быть, это замечательное место для детских игр.
— Да, правда, но Олли боялся бывать здесь. Дед говорил, что эти берсерки все еще бродят тут.
— А ты не боялся?
Магнус глубоко вздохнул.
— Я старался не поддаваться на дедовы запугивания. Не всегда успешно.
Ингилейф бросила на него взгляд. Магнус догадался, что ей хочется спросить еще о чем-то.
Внезапно его охватило желание уйти.
— Пошли отсюда.
— Нет. Я бы еще немного погуляла среди этих окаменевших призраков.
— Пошли.
Магнус резко повернулся и быстро зашагал по тропе к машине. Пока не подошел к ней, ни разу не оглянулся. Ингилейф пыталась догнать его.
