И только после всего этого можно было выделить ресурсы на «стоящий затрат эксперимент» Черчилля – на стратегические бомбардировки.
Вследствие того что вторая и третья из указанных задач не были решены в достаточной мере, … почти все кампании, проводившиеся после окончательного захвата союзниками инициативы на Западе в ноябре 1942 г., были ограничены из-за недостатка высадочных средств или в результате нехватки транспортной авиации. Вот почему вывод может быть только один: как эксперимент стратегические бомбардировки Германии вплоть до весны 1944 г. были расточительным и бесплодным мероприятием. Вместо того чтобы сократить войну, они только затянули ее, ибо потребовали излишнего расхода сырья и рабочей силы.
Прошу заметить, что обзор сделан Джоном Фуллером в 1948 году, то есть сразу после окончания войны, по горячим следам. И выводы звучат неутешительно для сторонников стратегической концепции Джулио Дуэ. Вообще говоря, Фуллер достаточно нелицеприятно отзывается об идеях итальянского генерала, считая их прожектерскими и оторванными от реальности. И у него были на то основания.
Давайте вспомним, какие именно цели в рамках доктрины Дуэ должна была преследовать бомбардировочная авиация, чтобы добиться перелома в войне. Первая цель – подрыв экономической и военной мощи в тылу противника. Вторая – разрушение транспортных коммуникаций, связности между регионами и войсками. Третья – ослабление морального духа вражеского населения, пробуждение бунтарства и провоцирование революции. Ни одна из заявленных целей в войне с Германией не была достигнута. Огромная и мощная машина разрушения в виде стратегической авиации, агрессивно пожиравшая собственные скудные ресурсы, начала достаточно эффективно работать только в последние месяцы боевых действий, когда перелом на фронтах стал очевиден, а потери немецких войск, в том числе в люфтваффе, приблизились к критической отметке.
С другой стороны, на примере действия Королевских ВВС в эти последние месяцы войны мы видим, что пресловутая машина оказалась вещью в себе и далеко не всегда корректно выполняла приказы командования, особенно если они были расплывчато сформулированы. К примеру, тотальное разрушение городов на пути продвигающихся войск вовсе не являлось необходимой мерой. Получается, что Дрезден был уничтожен совершенно зря и средства на его массированную бомбардировку в буквальном смысле выброшены на ветер.
Наверное, что-то такое начал подозревать и неистовый маршал Артур Харрис, когда увидел, как высшие британские политики во главе с Уинстоном Черчиллем пытаются переложить на него ответственность за неоправданно жестокое разрушение Дрездена. В письме, направленном в Министерство авиации 29 марта 1945 года, маршал довольно резко заявил:
Нападения на города, как любые другие военные действия, неприемлемы, если они стратегически не оправданы. Но они стратегически оправданы, поскольку могут ускорить окончание войны и сохранить жизни союзнических солдат. По моему мнению, мы не имеем абсолютно никакого права прекратить такие действия, если даже они не будут иметь этого эффекта… Чувства, возникающие при упоминании Дрездена, может легко объяснить любой психиатр. Они связаны с памятью о немецких вязанках и дрезденских пастушках. Но в действительности Дрезден был складом боеприпасов, правительственным центром и ключевым транспортным пунктом.
Как видите, сэр Артур Харрис не раскаялся. Вместо этого он попытался перевести вопрос об аморальности бомбардировки Дрездена в плоскость обсуждения допустимости возмездия на войне, то есть вернулся к тому, с чего начинались первые воздушные операции в Европе. Боевая эффективность противопоставлялась узкой нравственной доминанте национального самосознания, которая более подобает фашиствующим демагогам, нежели тем, кто воспитан в духе истинного уважения к человеческой жизни.
И все же разгадка бомбардировки Дрездена есть. Достаточно вспомнить о том, какие именно инструкции давались экипажам «Ланкастеров» перед вылетом. Среди прочих целей налета на столицу Саксонии была и такая: «Заодно показать русским, когда они прибудут в город, на что способны Королевские ВВС».
Разумеется, речь шла о поддержке чисто дипломатической игры. Столь явная демонстрация мощи теоретически была способна изменить характер переговоров о послевоенном устройстве Европы, сделав Сталина немного уступчивее. И хотя Ялтинская конференция, когда любой дополнительный козырь в политическом рукаве мог повлиять на очертания границ и судьбы миллионов, давно миновала, следовало позаботиться о будущем противостоянии, которое неизбежно назревало в стане бывших союзников антигитлеровской коалиции. В таком контексте бомбардировка Дрездена выглядит не демонстрацией, а репетицией – вариантом Третьей мировой войны.
Операция «Немыслимое»
Как хорошо известно, британский премьер-министр Уинстон Черчилль никогда не отличался любовью к России и коммунистам. В конце Второй мировой войны он осознал, что Великобритания, да и весь западный мир, вступает в очевидную конфронтацию с Советским Союзом. Впоследствии в мемуарах Черчилль следующим образом сформулировал свой взгляд на сложившуюся весной 1945 года ситуацию:
Уничтожение военной мощи Германии повлекло за собой коренное изменение отношений между коммунистической Россией и западными демократиями. Они потеряли общего врага, война против которого была почти единственным звеном, связывавшим их союз. Отныне русский империализм и коммунистическая доктрина не видели и не ставили предела своему продвижению и стремлению к окончательному господству.
Из этого, по оценке Черчилля, проистекали вполне определенные практические выводы: Советская Россия начинает представлять смертельную угрозу для свободного мира; необходимо немедленно создать новый фронт против ее стремительного продвижения; такой фронт в Европе должен уходить как можно дальше на восток; стратегической целью англо-американских армий становится освобождение Берлина, Праги и Вены.
Кроме того, премьер-министра сильно беспокоил польский вопрос. Он бросил все дипломатические силы на то, чтобы добиться от Сталина уступок по поводу формирования будущего правительства в Варшаве. Но из Польши приходили неутешительные вести: позиции местных коммунистов, поддерживаемых советской оккупационной администрацией, быстро укреплялись. И Уинстон Черчилль пошел на отчаянный шаг. Он поручил Объединенному штабу планирования представить свои соображения относительно возможной военной кампании против СССР.
План операции «Немыслимое» был подготовлен 22 мая 1945 года. К тому времени Третий рейх окончательно капитулировал. Действия войск союзников антигитлеровской коалиции на оккупированных территориях координировались в соответствии с договоренностями, достигнутыми на Ялтинской конференции. Япония – единственный немецкий союзник, против которого предстояло выступить и Советскому Союзу, – уже была не в состоянии оказывать влияние на ход событий в послевоенной Европе. Усилиями США японские войска были выбиты практически со всех островных баз, флот Страны восходящего солнца разгромлен. В то же время сухопутные войска Японии еще представляли собой мощную силу, борьба с которой в Китае и на островах могла, по прикидкам американского командования, затянуться до 1947 года и унести жизни двух миллионов солдат и офицеров. СССР во исполнение союзнических обязательств развернул с начала 1945 года материальную подготовку к боевым действиям против японских армий. В апреле с советско-германского фронта на Дальний Восток потянулись первые эшелоны с фронтовиками.
Согласно плану операции «Немыслимое», объявить о начале военных действий должны были 1 июля 1945 года. Предполагалось, что войну поддержат США, Польша и Германия – на ресурсы других стран штаб не рассчитывал.
Разработчики плана указывали, что главная цель войны с СССР – «навязывание советскому руководству воли США и Британской империи» – может быть достигнута только при условии оккупации значительной части территории Советского Союза или в результате сокрушительного разгрома Советской армии. Однако без тотальной (то есть мировой) войны такая возможность выглядела сомнительной. Поэтому штаб остановил выбор на промежуточном варианте – наступлении до линии Данциг – Бреслау с быстрым, до зимних холодов, разгромом советских войск. После этого, по мнению разработчиков, советское командование запросило бы мира на условиях англичан.
Ударная группировка, которая 1 июля должна была начать наступление на северо-восток Европы, состояла из 20 бронетанковых дивизий, 50 пехотных дивизий, 5 воздушно-десантных дивизий и некоторого количества бронетанковых и пехотных бригад, эквивалентных по численности 8 дивизиям. Также рассматривалась возможность формирования 10–12 немецких дивизий для участия в операции. Предполагалось, что против СССР выступят большинство населения Польши и даже армия просоветского польского правительства. Русские могли выставить 30 бронетанковых дивизий, 140 пехотных дивизий и 24 танковые бригады. Причем самолетам ВВС западных союзников в количестве 8798 противостояли 14 600 советских самолетов.
