— Как на что — а на работу добираться? Мы что туда едем, что обратно, а ни одного автобуса я так и не заметил!
— Так на машине будете ездить!
— За мной что, станут машину посылать?
— Зачем посылать? Купите себе свою машину…
— А вы бы оставили возле этих домов свой «уазик» на ночь? Думаю, вряд ли. К утру бы вообще ничего не осталось от автомобиля…
— Выходит, не понравилась вам квартира?
— А ты бы сам стал бы там жить? — теряя терпение, перехожу я «на ты».
— Не знаю, — честно признается завхоз, выезжая на финишную прямую. — Если бы один жил да был помоложе, может быть, и согласился бы. Дмитрий Андреевич, вы просто внутри не были, поэтому у вас и сложилось такое нехорошее впечатление…
— Рудольф, я тебя умоляю! Какой «внутри»? Мне на рожу этого соседа один раз достаточно взглянуть, и все ясно! Не успел появиться, а уже деньги занимают. На кой черт мне такое соседство? А дом в каком году построен?
— Кажется, в девятьсот шестнадцатом, а что? Там два года назад капитальный ремонт сделали, это точно. Могу ручаться: сам бумаги смотрел!
— Вот, я не ошибся: еще при царе выстроен. И как я, по-твоему, стану там жить? До работы почти семь километров, а транспорт не ходит. Жилье убогое, ветхое, хоть с виду и подлатанное. Соседи — беспробудные пьяницы. Это все, что вы можете предложить врачу-хирургу?
— Не все! — Завхоз резко останавливает автомобиль и с дурацкой улыбкой поворачивается ко мне: — Есть запасной вариант. Михал Михалыч сказал, если вам этот дом не понравится, то в паре километров есть еще одна квартира, получше.
— А почему не с нее начали?
— Ну, велено было с этой начать. Так что, едем смотреть?
— Нет, вы мне сначала скажите: там такая же квартира?
— Примерно такая же, но поближе.
— Даже и смотреть не стану. Отвезите меня в больницу.
— Почему, Дмитрий Андреевич? Она же в два раза ближе!
— Вы сами бы туда переселились?
— У меня семья.
— У меня, знаете, тоже! Как вы себе это представляете: мои жена и дочь после Питера переезжают в халупу с троеборьем? Тем более девочке надо получать образование…
— С каким еще «троеборьем»?
— Вода, дрова, помои!
— А-а-а-а! — отвечает Рудольф. — Так там нет троеборья: канализация и водопровод на месте, да и центральное отопление…
— А они исправно работают? Стекла и крышу поменяли, а трубы и остальное — вряд ли.
— Ладно. Не хотите, не надо! — Завхоз сердито смотрит на меня и трогает машину с места.
Прощаемся мы, однако, почти по-приятельски. Пожимаем друг другу руки, и уже собираясь идти к машине, Рудольф Сигизмундович говорит:
— Вы, Дмитрий Андреевич, на меня зла не держите!
— За что?
— За то, что фуфловые квартиры вам впаривал. Дома и на самом деле — полное дерьмо. Не соглашайтесь на них!
— А чего тогда впаривал?
— Так начальство приказало, — виновато улыбается завхоз и дает по газам.
Утром в понедельник, бодрый и свежий, я ровно в восемь часов прихожу в хирургию. Григорий Петрович сдает дежурство: ничего экстраординарного так и не произошло. Зинаида Карповна не изменила своим привычкам — на работу пришла без пяти девять.
Во время утренней конференции заведующая ведет себя так, будто ничего странного за эти последние дни не приключилось. Я начал было сомневаться в словах доктора Постникова, но в конце планерки в ее в глазах мелькает какой-то дьявольский огонек. Сомнений нет. История с Родионом — ее рук дело.
Но…. Все идет своим чередом, в рабочем режиме: перевязки, операции, больные, их родственники. Васильева больше и бровью не ведет, я тоже сохраняю полное спокойствие.
Часам к десяти меня вызывает к себе главный врач. Начинает издалека:
— Как вам у нас? Нравится? Как работается?
— Да, спасибо, Михал Михалыч. Все прекрасно!
— Как первое дежурство?
— Все в пределах разумного! Да вы уж не тяните, я ведь догадываюсь, зачем меня пригласили. Те варианты жилья, что вы предлагаете, мне не подходят!
— А чего так? — неподдельно изумляется Михал Михалыч.
— А вы, простите, сами-то смотрели, что там за фазенды? Прикидывали, как в них может разместиться врач с семьей?
— Честно сказать, нет! — широко улыбается главный врач. — Мне в мэрии сказали, что жилье соответствует принятым стандартам. Есть вода, свет, канализация — все, что надо для нормальной жизни.
— А что за соседи и где расположены эти жилища, вам не сказали?
— Нет. А что вас так смутило?
— Михал Михалыч, мало того, что эти дома у черта на куличках, в них еще и обитатели, мягко говоря, весьма проблематичные.
— Я так и думал. — Главврач утирает вспотевший лоб носовым платком. — Значит, нужны другие варианты?
— Конечно! Надо, пардон, быть полным идиотом, чтоб согласиться жить в этих квартирах! Даже если я и не перееду к вам, на мне свет клином не сошелся: приедут другие специалисты, и я не думаю, что они придут в восторг от ваших предложений.
— Да-да, Дмитрий Андреевич, я вас прекрасно понимаю, — кивает Михал Михалыч. — Если б это было в моем ведении, то… Но есть и другой вариант.
— Какой?
— Самому снять квартиру, в пределах разумного, конечно, и я буду оплачивать ее съем. Составим договор…
— Михал Михалыч, не надо обо мне беспокоиться. Когда я соберусь к вам переезжать, тогда и станем мудрить. А квартиру в мэрии все же выбейте.
— Хорошо, как скажете. Идите спокойно работать, вернемся к нашему разговору в конце вашей командировки.
Так прошло два дня, а на третий грянул гром и разразился скандал местного масштаба.
— Григорий Петрович, — рано утром в среду в ординаторскую буквально врывается заплаканная старшая медсестра. — Ой, горе-то какое! Вы слыхали?
— У нас отменили льготы? — с улыбочкой спрашивает Григорий.
— Хуже! У нас урезали зарплату!
— Что значит урезали? — меняется в лице молодой хирург. — Говорите ясней!
— На пятьдесят процентов! — выдает Ульяна Дмитриевна и с размаху плюхается на диван.
— Да не тяните вы резину!
— Все очень просто. Зиночка не сдала вовремя истории болезни за прошлый месяц, позапрошлый и черт его знает еще какие месяцы. Раньше Михал Михалыч как-то умудрялся решать этот вопрос, а теперь не вышло. Они говорят: нет историй, нет и денег!
— Вы серьезно? — багровеет молодой хирург.
— Серьезней некуда! Только что встретила Михал Михалыча, он говорит, что хирургия получит за июль половину зарплаты, и это только начало!
— Не имеют права! — Григорий даже хрустит пальцами в кулаках. — Верно, Дмитрий Андреевич?
— Неверно. Та часть зарплаты, которая формируется из фондов страховых компаний, может быть не выплачена. За что формально вам платить?
— Как это за что? Мы больных лечили, оперировали, писали истории, сдавали на проверку заведующей всегда вовремя! Мы свою работу выполнили! За что нас лишать денег?
— Де-факто все верно. А де-юре — истории болезни не сданы страховым компаниям. За что они станут деньги вам платить? Платят за выполненную работу, а вы, получается, ее не выполнили!
— Да как же так! — всплескивает руками Ульяна Дмитриевна. — Что же нам теперь делать?
— А как у вас в Питере в таких ситуациях поступали? — подступает ко мне Григорий Петрович.
— У нас? У нас таких ситуаций никогда не было. И быть не может. Если врач на три дня задержит выписную историю, пиши пропало! Такому врачу сразу укажут на дверь. У нас все сдают документы день в день, в крайнем случае на следующий!
— Должен же быть какой-то выход. — Ульяна Дмитриевна принимается нервно ходить взад-вперед. — Дмитрий Андреевич, что вы можете нам посоветовать?
— Единственное, что можно предпринять в этой ситуации, — сходить к Михал Михалычу и упросить его повременить с репрессиями. Скажите, мол, это в последний раз и больше такое не повторится. А Зинаида Карповна обязана, кровь из носу, сегодня же сдать все задолженности по историям болезней.
— Это невозможно! — скрипнул зубами Григорий.
— Отчего же?
— У нее там под сотню историй, месяц нужно разгребать…
— Сейчас Зиночка придет, и мы все ей выскажем! Сама виновата — пускай сама и разгребает. Коллектив не должен страдать! Верно?
— Конечно! — соглашаюсь я. — Хотите, я с Михал Михалычем переговорю?
— Не надо. Пускай Зина сама идет к нему и договаривается обо всем.
К девяти часам хирургическое отделение гудит, словно растревоженный улей. Неприятная новость задела всех сотрудников, и теперь все только и ждут прихода заведующей. Доктор Васильева появляется на работе без пяти девять. На ее спокойном лице — легкая улыбка. Поздоровавшись со всеми, кто столпился возле ее кабинета, она как ни в чем не бывало уходит за дверь.
— Проходим на планерку! — раздается ровно через пять минут энергичный голос. — Чего там все столпились? Давайте, давайте! Смелее!
