Разъяренный страдалец кидается на своего мучителя, но тот вовремя отскакивает и вонзает в шею бедному животному еще одну занозу.
Обезумев от боли, бык вновь нападает на инквизитора… Новая бандерилья.
Если бы бык был резиновым, то все эти стрелы с цветами, возможно, только украшали бы его, но он живой и терпит невероятные муки. Наконец, он еще раз бросается на матадора, а тот ловким ударом шпаги умерщвляет свою жертву. Раздается гром аплодисментов, на арену летят цветы. Матадор кланяется, а рабочие с упряжкой мулов волокут убитого быка со сцены.
Одинокое облачко среди ясного неба закрывает солнце.
– Плохо! Очень плохо! – говорит Доминго. – Когда солнце не светит, коррида испорчена. Солнце воодушевляет матадора, успокаивает публику.
– Да! – соглашается Росалия. – Без солнца можно играть в футбол, но без солнца не может быть хорошей корриды. Да и люди без солнца становятся мрачными и злыми.
Оркестр продолжает играть, и невольно возникают разные думы.
Так вот она какова, коррида!
Бой быков не развлечение, а страшное зрелище.
Мне пришлось видеть во многих местах, как хорошо и бедно одетые ребятишки целыми часами занимались игрой в тореадоров, дразня красным полотнищем не быка, а такого же мальчонку, как и они, держащего впереди себя на палке голову быка.
– Профессия тореадора в Испании романтична и опасна, – соглашается Энрике. Только немногим счастливчикам удается сделать карьеру, стать знаменитыми. Ежегодно десятки, а может быть, и сотни тореадоров погибают или становятся калеками, и лишь единицы достигают славы, подобно кинозвездам Голливуда или Франции.
Мы с Рудольфо вышли на улицу. Не захотели смотреть это зрелище.
После обеда вышли в город, зашли в кафе, сели в тени в плетеные кресла. Любители опускали монеты в автомат, и слышалась музыка. Шла война, мальчишки продавали газеты, выкрикивали последние новости. Наряду со сводками с фронтов кричали и о гибели матадора.
– Религия и бой быков – это опиум для народа, – заметил Маркес.
– Куда приятнее вместо красного мулета, – сказал бывший матадор, – красным светом фонаря остановить машину мятежников, показать ей, где она должна остановиться, и, положив руку на капот, попросить зажечь свет и предъявить документы, которые нам могут пригодиться.
У Доминго был конный взвод, и Энрике Гомес в свободное время иногда заходил туда, показывая свое мастерство наездника, но перейти в кавалеристы отказывался.
Однажды группа под командованием Энрике Гомеса возвратилась с задания с двумя прекрасными кавалерийскими лошадьми. На одной ехал Гомес, на другой везли раненого минера Хименеса.
– На нашу засаду нарвался конный патруль, – докладывал Гомес Маркесу, – его ликвидировали, а эти кони перешли на нашу сторону: не стали убегать.
Гомес передал лошадей в конный взвод, но сам продолжал вылазки пешим порядком.
Андухарская трагедия
В марте противник вел наступательные бои на Южном фронте, пытаясь овладеть важным узлом дорог – городом Пособланко. Обладая численным превосходством в самолетах, мятежники и интервенты безжалостно бомбили города и села Испании, убивая мирное население.
В теплый, солнечный мартовский день, направляясь сквозь встречный поток беженцев из Хаена на базу, мы выехали на дорогу Линарес – Андухар. И вдруг до нас донеслись глухие взрывы, вскоре в чистом небе мы заметили итальянские самолеты, через 2–3 минуты услышали несколько сильных взрывов, и впереди, над городом, поднялось расплывающееся облако пыли.
Когда мы приехали в Андухар, который не могли миновать в поездке из Хаена в Вилья Нуэва де Кордова, городок был неузнаваем. От множества старинных зданий остались развалины, на улицах лежали груды кирпичей и камней, зияли воронки.
Отчаянно кричали матери, разыскивая детей, а дети плакали, потеряв своих родителей.
Рядом с убитым крестьянином лежал тяжелораненый ослик. Он пытался встать, но не мог и опять падал в лужу крови.
У двухэтажного полуразрушенного дома люди ломами, лопатами и самодельными вагами расчищали обломки, освобождая проход. Из-под развалин был слышен плач ребенка и, временами, душераздирающие крики и стоны женщин.
– Хватит! – кричит секретарь Андухарского комитета коммунистической партии Хименес. Он с лопатой лезет в образовавшееся отверстие. Все напряженно ждут. Стоны и причитания под развалинами прекращаются.
В щель между камнями Хименес подает все еще всхлипывающего мальчика трех-четырех лет.
Вслед за ребенком из полуразрушенного дома появилась и причитающая старая женщина.
Последним вылез весь в пыли Хименес.
– Помогите вынести мать ребенка, – сказал он надорванным голосом. – Она мертва.
Я работала на импровизированном пункте первой медицинской помощи с очень ограниченным по количеству медперсоналом. Доставляли тяжелораненых, нуждающихся часто в очень сложных операциях, привозили и таких, которым достаточно было сделать только перевязку.
Врачи, их помощники и медицинские сестры работают без устали, самоотверженно и напряженно, но их не хватает, и раненые подолгу ждут своей очереди.
Вот мальчик лет 10—12-ти. У него перебиты обе ноги ниже колен. Лицо смертельно бледно, лоб в испарине. Ребенок потерял много крови и нуждается в немедленном ее переливании. Он не жалуется на боль, а только кричит, призывает мать, не зная о том, что ее убили фашистские варвары.
Трудно описать все ужасы обстановки наспех организованного полевого госпиталя, заполненного ранеными во время налета вражеской авиации.
Многие остаются калеками – без рук, без ног, многих выносят покрытыми белыми простынями.
Слышны стоны, проклятия.
Часа через два была оказана первая помощь всем нуждающимся в ней.
Долго не могла успокоиться после увиденного и пережитого. Тяжело было вспоминать о несчастных, искалеченных людях, но еще тяжелее – об изувеченных на всю жизнь и осиротевших детях!..
Два часа наши машины возили раненых и убитых. Водитель машины Рудольфо – Висенте сделал пять рейсов. Пепе за это время перевез в госпиталь восемь тяжелораненых детей и женщин. Два малыша скончались.
– Я еще покажу фашистским собакам! – почти кричит Пепе, обтирая машину после перевозки раненых, кричит, чтобы не заплакать, и посылает много ругательств и проклятий фашистским стервятникам, самому Франко.
Смотрю на маленького Пепе и думаю о подвиге испанского народа, волю к победе которого не сломили ни вражеская блокада под флагом невмешательства, ни варварские бомбардировки итало-немецкой авиации, ни растленная пропаганда анархистов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
