— Не надо сейчас думать об Орлике, — сказал он.
Обмотав конец перемета вокруг пучка камышинок, они оттолкнулись и выгребли на середину озера. Стали ждать.
— Ну как, поймаем с тобой угря? — спросил старый Комарек.
Мальчик не отвечал.
— Не будь этих туч, мы бы с тобой Юпитер увидели.
Генрих, сидя в лодке, думал о том времени, когда в деревне стояли солдаты, — о Мишке, о Николае, и как все они вместе жили в большой желтой комнате. А вдруг они вернутся? Мало ли чего бывает — возьмут и завтра вернутся.
— А мне сдается, что мы с тобою сегодня поймаем угря. Правда, озера этого я еще не знаю, но думаю, что сегодня поймаем.
«Если они вернутся, я сразу Орлика себе обратно заберу, — думает Генрих. — Потом возьму у Леонида большое охотничье ружье, сяду верхом и поскачу по деревне».
— Ты скажи, что мы с тобой будем делать, если нам здоровый кабан попадется? Сачка-то у нас нет.
«Вечером я ходил бы с Мишкой по дворам, — думает Генрих. — Первым делом мы бы к Раутенбергу в коровник заглянули. Постояли бы, покурили и забрали бы у него самую лучшую корову». И Хопфу Генрих отомстил бы. «В бункер его, и весь разговор, на трое суток, не меньше. А то и на десять. Пусть целый год там сидит!..»
— Ты устал, Генрих?
— Ничего я не устал.
— Что ж ты тогда молчишь? Устал ведь.
— Ни чуточки я не устал, дедушка Комарек!
Ночь выдалась темная. Генрих с трудом различал дедушку Комарека, сидевшего впереди. Порой в воде плескалась рыба. Позднее они, снова выбирая перемет, подгребли к камышам. А когда вернулись, на дне лодки извивались два тоненьких угря. Это их немного ободрило.
— Меня спросить — у нас с вами самое большое рыболовецкое дело!
— Ну-ну! Сразу и самое большое? Да, хорошо бы нам с тобой поставить рыболовецкое дело.
— Настоящее рыболовецкое, да?
— В озере рыба есть. Это мы с тобой своими глазами видели.
И впрямь это они видели.
— Только с умом надо подойти и не всё сразу. Одно за другим. Сейчас вот нам с тобой сачок нужен.
— Правда, дедушка Комарек, сачок нам нужен.
— И перемет на сто крючков.
— На триста крючков, дедушка Комарек.
Комарек опустил весла и, подумав, сказал:
— А то и на пятьсот.
И всего-то на дне лодки плескались два тоненьких угря, а как весь мир изменился! Размечтались оба, что и говорить.
Оказывается, все очень просто: они ловят угрей и выменивают их на крючки и сетевую пить. А поймают больше — выменивают на верши. Уловы у них всё растут и растут.
— Будет у нас рыболовецкое дело, дедушка Комарек, большое-пребольшое…
Когда они снова выгребли на середину озера и лодка, казалось, совсем не двигалась, они уже только изредка перебрасывались словами: каждый был погружен в свои мысли.
— Вот, скажем, у нас много сетей, дедушка Комарек, и мы купили Пельцкуленское озеро. А Шабернакское мы тоже купим?
— Что ж, если в нем рыба есть, почему нет?
— Там этих желтеньких цветов очень много, дедушка Комарек.
— Мы уж поглядим, как нам с тобой следует быть.
Мечты — ведь они быстрые, как ребячьи ноги! Этот старый Комарек уже видит, как он сидит на целой горе сетевой нити и плетет большой невод. Может, они пять озер арендуют? Дело ведь того стоит — пять озер!
А уж мечты Генриха не знают никаких пределов! Они с дедушкой купят и луга-то вокруг озер, и на лугах будут пастись их лошади. А может, им и самый замок купить? И земли и леса вокруг? Вечерами они будут сидеть вместе с жителями деревни на большой парадной лестнице и петь песни. И рыбу есть. И звезды показывать. И матушка Грипш тоже будет сидеть на лестнице, покачиваться из стороны в сторону и говорить: «Только диву даюсь, сыночек, ты у нас опять всем заправляешь!»
И обязательно все должно быть устроено по справедливости. «Хватит, Готлиб, ты уже поработал сегодня. Давай закурим!»
И все они очень скромные. И никакой другой рыбы они не едят — только красноперок. И все жители деревни — тоже. Хотя в садке у дедушки Комарека и Генриха не меньше центнера угря. А все так и говорят, что они с Комареком очень скромные люди.
— С час мы с тобой уже дрейфуем, а? — сказал Комарек.
Взяв рулевое весло, он развернул лодку, а Генрих, вставив весла в уключины, уже греб к камышам…
Выбирая перемет, Комарек почувствовал, что он мотается из стороны в сторону. Он сказал об этом Генриху, продолжая осторожно поднимать снасть, как бы прислушиваясь к рыбе.
— Левым загребай, левым!
Мальчонка старался изо всех сил.
— Здоровый кабанчик попался, да, дедушка Комарек?
— Левым загребай, Генрих, левым!
Должно быть, им и впрямь попалась большая рыба. В темноте было видно, как Комарек перегнулся через борт. Генрих, правда, различал только сгорбленную спину, но ему нетрудно было представить себе, как руки дедушки Комарека выбирают шнур и осторожно, не натягивая, держат чуть повыше воды — лишь бы не дернуть, не потревожить!
— Генрих, Генрих, нет у нас с тобой сачка!
Снова они развернули лодку, и теперь Генрих греб, сидя спиной к перемету.
— Дергает он, дедушка Комарек?
— Правым загребай, правым!
Внезапно Комарек почувствовал — нет угря! Он выпрямился, шнур вяло повис у него в руке. «Ушел!» — подумал он. Сажени две он еще выбирал — снасть не натягивалась.
— Дергает, дедушка Комарек?
Старик вытянул руку, держа шнур над водой. Неожиданно он вновь почувствовал тяжесть.
— Суши весла, Генрих!
Мальчик сидел и слушал, как дедушка Комарек разговаривал с рыбой. Должно быть, угорь ушел под дно лодки. Теперь вертелся на крючке, а потом вдруг снова как бы упал на дно.
— Плыви, плыви на дно! — говорил ему Комарек. — Не возьмем мы его, Генрих, не возьмем!..
Но вот шнур поддался — значит, угорь пошел наверх! Комарек необычайно быстрым движением выбрал не менее четырех саженей перемета и, резко выпрямившись, выдернул угря через борт в лодку.
— Греби, Генрих, греби, а то запутаем снасть!
— Кабанище здоровый! Да, дедушка Комарек?
— Заглотал крючок. Придется резать леску. Надо ж, крючок заглотал!
— Здоровый кабанище, да, дедушка Комарек?
Необыкновенное это было зрелище, как дедушка Комарек ловил угря!
Стало очень тихо. Должно быть, Комарек отрезал леску. Он сел на банку и выбросил шнур за борт.
— Не меньше четырех фунтов, Генрих. Но крючок заглотал.
В самом конце перемета, на конце шашки, оказался еще один угорь.
Они рыбачили всю ночь, время от времени выгребая на середину озера и выжидая срок.
— Нет, я ничуточки не устал, дедушка Комарек.
Сказать по правде, Генрих очень устал. Немного погодя он поднялся, перешел на нос и там прилег.
— Тебе не холодно, Генрих?
— Мне ничуточки не холодно, дедушка Комарек.
Однако ближе к рассвету сделалось прохладно, и мальчик даже во сне дрожал.
И снилось ему, что он у фрау Кирш. Но во сне у фрау Кирш уже родился маленький ребенок, ему уже три годика, и он все время просит, чтобы Генрих с ним играл. Вот они и играют перед домом. Потом Генриху велели наколоть дров. Он колол и колол, а ребеночек подавал ему кругляки. Фрау Кирш стояла в дверях, а он все колол и колол, но хорошо чувствовал, что она стоит в дверях и смотрит на него. «Работяги, — позвала она, — пора кушать!» Они взбежали по лестнице на крылечко, и фрау Кирш погладила их обоих по голове.
Генрих проснулся. Он озяб. Небо вызвездило. Комарек все еще тихо разговаривал с рыбой. Слышно было, как булькала вода под рулевым веслом.
Генриху хотелось снова уснуть и увидеть опять тот же сон, но это не удавалось. Теперь ему снилось, что он хочет оседлать Орлика, а Орлик не дается. Вот он и бегает за Орликом с тяжелым седлом в руках, а Орлик бежит все быстрей и быстрей. Он уже очень далеко, кажется совсем маленьким, но Генрих все бежит и бежит…
— Генрих, четырнадцать угрей! — слышит он вдруг голос дедушки Комарека.
Старик перешел на среднюю банку, а Генрих, пошатываясь со сна, перебрался на корму.
Было уже светло, поднялся туман, когда дедушка Комарек стал грести к дому. Генрих опустил руку в воду — она показалась ему очень теплой. Он сидел и смотрел на угрей, вяло ворочавшихся на дне лодки. Берега совсем не было видно. В густом белом тумане плыло огромное красное солнце…
13
— Ты был в Берлине, Отвин?
— Никогда не был.
— И я никогда не был. Везде я уже был, а в Берлине не был.
— Когда сестра моей бабушки еще была жива, мы собирались поехать.
— В Берлин?
— Да, в Берлин. Нам хотелось посмотреть львов. Но мы очень боялись бомбежек и потому решили подождать, когда война кончится.
— А тебе нравятся львы?
— Мне хотелось бы посмотреть.
— Я тоже не видел ни одного льва, Отвин. Но они мне очень нравятся.
