- Природа наша такова, - сказал я и поспешил успокоить, - но ты не волнуйся, это контролируемо.
- А может, - лукаво улыбнулась она, - я бы и хотела немного поволноваться.
И тут сквозь музыку мы расслышали негромкий хлопок, донесшийся из прихожей.
Мы замерли, глядя друг другу в глаза, словно застигнутые на горячем любовники. Затем я опасливо двинулся на звук. Яська на цыпочках пристроилась за моим плечом.
Я осторожно потянул дверь на себя.
Первой мыслью было: «Нет. Этого просто не может быть. Мне привиделось», причем я был в этом абсолютно твердо уверен. Не может, ну никак не может мама оказаться здесь и именно сейчас. Не может стоять в двух шагах от нас, переводя растерянный взгляд то на меня, то на открывшуюся ей в глубине моей комнаты картину.
Я молча заглянул в свою берлогу, и мне тотчас захотелось зажмуриться, но зрелище уже успело впечататься в память со всей своей безжалостностью: белый передник был брошен поперек стола, а поверх него разметалось темно-коричневое платье. Один его рукав кружевной манжетой обессиленно тянулся к полу; торопливо вывернутая майка одной лямкой зацепилась за спинку стула.
От красноречивости увиденного я впал в ступор.
- А меня, вот, с работы пораньше отпустили... - как-то виновато сообщила мама.
- ... эмпасиблэ манэжэ, - прочувствованно закончил песню Адамо, и на нас упала звенящая тишина.
- Мама, - решительно выпалил я, - это не то, о чем ты подумала...
И тут я явственно ощутил, что густой туман абсурда, окутывавший меня последнюю неделю, достиг, наконец, своей максимально возможной концентрации.
«Лучше бы это, действительно, ребята Андропова пришли», - промелькнуло в голове тоскливо.
Мама посмотрела на меня с отчетливым удивлением и, даже, озабоченностью:
- Вообще-то, - осторожно, словно ступая по хрупкому льду, сказала она, - я пока успела подумать только о том, что девочка неаккуратно разбросала одежду, и ткань может помяться.
Из-за моего плеча раздался придушенное сипение. Я крутанул головой и, наконец, увидел, как на самом деле выглядит лицо цвета мака.
Обессиленно прислонился к косяку и с беспомощностью понял, что с мыслью о пике сумрачного абсурда я поторопился - тут нет переломной точки, это - экспонента, и меня несет по ней все выше и выше.
- А мы тут... - неловко развел руками и запнулся.
«... плюшками балуемся», - игриво хохотнул, заканчивая фразу, внутренний голос, и я болезненно поморщился.
Мама, прищурившись, молча разглядывала то меня, то Ясю, и лицо ее едва заметно подрагивало.
Я пригляделся к блеску глаз.
«Да она же веселится!» - осенило меня.
Я с укоризной покачал головой, а потом с облегчением провел подрагивающей ладонью по взопревшей шее.
Поняв, что разоблачена, мама всплеснула руками и восторженно закатила глаза к потолку:
- Боже! Дети, видели бы вы себя со стороны! Ясенька, девочка, - она проскользнула мимо меня, приобняла девушку и быстро затараторила, - лапочка, извини, пожалуйста, ну, извини, извини, не сдержалась. Это было бесподобно! Все прямо как в итальянской комедии, один в один, а слова сами прыгали мне на язык...
Яся порывисто выдохнула и обмякла.
- Ох! - она посмотрела на меня поверх маминого плеча. Взгляд ее был расфокусирован, а голос плыл. - А я уже успела ощутить себя падающей в пучину порока...
Спина у мамы мелко затряслась.
- Вы меня в могилу вгоните, - ее голос звенел.
- Ну, что, - я мрачно взглянул на Ясю, - хотела немного поволноваться? Желание исполнено.
Она отстранилась от мамы и поплотнее запахнула халат.
- Я пойду, переоденусь? - спросила неуверенно.
- Да ходи так! - жизнерадостно воскликнула мама, - что уж теперь-то...
- «Зачет» нам за клоунаду, - прояснил я Ясе ее позицию.
- Ну, хватит, - развернулась ко мне мама, - ты девочку обедом накормил?
- Смотри, смотри, - шепнул я громко Ясе, - сейчас еще и виноватым останусь.
- Не кормил? - мама неверующе уставилась на меня.
Я промолчал, закатив глаза к потолку.
- Чай пили, - робко попыталась выгородить меня Яся, - с ленинградским пряником.
Мама грозно сдвинула брови.
- Так, - прихватила девушку за талию и поволокла на кухню, - пошли, поболтаем, а то так есть хочется...
- А, правда, Дюша вам блузку сшил? - раздалось удаляющееся.
Я почесал затылок, потом махнул рукой. Фиг их разберет, что у них в головах.
Вернулся к стопке дисков и вытащил наугад. Опустил звукосниматель и улыбнулся, узнавая. Выпало удачно, и я тихонько запел, вторя:
- Антон, Андрэ, Симон, Марья, Тереза, Франсуаз, Изабель и я...
Воскресенье, 04 декабря 1977, день
Ленинград, Лермонтовский пр.
Нет, не лезет...
Я озадаченно покрутил в руках пузатый пластиковый мешок. Не лезет во внутренний карман куртки, ни в один, ни в другой.
Значит, мы пойдем другой дорогой. Я уложил два раздувшихся пакета на дно спортивной сумки и прикрыл это безобразие газетой, а сверху положил магнитофон. Не будет же Ясина мама проводить обыск на входе, в самом деле! И не звенит ничего, удобно...
Я даже не стал придумывать отмазку, что у меня там делают две заполненные системы для переливания крови, и почему эта мутная жидкость такого странного желтовато-белесоватого цвета. В крайнем случае, скажу правду - сливочное лимончелло для девочек, не покусают же меня за это!
Поэтому, вжимая кнопку пять положенных раз, я был спокоен.
Прошла примерно минута, прежде чем дверь широко распахнулась, выпуская наружу застоявшиеся запахи коммуналки. Я перешагнул порог и протянул три белые розы:
- Моей лучшей подружке с днем рождения!
Яся мило зарделась, принимая букет.
Достал из сумки чуть потертый, нарытый на букинистической толкучке в Дачном томик Сабатини песочного цвета:
- Надеюсь, тебе понравится.
- Ты же уже сделал подарок? - удивилась она.
- Ну, - подмигнул я, - то для тела, это - для души. А что платье не надела?
- Позже, - она заговорщицки наклонилась к моему уху, хотя в коридоре было пусто, - когда за стол садиться будем. И, что б ты знал, хорошее платье для души девушки значит ничуть не меньше, чем хорошая книга.
- Ты же шахматистка! А я - математик! Мы должны быть сухарями! - запридуривался я.
Яся сделала шаг вперед и быстро ткнулась губами мне в щеку, а потом шепнула:
- Спасибо, - и стремительно развернулась, скрывая вспыхнувший румянец. - Пошли, все уже здесь, ты - последний.
Длинная темная кишка коридора словно задалась целью показать мне всю неприглядность квартирного нутра. Сначала она провела нас мимо кухни с тремя плитами. Пахнуло кислыми щами, жареным луком, пирогами и вывариваемым в большом баке бельем. Затем, не успели мы сделать и трех шагов, как перед нами внезапно распахнулась дверь, ранее в полутьме невидимая, и под грозный рев и хлюпанье воды из общественного помещения с достоинством вышел бритый налысо казах в драном-передранном махровом халате. Проходя мимо приоткрытой двери, я успел рассмотреть здоровенный бачок под потолком и лохматые от пыли трубы. На стене на гвоздях-сотках висели, словно спортивные награды на выставке, сидения от унитазов, вероятно - по сидушке на семью.
- Осторожно, - тронула меня за руку Яся, - здесь ступеньки.
И правда, квартира опустилась на метр вниз, видимо, переходя в соседнее здание. Потом коридор вильнул влево, и в мертвящем свете сороковаттки выступила тумбочка с массивным черным телефоном на ней. Обои вокруг были плотно покрыты рисунками и записями. Мне даже захотелось на миг остановиться и изучить эту удручающую хронику коммунального подсознания, но Яська уверенно шла вперед, маневрируя между выставленными из комнат, словно в наказание за неведомые провинности, драными сундуками, шкафами с перекошенными дверцами и буфетами с отсутствующими стеклами. Я поторопился за ней, боясь затеряться в этом лабиринте.
Казалось, коридор своими извивами обогнул по кругу полквартала, прежде чем мы достигли цели.
- Пришли, - с видимым облегчением констатировала Яська и толкнула дверь.
Комната была большой и чистой, наполнена свежим воздухом и светом и могла бы считаться просторной, если бы не делящая ее пополам перегородка из серванта и двух развернутых в разные стороны шкафов. А так получились большая прихожая на входе и два ведущих к окнам узких отнорка. У входа, вокруг раздвинутого стола и толклись сейчас приглашенные одноклассники.
- Здравствуйте, - я наклоном головы поприветствовал двух мам, наводящих последние штрихи на сервировку, и протянул одной из них оставшийся букет, - тетя Дина, с замечательной дочкой вас: умницей и красавицей.
- Ой, спасибо, Андрюша, - счастливо зарумянилась Ясина мама, - а как ты вытянулся с сентября! Доча, давай вазы быстрей.
- Да, - Томина мама прошлась по мне придирчивым взглядом, - еще пару сантиметров с октября прибавил. Где останавливаться планируешь?
