«Что нужно комиссару, — думал Ванамака, — откуда он меня знает?»
Когда вошел Тзукино, лицо шефа уголовной полиции окаменело.
— Вы меня знаете? — поинтересовался он, предложив комиссару присесть.
— Да, я встречался с вами в Иокогаме во время расследования дела городского управления.
— Что же сейчас вас привело ко мне? — спросил Ванамака, успокоенный ответом комиссара. Хорошо, что этот толстяк не знает о его прежних занятиях!
— Я приехал по делу об убийстве американского офицера Гарвера. Вы прислали для расследования инспектора Таке Хирозе.
Ванамака молчал.
— Я не вполне согласен с методами его работы. Странно, — продолжал Тзукино, — в таком серьезном случае ему дано право самостоятельно и единолично решать все вопросы.
Ванамака поднял голову.
— Американское военное командование просило нас поднимать как можно меньше шума вокруг этого убийства.
— Согласен с их доводами. Но ваш инспектор держится другого мнения. Я предложил ему изолировать известный контингент людей, враждебно настроенных к американцам и правительству. Он отклонил мое предложение, хотя наверняка среди них прячется убийца.
— Почему же вы сами не арестуете этих людей? У вас есть все права.
Тзукино развел руками.
— Нет оснований. Вчера они даже расклеили листовки с протестом и в рыбацком селении и в окрестных деревнях. Но этого мало — единственным поводом для немедленного ареста может служить обвинение в убийстве. А ваш инспектор будто и не замечает желания американцев, сам подпевает коммунистам. Уверен, в своих отчетах он правды не напишет.
Ванамака поднялся, в упор глядя на комиссара.
— Решайте эту дилемму сами, но с коммунистов не спускайте глаз. Будет нужно, пришлем вам особые полномочия. Есть еще вопросы?
Тзукино поспешно попрощался и вышел из кабинета.
* * *
После полуночи на базе разом осветились все строения. Рев сирены разорвал ночную тишину.
Лучи прожекторов обшаривали берег, бетонную дорогу на Тзуматао, «фазаний» лес и снова возвращались к берегу.
Ослепительный свет одной прожекторной установки охватил широкий круг, в котором стояли японский полицейский и два солдата американской военной полиции. В центре круга на песке лежал убитый.
— Лейтенант О'Коннор, — шепнул солдат у прожектора. — Второй за неделю.
Таке Хирозе, приехавший на место происшествия, попросил отозвать людей, чтобы не затоптать следы. Ионсон, стоявший у машины с прожектором, тотчас распорядился прекратить самостоятельные поиски.
Инспектор зажег карманный фонарик и пошел по дюнам, освещая под ногами песок. Вскоре он натолкнулся на широкую полосу, такую же как и при первом убийстве. Преступник заметал след Широкая полоса привела к воде. На берег убийца мог возвратиться двумя путями: выйти подальше на каменном побережье или выбраться из воды у рыбачьего поселка. В обоих случаях след потерян.
Убийство совершено до полуночи. В это время позавчера он встретил здесь старого рыбака Генго — важное звено таинственной цепи. Первый утренний визит будет к рыбаку.
Таке Хирозе вернулся к месту убийства как раз в момент приезда коменданта базы майора Стане. От японца не укрылась нервозность американца. Комиссар Тзукино докладывал коменданту о расследовании.
— Хорошо. Позаботьтесь изолировать прессу. Ни звука о втором убийстве.
Тзукино пожал плечами.
— Вряд ли удастся: об убийстве говорит весь район, особенно коммунисты…
— Коммунисты? — уже не сдерживаясь, крикнул майор. — Кто, наконец, правит в Японии? Когда вы уберете коммунистов? Теперь, наверное, и ваш инспектор согласится на их арест!
— От господина инспектора больше ничего не зависит, я получил полномочия из центра. Спецотряды полиции для ареста коммунистов вот-вот прибудут.
Таке Хирозе, стоявший неподалеку, не проронил ни слова. Так вот каков Ванамака! Согласен лишить его помощников, допустить второе убийство, лишь бы убрать с дороги коммунистов и помочь американцам завершить расширение базы. Ну нет, он криминалист, а не политический паяц! Расследование убийства он доведет до конца.
— Хэлло! — Свет зажженного фонарика ослепил японца. — Ах, это вы! — Ионсон быстро выключил свет, испугавшись застывшего лица инспектора.
Таке Хирозе подошел вплотную к адъютанту.
— Постойте, — сказал он. — Почему выбор пал именно на Гарвера и О'Коннора?
Ионсон молчал.
— Что могло послужить причиной их уничтожения?
Ионсон пожал плечами.
— Не знаю. — Он говорил медленно, акцентируя, чтобы японец легко понял его. — На базе оба они пробыли недолго, только что прибыли.
— Только что прибыли? — быстро переспросил Таке Хирозе. — Откуда?
— Из Штатов, из специальной школы атомного обучения.
— Атомного обучения?!
Ионсон испуганно огляделся: он рассказал японцу то, что хранилось в величайшем секрете, и если инспектор воспользуется его откровенностью, Ионсону грозит позорное увольнение из армии.
— Я вам ничего не говорил, — дрожал голос Ионсона. — Понимаете, я ничего вам не сказал.
Таке Хирозе кивнул, и адъютант исчез в темноте.
* * *
О-Юки ломала на дворе хворост, как вдруг за забором услышала странное цоканье. «Хагуро-ямо!» — была первая мысль. Но сквозь щель забора она увидела лицо старика.
— Арестован Хагуро-ямо, забрали много молодых рыбаков, — шептал старик. — Только учитель Ясаки остался.
О-Юки от волнения пошатнулась и оперлась о забор.
— Когда их взяли?
— На рассвете пришли полицейские машины, а я сейчас же побежал к тебе.
— Ты состоишь в нашей организации? — спросила она.
— Нет. Я Генго с лодки Хагуро-ямо. Он — хороший парень, и его девушка должна узнать о несчастье.
Позади «фазаньего» леса послышался шум. О-Юки прислушалась.
— Что это?
— Американцы, — прошептал Генго. — Какие-то машины с большими лопатами впереди и грузовики с рабочими.
О-Юки словно ударили. Американцы начали перестройку пункта. Отсюда и аресты! Девушка вспомнила слова студента: «Иди в Тзуматао на ткацкую фабрику, спроси товарища Яри!» Скорей в город!..
Дверь кухни отворилась, и на пороге появился отец:
— Чего размечталась? Собирайся, надо идти на поле!
О-Юки собрала наломанный хворост и вернулась в дом.
Сколько бы отец ни бушевал, в поле она не пойдет.
— В поле я сегодня не пойду, — заявила она. — Надо бежать в поселок, а потом в Тзуматао: рыбаки арестованы.
— Ты с ума сошла! — закричал отец и ударил ее по щеке.
— Оставь ее, — умоляла мать. — Не бей, она глупая.
