Перед дверью я остановился и долго на нее пялился, как будто видел первый раз в жизни. Никогда еще меня не охватывал такой трепет, при возвращении домой. Все тело вибрировало, будто подключили к сети и пустили ток, сердце гремело, пульсировало, не давая вздохнуть полной грудью.
Я ободряюще кивнул сам себе и решительно вставил ключ в замок. Первый поворот, второй, тихие щелчки механизма. Открыто. Аккуратно опустил ручку и тихо, стараясь не шуметь приоткрыл дверь. Прислушался. Потом аккуратно перешагнул через порог.
Первое, на что бросилось в глаза, вернее в нос — это запах. В доме вкусно пахло какой-то выпечкой. Желудок радостно заурчал, напоминая о том, что за весь день я не удосужился в него ничего забросить.
Я вытянул шею, принюхался, даже, по-моему, на цыпочки встал, и тут же себя одернул. Можно подумать, я воришка, забравшийся в чужой огород! Это мой дом! А мой дом — это мои правила.
Рассердился. Специально. И дальше насильно распалял это чувство, чтобы скрыть нелепое волнение, которое усилилось во сто крат, стоило только уловить робкие шаги на кухне.
Рывком скинул пиджак, швырнул его на вешалку, снял туфли, безжалостно наступая на задники. Кое-как расстегнул часы и швырнул на тумбочку, испытывая странное желание швырнуть что-нибудь еще. Например галстук. Стянул его, шипя через зубы, и не глядя бросил назад. Потом уберу. Может быть. Если не рехнусь окончательно от всего этого.
Я пошел вглубь квартиры и не в силах контролировать то, что творилось внутри, начал нервно расстегивать пуговицы на рукаве рубашки. Босс мать его! На сложнейших переговорах ни один нерв не дрогнет, а тут все ходуном ходит!
…Вероника стояла у окна, взволнованно комкая в руках клетчатое полотенце. На столе румяный пирог, от которого у меня моментально рот наполнился слюной, чайник с тоненькими завитками пара над носиком.
— Здравствуй, — дрожащим голосом сказала она.
Я не ответил. Не смог. Только хмуро кивнул. Вероника заволновалась еще больше. Щеки заалели, глаза заблестели, а бедное полотенце в руках превратилось в комок.
— Я тут подумала, что… — она замялась, неуверенно провела рукой по волосам. Потом рвано вздохнула и указала на стол, — пирог вот испекла. С яблоками… Он уже, правда остыл… Тебя долго не было…
Вечер, кухня, чай, пирог, женщина от которой, как и прежде теряю разум. В голове тут же зажглась неоновая табличка: «Опасно!».
— Я не голоден, — перебил ее ровным, равнодушным тоном и ушел, ни разу не обернувшись.
Вроде все правильно, все четко, но потом полночи не мог уснуть, ворочался в кровати, а перед мысленным взором стоял образ растерянной Вероники с большими несчастными глазами.
Глава 14
Когда я в пять утра, устав бороться с бессонницей, вышла на кухню, никому не нужный пирог по-прежнему стоял на столе. Корочка у него потемнела и засохла, пленительный аромат бесследно пропал. Его так никто и не попробовал: Артур только один раз пренебрежительно глянул на тарелку и ушел, а у меня и так с аппетитом проблемы были, а теперь же он и вовсе пропал.
Дура я. Просидев вчера весь день взаперти, в одиночестве с чего-то решила, что нам надо попробовать сделать шаг друг другу на встречу. Пусть без романтики, без того огня, что когда-то полыхал между нами, просто наладить отношения. Хоть какие-то. Чтобы не было так тошно, глядя в холодные глаза. Я не хочу, чтобы он видел во мне врага. Это больно. И обидно.
Не знаю почему, но мне в голову взбрело, что домашняя выпечка поможет. Сядем вместе за стол, нальем чаю и наконец-таки спокойно поговорим, без взаимных упреков и обид, просто обсудим все как есть, от и до. Я так воодушевилась этой идеей, что весь вечер летала по кухне, чувствуя давно забытое воодушевление, волнение, азарт. Мне хотелось сделать Артуру приятное, удивить его.
… Удивила. У него аж лицо перекосило, когда увидел мои жалкие потуги. Весь мой азарт, все воодушевление сдуло в один миг. Я почувствовала себя жалкой, навязчивой, никчемной. Мне стало стыдно, за собственную глупость.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ну какой пирог? Разве плюшками исправишь то, что между нами произошло?
Ночью я ревела. Тихо глотала слезы, уставившись в одну точку на темной стене. Что-то внутри снова умирало, засыхало, теряло последние силы. Та апатия, что давно поселилась в душе, отвоевывала все больше места, заполоняя собой все вокруг.
К утру стало понятно, что мне плевать на какие-то там долги Кирилла, на его друзей. Мне уже не страшно. Пусть приходят. Пусть берут все, что хотят. У меня и так ничего не осталось. Да и не надо мне ничего. Смысла нет. Особенно в каких-то запоздалых пирогах.
Я взяла тарелку и без сожаления вывалила его в помойку, потом сделала себе крепкого кофе, села за стол и приготовилась ждать. Когда Артур встанет, я снова попрошу его отпустить меня. Не надо ни с чем разбираться, не надо мне никакой помощи, я просто хочу уйти. Мне одной проще, чем рядом с ним, спокойнее, и не так тошно.
Как выяснилось чуть позже, я переоценила свои силы. Организм решил, что отдыхать все же надо, поэтому незаметно для самой себя расслабилась и задремала прямо за столом, уткнувшись в сложенные перед собой руки, а очнулась только когда услышала голос Артура:
— И что ты здесь делаешь?
Я испуганно встрепенулась, сонно заморгала, пытаясь понять, где нахожусь, и что вообще происходит. Ах, да, я же хотела дождаться его для серьезного разговора, а вместо этого заснула. Неудобно получилось.
Растеряно провела рукой по смятой щеке. Наверное, там красное некрасивое пятно. Хотя какое кому дело до пятен на моих щеках? Пробежалась пальцами по спутанным волосам, нервно кашлянула и поднялась на ноги.
Артур стоял в дверях, подпирая плечом косяк и исподлобья смотрел на меня, ожидая ответ на свой вопрос.
— Я заснула, — кисло улыбнулась и поискала взглядом часы, — сколько времени?
— Семь. Начало восьмого, — он кивнул, цепким взглядом скользя по моей помятой физиономии, — Более удобного места для сна у меня в доме не нашлось?
— Так вышло, — я только пожала плечами и, чтобы не откладывать в долгий ящик, перешла к делу, — я хочу уйти.
Он вопросительно поднял брови, одним взглядом лишая уверенности в себе.
— Мне здесь плохо, — взмолилась, с надеждой глядя на мужчину.
— Это еще почему?
— Я лишняя в этом доме.
— Боюсь, только я решаю, что лишнее в моем доме, а что нет.
— Что? — усмехнулась я, — ты меня за вещь принимаешь, да?
— Не говори глупостей, — Артур отмахнулся от моего сарказма, — просто такая фраза.
— Да не важно. Хоть что, хоть кто. Суть от этого не меняется, я хочу уйти.
— Мы, кажется, уже обсуждали это. Пока я не разберусь что там за долги, ты никуда не уйдешь.
— Разбирайся. Дело твое. Я пока поживу у себя.
— Поживешь? У себя? В той дыре? — он оттолкнулся плечом от косяка и направился ко мне, — И однажды дядя Коля найдет тебя с дыркой во лбу или перерезанным горлом? А может вообще в один прекрасный день просто исчезнешь?
— Да кому я на фиг нужна? — всплеснула руками, — Есть я, нет меня! Исчезну, не исчезну? Всем плевать! Так что не нагнетай…
Пока я возмущалась, Артур оказался рядом, на расстоянии шага, и теперь нависал, смотрел на меня сверху вниз, взглядом прибивая к полу.
— Я. Хочу. Уйти, — сказала настолько твердо, насколько позволял дребезжащий голос и грохочущее в висках сердце.
— Нет.
Упрямый! Нет не так. Упертый!
— Если ты меня опять запрешь, я позвоню в службу спасения.
Он хищно прищурился, будто пытаясь понять блефую или нет.
Никакого блефа. Позвоню. Если надо потоп устрою, или пожар. Что угодно, мне плевать, лишь бы вырваться из этой западни. Видать, увиденное ему не очень понравилось, потому что Барханов покачал головой и строго произнес:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мне сейчас некогда. Ты останешься здесь. Точка. Поговорим вечером, когда вернусь.
— Вечером? — горько усмехнулась я, — а может ночью? Или завтра? Ты же специально домой не торопишься, чтобы меня лишний раз не видеть. Прячешься от меня.
