Но Алла была от наших пейзажей просто в восторге. Вскоре она начала наезжать регулярно, чему мы все были только рады: помимо того, что вчетвером было попросту веселее, наш друг Порочестер понемногу опять становился тем Порочестером, к которому мы привыкли — детски-эгоистичным, самодовольным, бурным. Когда она оставалась на ночь, Елена, чтобы не смущать «молодых», перебиралась ко мне в фургончик, где на столике, рядом с ноутбуком, стоял теперь аккуратно припёртый к стеночке св. Пантелеймон. Я больше не предпринимал попыток потихоньку запрятать его среди прочего Елениного хлама: задним числом до меня дошёл, наконец, смысл подарка — и я похолодел от ужаса перед собственной толстокожестью и тем, какую страшную бестактность чуть не совершил. Лена не просто антикварный сувенир мне дарила — и даже не предмет культа — саму себя, своё прошлое и будущее! — а я, дурак, сразу этого не понял. А вот Алла поняла, поэтому и смотрела тогда на нас так странно. Женщина всегда преклоняется перед Чувством, а заодно и перед тем, кто способен его вызвать.
Я очень надеялся, что это в конце концов удастся и Порочестеру. Что до него, то он, похоже, впервые в жизни был по-настоящему влюблён — и упивался этим ощущением с восторгом неофита. Чего стоило хотя бы одно то, что он, по-видимому, напрочь забыл про Интернет!.. Я-то с ноутбуком работой связан, поэтому нет-нет, да и послеживал за происходящим на сайте, а заодно и за своими друзьями — появляются они там или нет? Так вот, Порочестер не активировал свой аккаунт уже, наверное, недели две! Я мог только склонить голову перед Аллой, которая одним своим появлением сделала то, что не удавалось нашей троице даже путём многомесячных тяжких трудов.
Был я благодарен ей и ещё кое за что… Теперь, когда у меня появилась Лена, родной человек, я как-то незаметно для себя перестал рваться обратно в город — хотя до окончания срока аренды осталось-то всего ничего. Я искал в себе прежнюю тоску… и не находил. Больше того, я, как никогда и нигде раньше, чувствовал, что я дома — и это было удивительное чувство. Иногда мне даже становилось совестно перед Порочестером — уведя от него хозяйку, не отодвинул ли я его — нашего главного идеолога и двигатель прогресса — на задний план?.. Но Порочестер-то чувствовал себя как дома везде.
Об упомянутой Еленой «галерее» я услышал от него примерно спустя месяц после вечеринки, что меня очень удивило — честно говоря, я был уверен, что всё это — обычный пьяный трёп. Однако я, как всегда, недооценил полёт фантазии своего друга.
В тот вечер мы трое, по сложившейся с началом лета традиции, пошли после ужина гулять — простенький наш маршрут пролегал до покосившихся ворот садового товарищества и обратно. Сгущались сумерки, вокруг нас с Еленой, с ног до головы обмазанных остро-пахучими реппелентами, не перебивавшими печального запаха вечерней сырости, звенели комары, не решаясь познакомиться поближе (для верности Порочестер, как некий Данко, нёс на вытянутой руке тлеющую путеводным огоньком ароматическую спираль). Попадающиеся по дороге одинокие чёрные домики с уютно светящимися окошками навевали сладкую тоску и ностальгию о чём-то несбывшемся.
— Ну хорошо, — говорила Елена, — допустим, снял ты это помещение. Какое-нибудь не очень дорогое, в подвальчике под склад. Ну, отремонтировал. Ну, развесил там свою несчастную Ал…
— Сейчас как раз и модно устраивать выставки в катакомбах, — вклинился я.
— Вот-вот. Ну а дальше-то что? Кто к вам пойдёт? Кому вы нужны со своим дурацким искусством? (это она уже мне). Тут только реклама и реклама, а у вас таких денег, да и пробивных способностей нет и никогда не будет, раскручиватели хреновы!
— Дура ты, Леночка, — оскорбился Порочестер. — Безнадёжно отстала от жизни. В наше время только полный кретин платит за рекламу, которой всё равно ни один придурок уже не верит. Зачем вся эта бодяга, если есть куда более простое, дешёвое и верное средство…
— Интернет! — негодующе, в один голос воскликнули мы с Еленой, синхронно останавливаясь посреди раскисшей от недавнего дождя тропки.
— Да, Интернет! — вызверился на нас Порочестер. — Что, брезгуете?.. Вы ещё не знаете, какой я опытный боец! Я заполоню собой все блоги! Все социальные сети! «Живой журнал», «мой мир», «мой круг», «в контакте», «одноклассники», «фейсбук», «твиттер» — всё это будет у моих ног!.. Вы знаете, какой я коммуникабельный. У меня будут сотни, тысячи, миллионы френдов! И всех их я буду до тех пор кормить и кормить Аллочкой, кормить и кормить, до тошноты и посинения, пока они не сломаются — и не прибегут в мою галерею, как миленькие!..
Он так размахивал руками, что мне пришлось отобрать у него ароматическую спираль, пока он не прожёг ею новую Еленину кофточку.
— Не прибегут, — скептически сказала та, отшагивая на безопасное расстояние. — Я бы на их месте просто забанила бы тебя и всё. Но уж точно не побежала бы глазеть на такую скукоту…
Порочестер угрожающе засопел.
— Лена, Лена, — примирительно сказал я. — Ну что ты обрубаешь человеку крылья. Всё у нас получится, единственное, я не понимаю, зачем сразу «галерея»? Давайте начнём с малого, с того, что лежит под ногами. Вот к тебе каждый день приходят клиенты, есть и очень обеспеченные. Тем более сейчас лето, сезон. Давайте повесим несколько Аллиных работ в массажном кабинете и на кухне. Люди, расслабленные после массажа, очень хорошо будут реагировать на искусство…
— Я не против, — смирилась Лена, зато Порочестер раздражённо хмыкнул. Я понимал — такие доморощенные варианты не устраивали его, он уже видел себя крупным галеристом, покровителем новой Звезды. Говорю же, он человек широкого размаха…
— Вообще-то, дружище, — осторожно начал я, — Лена в чём-то права. В наше время никто не станет ломиться просто так на живопись, даже самую талантливую, если у художника нет имени. Все экономят своё время, не хотят покупать кота в мешке. Выход один — надо выдумать какую-нибудь оригинальный ход, что называется «фишку», сделать из Аллы проект…
Порочестер круто развернулся на тропинке и чуть не оскользнулся в мусорную кучу на обочине.
— Алла не проект! — заорал он, багровея. — И никогда им не будет!!! Вы бросьте эти Ваши искусствоведческие штучки! Алла — настоящий Художник, никогда она в угоду Вам не станет лепить вонючие инсталляции, фотографировать умирающего отца, ползать голой на четвереньках и кусать журналистов за ноги…
(Это было что-то новенькое — раньше эрудиция Порочестера в области изобразительного искусства так далеко не простиралась. Я понял, что общение с Аллой не прошло для него даром).
— Не знаю, что даёт Вам право так экстравагантно и узко толковать слово «проект», — позволил себе, наконец, обидеться и я.
Назад шли смурные и обиженные друг на друга. Ароматическая спираль догорела и погасла, и теперь нам приходилось вручную отбиваться от комаров, которых не отпугивал даже Порочестеров реппелент с запахом лимона.
Меж тем бедняжка Алла, по-видимому, даже и не подозревала, какие страсти вокруг неё клокочут. Приезжала она к нам на уик-энд не отдыхать и почивать на лаврах, а честно трудиться — и не в одном только смысле. Творить искусство, когда все вокруг заняты грубым физическим трудом, казалось ей неприемлемым, недостойным истинного художника, — и всё чаще бедняжка, забросив этюд на полдороге, жалобным голоском просила разрешения «сходить за водой или что-нибудь прополоть». Первого Порочестер ей категорически не позволял — это оскорбило бы само его представление об Аллочке как существе трепетном и неземном, на чём, собственно, и слетела крыша старого развратника. Зато второе негласно было вотчиной Елены, а уж та всегда была рада усадить художницу к грядкам или заставить корчевать старые пни на целинных участках. Счастливая Алла, дорвавшись до работы, совершенно слетала с катушек, теряла счёт времени и собственным силам — и упахивалась так, что одна Елена потом и могла починить её натруженную спину.
(Кстати, оба агрессора сильно ошибались на Аллочкин счёт. Люди, от искусства весьма далёкие — не считать же, ей-Богу, таковым их поэтические потуги! — они стереотипно считали даму творческой профессии априори безрукой во всём, кроме собственно живописи; но я-то, смежник, хорошо знал, что под воздушными рукавами женственной блузки этого милого создания — стальные мускулы, натренированные постоянным тасканием туда-сюда тяжеленного мольберта, да и пальцы, привыкшие натягивать на раму холст, вероятно, не менее крепки, чем у моей обожаемой массажистки.)
Именно Аллочка, лавируя с лейкой под клеёнчатой крышей теплицы, стала первой, кто в один из солнечных летних дней обнаружил в ворсистых зарослях рассады крохотный зелёный помидорчик.
