— Пока нет, — ответил я. — Но за предложение — спасибо.
Шандр откликнулся сразу же, словно ждал моего звонка по гвору.
— Уже знаю, — ответил он, как только я заикнулся о Саманданге. — С чего начнем?
— С эмира.
— С эмира? — переспросила Ширин шепотом.
— Эльашра. Нечего ему, засранцу, прохлаждаться. Пора бы уже остудить его подогретое Змеем самомнение.
Глава 19. Ортлер
— Почему ты со мной? — спросил мужчина, провожая глазами очаровательную нагую женщину, поднявшуюся с ложа, чтобы полюбоваться на степной рассвет. Небо, еще недавно золотисто-малиновое, постепенно светлело, обретая нежно-сиреневое, прозрачное свечение. Рождающееся на горизонте утро постепенно высветляло черноту, изгоняя тени и наполняя землю живыми и жизнеутверждающими соками, и покрывая тело женщины нежно золотистым сиянием. — Я по сравнению с тобой — нелепый и неуклюжий неумеха. Дилетант.
Она чуть качнула головой, не отрывая глаз от далекой линии горизонта.
— Ты горячий и пылкий. Юный. В тебе сила…. Не сила Змея, а сила страсти. И жизни.
— Пожалуй, страсти в тебе больше, чем во мне.
— Это не страсть, — откликнулась она после длительной паузы. — Это другое. Это голод. Животная сила, которая накатывает и перекрывает твой разум. Жажда крови и жажда обладания-совокупления, гложущие то существо, что навечно к тебе приковано. Неужели ты еще не почувствовал?
Молодой мужчина, следящий за ее движениями с низкого, просторного ложа, невесело усмехнулся.
— Еще как. И мои способности, ранее вполне обычные, теперь… хм… увеличились
— Это не совсем ты, — мягко ответила она. — Это Нигейр в тебе. Чужая сила, но теперь на самом деле всегда твоя.
— Странное ощущение, — задумчиво произнес он. — Словно я… насытиться не могу.
— Это и есть голод, — вздохнула она. — На самом деле — неприятная штука. Ты можешь заменить его охотой, и наоборот. Но не до конца.
— А ты-человек? Что чувствует твоя человеческая часть?
— Когда как, — женщина отступила от окна, возвращаясь на ложе и вытягиваясь рядом. — В основном — тоску. Одиночество. Понять меня может только равный, который испытывает то же самое. Или кто-то, кто хорошо разбирается в том, с чем столкнулся, и не менее сильный.
— А они встречались на твоем пути?
— Равные? Да, мне очень повезло когда-то, когда я только обрела ипостась. Меня бросило в объятия одного из нас, и он помог мне… разобраться с тем, кем я стала, и не превратиться в озлобленную истеричку, кидающуюся жрать каждого, кто косо смотрит мне вслед.
— А потом?
— А потом мы расстались, хотя пробыли вместе почти 10 лет. Тогда мне казалось, что он банально не способен любить. Совсем. А сейчас я понимаю, что его душа уже тогда была подернула пеплом….
— А люди?
— Были и люди. К сожалению. К счастью.
— Почему — к сожалению?
— Большинство людей считают тебя чем-то между богом и верховным правителем. Слышал это обращение — Верховный? Вот… Очень точно. Второе — длинная жизнь и фактически неизменность физического облика. Ты вот, например, таким молодым и останешься, даже если до пятисот доживешь. А вот твои блазкие состарятся. Это больно наблюдать, а еще они сами из-за этого начинают переживать. Не верят, что ты их любишь и такими. А потом они умирают. Вырастают дети, внуки, правнуки… А ты отдаляешься от них. Для первого-второго поколения я еще мама и бабушка, а вот дальше они перестают видеть в тебе близкого. Я еще мало пожила, и то уже успела это почувствовать, а ты подумай, например, о том же Даллахе…
— Не могу, — рассмеялся он. — Я его ни разу не видел в человеческом облике. Только в виде зубра, и то — издалека.
— Неужели? — она рассмеялась. — Могу вас познакомить… Так вот, ты живешь и теряешь. А находишь все реже и реже. Остаются насечки на душе, словно шрамы. Знаешь, я помню всех, кого любила. Постепенно мы учимся… не привязываться. Голод легко утоляется случайными связями, короткими интрижками ну и островами удовольствий в Ар Иллиме. Там много всего интересного… не был еще? Хм, вряд ли Кольер тебя туда сводит, он у тебя аскет. Хочешь покажу?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он засмеялся.
— А что, хочу. А что там?
— Острова, где круглый год тепло и солнечно, и где построены целые дворцы развлечений на любой вкус. Двуликий — ты найдешь там сорасца. Человек — тем более. Любишь мальчиков — пожалуйста. Девочек — легко. Хочешь забыться — любые виды дурмана, от легких безвредных наркотиков до ядреной дури. За дурь, правда, власти Ар Иллима здорово гоняют, но избавиться от нее невозможно — она там везде растет.
— Покажи, — улыбнулся он, проводя ладонью по спине женщины, отчего она выгнулась, как довольная кошка, подставляющаяся под хозяйскую ласку. — Никогда не пробовал никакой дури, даже безвредной. Хочу наверстать упущенное.
— Подействует, но гораздо слабее, чем на обычного человека.
Какое-то время они молчали.
— А семьи… бывают? И дети? — спросил он со смущением.
— По-разному, — ответила она. — У некоторых — бывают, но лишь иногда. Большинство из нас именно так и живут, страдая интимофобией. Исключение, пожалуй, составляет только Реваль.
— Реваль?
— Да. Он же шаам, старый шаам, и до сих пор верен укладу пятисотлетней давности его земли. У него все время есть жены и пара-тройка отпрысков, которых он воспитывает очень строго и которые в основном остаются в его доменах, помогая ему в делах.
— А что, серьезный подход, — хохотнул он. — Типичный такой шамальский родовой клан.
— Даллаха очень любят женщины, — продолжила она, — и у него их не одна и он им никогда не отказывает. Дети бывают, но он их не воспитывает и при себе не держит, хотя матерям помогает всегда. А еще, если бездетная и одинокая женщина придет к нему просить дать ей ребенка, в прямом смысле — от него, он и даст, — тут она рассмеялась, глядя на его изумление. — Ну, он же повелитель жизни, ему можно.
— Я слышал, что Ваэль официально женат, — сказал он.
— Да, у нас нынче очень правильный Вагабр, в пику предыдущему, который славился своей любвеобильностью. — Рассказывают, что в Эксере каждые полгода была новая фаворитка.
— Я слышал еще про любвеобильность Альсара.
— Ну, у этого всегда толпы поклонниц, он один в постель вообще не ложится, — расхохоталась она. — Кинэн предпочитает держать несколько любовниц в разных местах. Гевор заводит очередную подружку, год-полтора они вместе, потом он охладевает и расстается с нею. Но он хотя бы честен с ними со всеми — ничего не обещает, кроме веселого времяпровождения и своего покровительства, и, как я слышала, расстается с ними всегда хорошо, без обид. Хэйген уже много лет перебивается случайными связями, предпочитая отношениям иллирийские острова. Эрлен любит соблазнять… для нее это игра, но тоже одноразовая. Добившись своего, она тебя бросит. Я даже не знаю, любила ли она хоть кого-нибудь по-настоящему. А про Ширин никто ничего не знает.
— Знаешь, на интимофобию все вышеописанное не похоже, — хмыкнул он. — Скорее наоборот.
— Это именно она и есть, — возразила Лануэль. — Все эти недолгие, короткие связи, иллюзия тепла, иллюзия близости. Очень быстро становится скучно — ты знаешь, что будет дальше, а привязаться, полюбить — боишься. Уж лучше быть одной. Так спокойнее.
— Тогда мы возвращаемся в начало — почему ты со мной?
Она игриво закинула ногу на его бедро.
— Любопытство, — прошептала она, придвигаясь поближе. — Ты ведь чужой — со Старой Земли. И я повторюсь — юный, сильный, горячий, еще пока не хлебнувший нашего фирменного равнодушия. Я называю его — пепел души. Твоя душа еще не подернулась пеплом вечности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Далекий отзвук гвора отвлек их обоих. Саша нехотя поднялся, натягивая штаны, и поплелся в соседний со спальней кабинет, мимолетом бросив взгляд на часы. Почти шесть утра… Что-то наверняка случилось, что-то непредвиденное и неприятное, его не стали бы беспокоить так рано. Пожалуй, никто, кроме Кольера, не осмелился бы ему звонить.
