– Ты где? – не обратив внимания на его выпад, спросила Ирина Генриховна.
– Как это – где? На р-работе, конечно! Сижу, с бумажонками путаюсь... Хочешь, позвони Меркулову и спроси, где я!
И только тут, сообразив, что рычит на жену, спохватился:
– Прости, солнышко... Меня и правда эта писанина достала... Это я не на тебя орал, а на бумаги!
– Я так и поняла, – вздохнула Ирина Генриховна. – Когда приедешь?
– Выберусь отсюда ровно в семь, а там как повезет.
– Не гони, пожалуйста, поезжай осторожно, – с ворчливыми интонациями заботливой мамаши снова не удержалась и посоветовала Ирина. – Катька сегодня дежурит и бегает ко мне чуть ли не каждые полчаса, не волнуйся. И я правда чувствую себя много лучше.
– Не забывай, что Семен Львович настоятельно рекомендует тебе побольше лежать и поменьше ходить, – напомнил Александр Борисович. – Я буду вовремя!
И с некоторым облегчением попрощался с женой.
....Ирина Генриховна завершила разговор с мужем с несколько странным ощущением. Она очень хорошо чувствовала, когда Шурик ей что-то недоговаривает. И хотя, судя по всему, сейчас он не лгал и действительно находился на рабочем месте, настроение у нее почему-то все равно испортилось, а читать Агату Кристи расхотелось.
«Это просто мое воображение, – попыталась уговорить себя Ирина. – Психика во время беременности меняется, вот уж не думала, что в эту сторону...»
И повторила вслух почти то же самое, увидев входившую к ней в очередной раз Катю, которая рядом с Ириной казалась особенно стройной в туго обтягивающем халатике.
– Знаешь, Кать, – грустно произнесла Ирина, – никогда не думала, что все беременные становятся такими дурами ненормальными...
– Не все! – сердито заверила ее подруга. – Только жены разных там Турецких и прочих ментов!
– Какой он тебе мент? – немедленно обиделась за мужа Ирина Генриховна. – Спутала божий дар с яичницей!..– Никогда особо не разбиралась, кто есть кто в наших органах, – беспечно отмахнулась та. – Уфф!..
Она со всего маху брякнулась на стул возле Ирининой кровати.
– Ну и устала я!.. Целых полтора часа одного идиота откачивала... Передоз...
– Только не вздумай посвящать меня в детали, – испугалась Ирина. – И без того тошнит...
– Тошнит? – Катя моментально насторожилась. – У тебя что, токсикоз второй половины начался?
– Не знаю, – грустно отозвалась та.
– А Зоскин что говорит?
– Он пока не в курсе, меня тошнить начало совсем недавно... Я ему сказать еще не успела... Ты куда?
– Пойду найду Львовича, пусть взглянет на тебя!
– Не надо! – разволновалась Ирина Генриховна. – Кать, прошу тебя... Меня тут и так бабы из других палат ненавидят – думают, я жена какой-то шишки... Шишка – это Турецкий...
– Тебе с этими бабами что, детей крестить? – возмутилась Екатерина. – Подумаешь, мужа к тебе допустили... Да сейчас во всех больницах и даже роддомах блатных навалом, все это знают! А может, у тебя случай особый?!
– Здесь у всех случаи особые... Прошу тебя, не ходи! Будет вечерний обход, сама скажу.
Однако остановить ее подругу, если та что-то вбила себе в голову, пока что еще никому не удавалось. Погрозив Ирине кулаком, ты вышла из палаты, пообещав скоро вернуться.Семена Львовича она нашла в его кабинете рядом с ординаторской. Сидя за столом, он внимательно разглядывал какой-то снимок. Увидев Катю, тут же нахмурился:
– Что-то не в порядке с Турецкой?
– Жалуется на тошноту. – Катя без приглашения села возле доктора на пустующий сбоку от стола стул. – Похоже на токсикоз второй половины...
– Я бы не слишком удивился. – Семен Львович вздохнул и кивнул на пленку. – Вот как раз сидел разглядывал... У вашей подруги многоводие...
Екатерина нахмурилась и вопросительно посмотрела на доктора:
– Вы же знаете, я в вашей области не спец... Чем это чревато и для кого: для Иры или для ребенка?
– Я бы сказал, в той или иной степени осложняет существование обеих... Только очень вас прошу: Александру Борисовичу ни слова, он и так задерганный.
Катя кивнула, а Зоскин продолжил:
– Многоводие часто замедляет развитие плода – это что касается ребенка... Ну а в отношении Ирины Генриховны – для ее срока, если вы обратили внимание, животик у нее великоват... Словом, дополнительное давление на органы, органы в свою очередь...
– Я поняла! – перебила его Екатерина. – Многоводие делает вынашивание еще более проблематичным... Вот черт!
Семен Львович неодобрительно покосился на свою коллегу: он терпеть не мог, когда кто-нибудь чертыхался, особенно женщины. Однако счел за благо на сей раз данный факт никак не комментировать.– Ирина собралась сегодня обедать в столовой, – наябедничала Екатерина. – Никакие аргументы не помогают. Ее, видите ли, смущает, что другие бабы... Простите, пациентки, на нее косо смотрят, завидуют особым условиям!
– Обедать она будет в палате! – сердито произнес доктор и поднялся со своего стула. – Пойдемте, посмотрю ее... Заодно категорически запрещу в ближайшие дни подниматься с постели и ходить куда-либо, кроме туалета. Нам только токсикоза с ней не хватало!
– Только меня не закладывайте – насчет столовой!.. – всполошилась Катя. – Она обидится, надуется и перестанет со мной разговаривать... Как я тогда буду Борисыча ее подменять? Такая вредная стала! Никогда раньше такой не была.
– Все наши пациентки капризничают, – усмехнулся Семен Львович, останавливаясь у дверей Ирининой палаты. – Кто-то больше, кто-то меньше... Но все. Так что потерпите уж... Кто знает, может, и вам придется пройти в свое время через подобное испытание...
И, сообразив, что допустил бестактность этим предположением по отношению к далеко не молоденькой, но не бывавшей замужем коллеге, смутился:
– Возраст у вас еще долго будет детородный...
Катя, казалось, ничуть не обиделась, скорее перепугалась.
– Ну уж нет, мне не придется! – заявила она убежденно. – Спасибо большое, но с меня хватит того, на что я тут у вас насмотрелась... Одна Ирка моя чего стоит!.. Уж если она с ее терпеливым характером и трепетной натурой превратилась в вечно встревоженную курицу, легко представить, что может произойти со мной!
– И что же? – Доктор невольно улыбнулся, взявшись за дверную ручку, но не поворачивая ее.
– Скорее всего, возьму в руки автомат и начну палить во всех прохожих мужского пола... Мне и сейчас-то порой это сделать хочется, а уж...
В палату к Ирине Генриховне оба вошли весело смеясь, к ее немалому изумлению. Сама Ирина продолжала пребывать в том настроении, в котором человек при всем желании неспособен отыскать в окружающей действительности поводов для веселья...
ГОССОВЕТНИК ЮСТИЦИИ И МАЙЯ
1
Весь остаток дня только что полученное дело не выходило у Александра Борисовича из головы: он понимал, что расследование на этот раз предстоит длительное, возможно, не менее длительное, чем с Цезарем... Одновременно пришлось заниматься еще кучей дел, находившихся на руках подчиненных ему «важняков».
Как всегда, быстрее всех работал Померанцев, успевший, в частности, выяснить относительно Мокрушиной, что история, на которой поймали эту дамочку, далеко не первая: дел по недвижимости через ее руки прошло за последний год не менее десятка, половина из них была Moкрушиной закрыта «за недостаточностью улик». Все фигуранты, то бишь подозреваемые, оказались владельцами квартир именно в Южном округе столицы, которые затем переходили в руки Мокрушиной или ее любовника и почти сразу сбывались с рук... Оставалось лишь удивляться тому, с какой наглостью и уверенностью в собственной безнаказанности действовала эта парочка...
Не менее полутора часов пришлось ему посвятить и совещанию с Перовой, занимавшейся московской «крышей» питерских скинов. Поэтому ничего удивительного в том, что он напрочь забыл о Денисе Грязнове и предстоящей поездке в детский дом, не было.
Больничное утро следующего дня началось в точности так же, как и все предыдущие. Ночь прошла относительно спокойно, Ирина просыпалась всего один раз, и не потому, что почувствовала себя плохо. Правда, причина, по которой жена посреди ночи окликнула его, Турецкому понравилась ничуть не больше: сидя на постели, Ирина Генриховна смотрела на него испуганными глазами, словно не понимая, где она находится.
– Девочка моя, что случилось?
Александр Борисович, и сам спросонья едва державшийся на ногах, взял жену за руку и присел на край ее постели.
– Ох, Шурик... Слава богу, это был только сон... Ну почему мне все время снится эта гадость?! Огонь какой-то, ты там, совсем непонятно как, я сама – в общем, чушь какая-то, но страшно...
– Дурочка... – Он погладил Ирину по голове и заставил снова улечься. – Сон – он и есть сон, отражает все твои пустые тревоги, и не более того... Ложись, девочка, и постарайся уснуть, я тут рядышком посижу!
– Я тебя замучила... – пробормотала она и послушно улеглась на подушку. Спустя минут пять жена уснула, а Александр Борисович так и дремал вполглаза, сидючи на стуле, до самого утра. Зато проснулся легко и побриться тоже успел, до того как служебный туалет заперли в очередной раз.
