мы с Долли ждали этих денег – я, конечно, больше, чем она, – но смирились с таким исходом, особенно после сеанса Салмана Наранга.
Парвин фыркнула. Что они всё никак не выкинут из головы этого фокусника?!
Она повесила трубку, и через пару секунд ей пришла нечеткая фотография письма. Большая часть изображения была смазана; слова были пиксельными, и Пино не могла их разобрать, даже когда приближала изображение. Она перезвонила Фариду, чтобы тот прислал более четкое изображение, но он уже не брал трубку, поэтому Парвин отправила ему эсэмэску. Ведомая бессовестным любопытством, отчаянно желая узнать, что же написала Назия, она даже набрала Долли, чего не делала с тех пор, как их рабочие отношения подошли к концу. Когда Долли тоже не взяла трубку, Парвин решила, что супруги просто решили ее разыграть. За долгие годы, что они были знакомы, Пино не раз становилась жертвой жестокого нрава и пренебрежительного отношения Долли. Та могла пойти буквально на что угодно, чтобы обмануть тех, кого презирала. Парвин – писательница, которой она сперва содействовала и которую затем бросила на произвол судьбы, – всегда была для Долли любимым козлом отпущения. Она намеренно вставала между Парвин и тем литературным признанием, которого та заслуживала: грязными махинациями находила способы помешать прессе освещать книги Парвин и лишала ее преимуществ большого тиража. Наверняка внезапный звонок и мутная фотография письма – всего лишь очередная попытка обвести Пино вокруг пальца, чтобы та не получила желаемого.
– Но что, если я ошибаюсь?.. – прошептала она. – Мне нельзя так рисковать.
Парвин живо набрала сообщение Салиму и отложила телефон на диван. Положив ноги на кофейный столик, она потерла усталые глаза и тяжко вздохнула. Би Джаан выглянула из-за двери, наткнулась взглядом на Пино, развалившуюся на диване, и живо ретировалась на кухню. Парвин заметила, что по морщинистому лицу старой экономки Наурин – той, что гоняла их, когда они были еще шумными детьми, – ручейками текут слезы. Хотя ее собственные отношения с Назией стали натянутыми, Пино все равно считала, что должна заботиться о людях, которые продолжают любить ее подругу, пусть та и была искусной обманщицей. Парвин сочувствовала Би Джаан, которая, не смея даже пикнуть, должна была терпеть вздорные выходки Назии. «Она заслужила награду за самоотверженность».
Пино вскочила с дивана и догнала экономку уже на кухне.
– Би Джаан, мы с тобой еще так и не поговорили о Назии.
– Я отказываюсь говорить с теми, кто не уважает Назию-апа, – отрезала пожилая женщина, решительно отворачиваясь от Парвин, будто от незнакомки.
– Би Джаан, – сказала та, придвигаясь к экономке вплотную, – я понимаю, ты, должно быть, убита горем. Назия была моей подругой, я ее тоже любила. Надеюсь, ты знаешь, что ты всегда можешь обратиться ко мне, если захочешь о ней поговорить. Я всегда готова тебя поддержать.
– Если бы вы хотели меня поддержать, то помогли бы мне, а не участвовали в этом ужасном тамаша! – огрызнулась Би Джаан, и по ее щекам вновь покатились слезы.
– То есть?.. – спросила Парвин. – Я не понимаю, что ты пытаешься сказать.
– Это не поминки! – закричала Би Джаан, даже не боясь, что ее услышит Наурин. – Что-то не так со всей этой вечеринкой. Вы когда-нибудь бывали на поминках, где незнакомые мужчины уводят невинных девушек в спальню?..
– Погоди секундочку! Какие незнакомые мужчины уводят невинных девушек в спальню на нашей вечеринке?
– Друг Назии-апа, тот мужчина в шальвар-камиз, увел мою племянницу Сорайю в комнату на втором этаже. Наурин-биби не дает мне туда зайти.
– Я уверена, с ней все в порядке.
На самом деле Парвин вовсе не была в этом убеждена.
– Нет! – встревоженно отозвалась Би Джаан. – Я чувствую, что Сорайя в опасности. Я боюсь, что они ей навредят.
Но прежде чем Пино успела что-либо ответить, дверь в кухню с треском распахнулась и в комнату вошла Наурин.
– Вот ты где! – прогремела она.
Парвин и Би Джаан потеряли дар речи, глядя, как она наливает себе стакан воды и залпом осушает его.
– Я не могла понять, куда ты делась, Пино, – сказала Наурин. – Надеюсь, все в порядке.
– Да-да, – подтвердила Парвин, отползая от экономки. – В гостиной плохо ловила связь, вот я и пришла на кухню. А после звонка я разговорилась с Би Джаан. Представляешь, я не говорила с ней целых три года!
– Ясно. Возвращайся в салон. Салим-бхай снова рассуждает о прозрачности государственной власти. Это довольно интересно.
Парвин кивнула, виновато глядя на Би Джаан, и последовала за Наурин.
– Где твой телефон? – спросила та, когда они шли через гостиную.
– Кажется, оставила на кухне, – сказала Парвин, разворачиваясь и собираясь использовать этот предлог, чтобы продолжить свой разговор с Би Джаан.
– Я так не думаю, – Наурин с улыбкой подняла гаджет с дивана. – Я думаю, ты оставила его здесь, – с упреком произнесла она, отдавая ей телефон.
– Ах да! – стукнула себя Пино запястьем по лбу, надеясь, что все будет выглядеть менее подозрительным, если она прикинется забывчивой. И живо убежала в салон, больше не встречаясь с Наурин взглядом.
Хозяйка дома глядела ей вслед с любопытством, довольно ухмыляясь из-за того, как ловко поймала Парвин на лжи. Если бы Наурин не вышла из салона, когда Парвин ушла на кухню, она не услышала бы, как пиликнул ее телефон, не открыла и не удалила бы фотографию письма Назии, которую ей прислал Фарид.
А еще не увидела бы сообщений, которыми Парвин и Салим обменивались весь вечер.
– Нужно не спускать с нее глаз… – прошептала Наурин, зная, что это непростая задача.
Реквием от дочери
– Значит, Сорайя на это согласилась? Мне это кажется каким-то неправильным.
– Ваша мать хотела, чтобы Сорайя помогла нам с гипнотерапией, – пояснил Салман.
– В этом вся мама, – неловко усмехнулась Сабин. – Всегда знала, как вести себя эксцентрично, но так, чтобы ей за это ничего не было.
Салман засмеялся, довольный тем, как тепло и остроумно началась его беседа с дочерью Назии. «На этот раз все пройдет без сучка без задоринки, – подумал он. – Или, по крайней мере, будет гораздо легче, чем с остальными».
– Уверен, вас не раз смешили ее эксцентричные выходки, – улыбнулся гипнотизер.
– Не сказала бы, – Сабин смущенно теребила свои бусы. Пусть ее мать и поручилась за Наранга, девушка не была уверена, что ему можно доверять. – Неосторожным поведением она постоянно ранила людей. В том числе меня. Полагаю, поэтому я и здесь – чтобы отпустить из памяти ее ошибки.
Салман кивнул, его улыбка угасла, и он повел Сабин к кровати.
– У меня тоже была дочь, – сказал
