Ада и Амалия упрашивали Раду положить сокровища в банк.
– Время сейчас другое, – уговаривали они подругу, – никого теперь не интересует, откуда у тебя деньги. Спрячь драгоценности в надежный сейф.
Но Соколова отказывалась.
– Наверное, Яна кому-то сболтнула, – сокрушалась Кляйн, – вот и убили несчастную. Не принесло ей счастья богатство. Наш-то папа неизвестно куда все дел, а у мамы были просто уникальные вещи, я уже и не говорю про яйца работы Фаберже и три табакерки восемнадцатого века. Все как в воду кануло, испарилось бесследно. А вот Илья Соломонович сберег, да что толку?
– Вдруг все так и лежит в нише под ящиком? – предположила я. – Милиция там ничего особенного не искала, квартира бедная. Сняли отпечатки и уехали.
– Хорошо бы, – вздохнула Амалия, – у Рады остался двоюродный брат, он инвалид и очень нуждается. Соколова ему помогала. Правда, делиться не хотела – он пьет. Мы могли бы взять драгоценности и отдать его жене с дочкой. Они, правда, не очень дружили с Радой, но лучше, если богатство останется у родственников, а не отойдет посторонним…
Она поглядела на меня:
– Давайте поедем, проверим, а?
– Как же мы попадем в квартиру?
– У меня есть ключи, – ответила Амалия.
Я решительно сорвала милицейскую пломбу, и мы вошли в квартиру.
Пахло ужасно – пылью, затхлостью и все тем же мерзким и сладким. Правда, уже намного меньше. Амалия прошла на кухню и побелела. Беспорядок остался такой же, как в день приезда милиции, только тела исчезли.
На столе стояли чашки и тарелки с заплесневелыми кусками, тут и там виднелись бурые пятна, и все было обсыпано мельчайшей белой пылью – это милиция искала отпечатки пальцев.
В комнатах почти порядок. Скорее всего оперативники просто порылись в поисках документов и фотографий.
Амалия уверенно подошла к большому гардеробу, вытащила самый нижний ящик. Потом присела на корточки, порылась в полу и извлекла три паркетины.
– Ничего, – разочарованно констатировала женщина.
Я приблизилась к гардеробу и попробовала сунуть ладонь в тайник, рука еле-еле пролезла в узкое пространство. Да, пусто. Богатство, припрятанное предусмотрительным Ильей Соломоновичем, испарилось без следа.
Мы разочарованно посмотрели друг на друга. И тут зазвонил мобильный. Незнакомый мужской голос осведомился:
– Дарья Ивановна? Подъезжайте к девятнадцати в Бутырскую тюрьму и поднимайтесь в башню на второй этаж. Попросите дежурную позвонить 3-84 и ждите, к вам спустятся. Не забудьте паспорт.
Глава 22
Без десяти семь я припарковалась на Новослободской и ринулась к башне. Маленький дворик был почти пуст, только у стены жалось несколько женщин, составляя список на завтра.
На втором этаже возле арки металлоискателя сидела в железной клетке женщина в форме. Она поприветствовала меня милым тюремным обращением:
– Ну?
– 3-84.
Тетка лениво набрала номер и спросила:
– Это кто? Ах, Алексей Борисович, тут женщина пришла.
– Дарья Ивановна, – встряла я.
Но тюремщица уже бросила трубку на рычаг. Я пристроилась на подоконнике. Наконец послышались шаги. Высокий худощавый парень с простоватым лицом поманил меня пальцем.
– Паспорт отдайте.
Я протянула тюремщице документ и получила взамен железный номерок. Мы пошли вверх по лестнице, миновали еще один пост и оказались в длинном коридоре. «Следственная часть» – гласила вывеска.
Парень отпер один из кабинетов, втолкнул меня внутрь и ушел. Я огляделась. Малюсенькое, метров шесть-семь помещение, почти всю площадь которого занимает старый, обшарпанный стол. У стены несколько стульев. На одном валяется носок. Окно забрано решеткой.
Вновь послышались шаги, и белобрысый парень ввел Макса.
– У вас сорок минут, – сказал он и исчез.
Полянский сел на стул, я схватила его за руку и принялась излагать новости. Макс слушал внимательно, только изредка покашливал.
– Спасибо, передай Ивану Васильевичу, – попросил бывший супруг, – пусть любым путем вытащит меня отсюда. Если надо, признаюсь в убийстве.
– Но, Макс, – завела я.
Полянский поднял руки.
– Не могу больше, пусть действует. Спасибо тебе, Дашка, но настоящего убийцу не найти.
– Послушай, скажи, где миллион долларов?
– Как где? На антресолях, в сейфе. Меня сразу арестовали, не успел еще переправить. Да ты не волнуйся, милиция ничего не нашла, иначе стали бы про баксы спрашивать. А так только по поводу Вероники трясут.
– И ты не отправлял никуда Яну с деньгами?
– Яну? Нет. Кстати, как она? Не пишет, наверное, решила не связываться с убийцей.
Пришлось рассказать Максу правду про пропавшие деньги, исчезнувшую Яну и прочие новости. Полянский не сводил с меня изумленных глаз.
– Что ты делал в салоне «Оракул»?
– Я? – чуть не закричал бывший супруг. – Никогда там не был.
– Кто знал, что дома оказалась огромная сумма денег?
– Никто, только Вероника. Она была в курсе нашего бизнеса с Круглым.
– Теперь опиши свои часы.
– Зачем?
– Надо.
– Самой обычной классической формы, белый металл, цифры выложены мелкими бриллиантами, стрелки украшены сапфирами. Номерной «Лонжин», купил в Париже. Сам себе подарок на день рождения сделал.
– Белый металл! Ты точно помнишь, что часы не золотые?
– Платина! – коротко бросил Макс.
Тут залязгал засов, вошел белобрысый и сообщил:
– Пора.
Макса увели, провожатый повел меня назад, дождался, пока получу паспорт, и тихо сказал, поглядывая на кольцо:
– Передавайте привет Ивану Михайловичу, хозяйка.
Не успела я разинуть рот, как мент исчез. Интересно, сколько в этой тюрьме людей милейшего Ивана Михайловича?
Глава 23
Дома почти все были в сборе. Маня с Бекасом влезли в компьютер. Зайка вязала на диване очередную кофточку для Ваньки, старухи самозабвенно смотрели новости. Гера отсутствовал.
– Такая милая девушка нашлась, – поделилась Римма Борисовна, – дочь академика, с квартирой и дачей. Герочка вчера ездил к ней домой. Родители за границей работают, Тамарочка сейчас одна живет. Я сыну так и сказала – это твой шанс, милый. Можно, он завтра привезет ее в гости?
Да, вот будет сюрприз для отсутствующего папы-академика – жених из российской глубинки.
Но больше всех из родственников ажиотирован Кеша. Наконец-то ему в руки попал настоящий клиент, а не какой-то мелкий жулик. Мужик обвинялся в разбойном нападении на инкассатора. От роду грабителю всего двадцать, но за плечами уже две отсидки. Одна – еще по малолетству, другая – во взрослой зоне.
«Если скосишь мне с десяти хотя бы до семи лет, – сообщил он Аркашке, – наши к тебе, как журавли на юг, косяком потянутся.
– А не страшно с такими людьми дело иметь? – осторожно осведомилась я».
– Мать, – удивился наш адвокат, – а ты что думала, по тюрьмам сизые голуби сидят? Не спорю, попадаются иногда невиновные или просто дураки, но основную массу сажают под арест за дело. И потом, чья бы корова мычала! Кто меня с Иваном Михайловичем свел? А Бекас твой! Самый натуральный разбойник, хотя мне он очень нравится.
Я вздохнула. Приходится признать, что Кешка прав по всем статьям. А Бекас мне тоже по душе, хоть и бандит, но какой-то милый, трогательный, как щенок!
Расчувствовавшись, плюхнулась около Зайки и стала рассматривать крохотный, словно кукольный, свитерок.
– Представляешь, что со мной приключилось! – хихикнула Ольга. – Сто лет мужики на улице не приставали, а сегодня покупаю шерсть в магазине, и подкатывается ослепительный красавец. Все при нем – рост, фигура. Глаза голубые, волосы белокурые, одет превосходно. Начал заигрывать. Я сразу сообщила, что приобретаю шерсть, чтобы связать близнецам кофточки. Не подействовало! Наговорил кучу комплиментов и исчез. Нет, все-таки иногда приятно почувствовать, что еще нравишься мужчинам. Ну просто так, для тонуса!
Я вздохнула и пошла в спальню. Очевидно, Антон Медведев начал действовать. Надо рассказать Ольге обо всем, предупредить невестку. Но лучше сделать это завтра, вон как обрадовалась, дурочка, что привлекла чье-то внимание. Все-таки работа работой, но Кешка должен уделять жене больше внимания.
Утром спустилась к завтраку в тот момент, когда Нина Андреевна скармливала Банди большую жирную оладушку, густо намазанную вареньем. Рядом облизывались остальные члены собачьей стаи. Увидев меня, свекровь принялась оправдываться:
– Конечно, нехорошо давать малышу сдобное, он опять плохо покакал, очень жидко.
Но я, не слушая ее, стала набирать телефон Жени Поляковой. Подошедшая мать радостно сообщила, что дочка еще в больнице, но уже пришла в себя, разговаривает.
И я отправилась в клинику Второго медицинского института. Женечка лежала в отдельной палате. Ужасная желтизна ушла с ее лица. Но выглядела девушка все равно отвратительно: глаза запали, щеки ввалились, губы по цвету не отличались от наволочки на подушке.
