Тина была не дура и не стала открывать дверь: ведь на свободе рыщет некто, уже убивший двух женщин. Наоборот, схватив телефон, она выключила свет и подошла кокну. Готовая немедленно звонить в полицию, Тина осторожно посмотрела в садик.
Ничего. Ночь довольно светлая, при полной, не дающей ничему спрятаться луне. Ни в садике, ни на выгоне за домом не было заметно ничего угрожающего. Впрочем, Тина еще некоторое время вела наблюдение, пока не убедила саму себя, что ей просто почудилось.
Лишь утром она увидела, что ей оставили снаружи: в центре газона лежала мертвая лиса. Будто кто-то специально так сделал: настолько продуманной выглядела поза бездыханной тушки. Если бы Тина знала о лебединых крыльях, или утке, или о прочих животных, которыми убийца украшал творения своих рук, она никогда бы не решилась на следующий шаг.
Однако она ничего об этом не знала. Будучи простой деревенской девушкой, Тина подобрала маленький трупик и положила его в мусорный бак. «Судя по ранам, на лису, должно быть, напала собака, вот она и приползла умирать в садик, – пришло ей в голову. – А может, попала под машину». Все же вполне вероятно, что Тина упомянула бы о происшедшем Дженни, пусть даже и вскользь, а та вполне могла рассказать об этом мне. Да только дело в том, что Дженни не ночевала той ночью в своем доме – она все еще была со мной. И когда Тина увидела ее вновь, то разговоры у них, естественно, велись совсем не о мертвой живности.
Словом, Тина так и не сообщила никому про лису. Лишь через несколько дней, когда значимость этого зверька стала куда как явной, она припомнила события той ночи.
Увы, к тому времени было уже поздно.
Глава 18
Следующим днем произошло сразу два события, причем наибольшие толки вызвало первое из них. В другое время оно послужило бы источником возмущенных сплетен, бесконечных рассказов и пересудов, пока все происшествие не стало бы частью манхэмского фольклора, главой поселковой истории, над которой еще десятилетиями люди бы посмеивались или досадливо щелкали языком. В нынешней обстановке, однако, последствия оказались гораздо серьезнее, чем физические травмы, полученные участниками.
Итак, произошла давно назревшая стычка между Беном Андерсом и Карлом Бреннером. Короче, они подрались.
Частью была виновата выпивка, частью – вражда, да еще давление последних дней... Оба парня никогда не пытались скрыть взаимную неприязнь, а неестественное напряжение, царившее в поселке, способно до крови разбередить куда меньшие обиды, нежели имелись у этой парочки.
«Барашек» вот-вот должен был закрыться. Бен только что заказал виски, чтобы завершить им прием пива, на пинту или две превосходившего его нормальную дозу, в чем он сам потом признался. Денек выпал еще тот: сначала пришлось оказывать первую помощь какому-то дилетанту-орнитологу, с которым по жаре приключился сердечный приступ, а потом справляться с обычным кризисом в заповеднике в разгар туристского сезона. При появлении Карла Бреннера («наглого и самодовольного под завязку», по словам Бена) смотритель отвернулся, решив не поддаваться на провокации и не портить день окончательно.
Увы, ничего не вышло.
Бреннер заявился не просто выпить. Разгоряченный вчерашним призывом Скарсдейла взяться за оружие, он решил попутно заняться вербовкой и объявить о своих намерениях публично. Вместе с ним пожаловал его кузен Дейл Бреннер, смуглый и внешне совсем непохожий на Карла, хотя по повадкам и темпераменту они вполне могли сойти за братев-близнецов. Оба они входили в состав многочисленной группы, которая по наущению пастора взяла на себя патрулирование поселка днем и ночью. «Раз полиции на все накласть, мы сами разберемся с этим козлом» – так выразился Карл, копируя преподобного, пусть даже в иной словесной форме.
Поначалу, пока Бреннеры пытались привлечь новых сторонников, Бен просто хранил молчание. Но затем Карл, которому алкоголь и новая цель жизни придали храбрости, сделал ошибку, напрямую обратившись к Бену:
– Ну а ты, Андерс?
– А что я?
– Ты с нами или нет?
Прежде чем ответить, Бен неторопливо прикончил свое виски.
– Значит, собрались разбираться с козлом?
– Вот именно. Тебя что-то не устраивает?
– Кое-что. Например откуда ты знаешь, что его нет среди вас?
Бреннеру, никогда не отличавшемуся остротой ума, такое даже не приходило в голову.
– И если на то пошло, где гарантия, что это не ты? – добавил Бен. – Тот козел копает ямы, ставит капканы. Самый, я бы сказал, твой репертуар.
Позднее Бен признавался, что просто поддевал Карла, даже не подумав, насколько опасны подобные намеки. И в результате довел противника до белого каления.
– Да пошел ты! Полиция знает, что я ни при чем!
– А, та самая полиция, которой на все накласть? Сам же так говорил, а теперь хочешь, чтобы я присоединился? Обалдеть. – Бен презрительно усмехнулся. – Так что не лезь и занимайся своим браконьерством. Ты только на это и годишься.
– У меня по крайней мере алиби есть! А у тебя?
Бен выставил предостерегающий перст перед лицом Карла:
– Поаккуратней на поворотах, Бреннер.
– Чего?.. Так есть или нет алиби?
– Я тебе еще раз говорю...
Расхрабрившись в присутствии своего кузена, Бреннер против обыкновения не отступил.
– Да? И что? Меня уже тошнит от того, как ты тут начальника из себя строишь! А на прошлой неделе? Что-то быстро ты полез за своего дружка-доктора заступаться! А где он был, когда Лин украли?
– Ага, теперь ты говоришь, что мы проделали это с ним на пару?
– Докажи, что нет!
– Тебе, Бреннер, я ничего доказывать не обязан, – ответил Бен, теряя контроль над собой. – Так что можешь забрать свой долбаный патруль и засунуть обратно в то место, откуда он вылез, понял?
Оба противника свирепо пялились друг на друга. Первым сдался Бреннер.
– Пошли, – бросил он своему кузену, и на этом все чуть было не закончилось. К сожалению, Карл не смог уйти, не попытавшись сохранить лицо.
– Трус, обделался со страху... – сплюнул он, разворачиваясь к двери.
Ну понятно, на этом добрые намерения Бена вылетели в форточку, а вслед за ними чуть было не последовал и сам Карл.
Потасовка продлилась недолго: слишком много людей оказалось рядом, чтобы позволить драке зайти далеко. И пожалуй, с этим моему другу повезло. В одиночку Карл не представлял никакой угрозы, но Бену, хоть он и был здоровым как шкаф, пришлось бы, наверное, повозиться с обоими двоюродными братьями. К тому времени как их разняли, они успели разнести в щепки стол и полдюжины стульев, а сам Карл лишь через две недели смог без содрогания смотреться в бритвенное зеркальце. Не говоря уже о том, чтобы снять щетину. Даже Бен и тот вышел из драки не без потерь: ссадины, синяки и один выбитый палец. Впрочем, весь этот набор, по его словам, того стоил.
По-настоящему серьезные проблемы возникли, однако, лишь спустя несколько дней.
Я лично при драке не присутствовал, поскольку в это время готовил ужин для Дженни, которая осталась со мной на ночь, и проблемы Манхэма просто вылетели у меня из головы. Если на то пошло, я был, наверное, одним из последних, кто узнал о событиях в «Барашке», потому как на следующее утро отправился в морг, чтобы вновь заняться своей мрачной работой.
С тех пор как обнаружили труп Лин Меткалф, доктор Мейтланд опять замещал меня в амбулатории. Я делал все, что мог, чтобы вовремя поспеть к вечернему приему, потому что дополнительная нагрузка стала сказываться на Генри. Он выглядел уставшим, хотя и сократил часы приема до минимума, чуть ли не полностью отказавшись от консультаций.
Я чувствовал себя виноватым, однако терпеть оставалось совсем немного. Еще полдня в лаборатории – и я практически закончу то, что в моих силах. Еще далеко не все результаты проб были получены, но бренные останки Лин Меткалф рассказали историю, похожую на случай с Салли Палмер. Никаких сюрпризов не обнаружено, если не считать открытого вопроса, почему лицо первой жертвы оказалось сильно разбитым, а второй – почти не поврежденным. Кроме того, из-за менее выраженного процесса разложения на пальцах Лин Меткалф оставалось несколько ногтей – поломанных, местами даже сорванных, причем к некоторым из них пристали растительные волокна. Конопля; другими словами – веревка. Значит, вдобавок ко всем страданиям, которые перенесла несчастная, ее еще и связывали.
Если не считать перерезанного горла и распоротого живота, большинство травм Лин Меткалф представляли собой неглубокие порезы. Лишь одна рана – на горле – оставила след на позвонках. Как и при убийстве Салли Палмер, царапина на кости сделана крупным и острым лезвием. Вероятно, охотничьим ножом, причем почти наверняка тем же самым, хотя на данном этапе это доказать невозможно. С другой стороны, нож не имел волновой заточки, и я ломал голову, отчего же обеих женщин убили одним видом оружия, а собаку – другим.
