Судьбу лучше не испытывать, такой риск мне не нужен.
Ехал я куда глаза глядят. Очутившись на вершине пологого холма, откуда открывался вид на пустынную местность, я затормозил, вышел из «лендровера» и присел на травянистый пригорок. Солнце тонуло в нетерпеливо поджидавшем болоте. Лучи золотом отражались от луж и проток, разрисовавших камышовые заросли абстрактным узором. Некоторое время я пытался сосредоточиться на недавних убийствах, однако сейчас события казались очень далекими. Цвет неба и земли медленно тускнел, приобретая ночные оттенки, но я не испытывал никакого желания пошевелиться.
Впервые после своей семейной трагедии я почувствовал, будто жизнь вновь распахнула передо мной двери. Наконец-то можно смотреть вперед, а не только назад. Я думал о Дженни, о Каре и Алисе, пытаясь отыскать в своей душе следы вины или предательства, но не находил ничего. Лишь ожидание, предвкушение чего-то нового. Боль утраты все еще напоминала о себе, и от этого никуда не уйти. Однако теперь я ощущал и смирение. Жена и дочь мертвы – и вернуть их я не могу. Очень долго мертвым был и я сам. А сейчас, нежданно-негаданно, я ожил вновь.
Я сидел, наблюдая за закатом, пока на горизонте не осталась лишь одна-единственная яркая полоска, а болотистый пейзаж не окрасился ровным темно-матовым цветом, впитывающим последние солнечные лучи. Когда я наконец встал, покряхтывая, на затекшие от долгого сидения ноги, мне стало ясно, что никакого дополнительного времени на раздумья не требуется. Кроме того, не хотелось ждать до следующего дня, чтобы вновь увидеть Дженни. Я решил было позвонить ей, однако телефона в кармане не оказалось. Не нашелся он и в «лендровере». Помнится, я положил его на стол, когда пришел Маккензи, и, наверное, задумавшись о других вещах, выехал из дома без мобильника.
Я чуть не махнул рукой на звонок, однако появиться на пороге дома Дженни без предупреждения было неудобно. Из того, что я решил свои вопросы, вовсе не следует, что и у нее не осталось проблем. А потом, я по-прежнему числюсь поселковым врачом. Может, на сегодняшний день у Манхэма и есть кое-какие сомнения в отношении меня, но я не могу позволить себе остаться без связи. Словом, вернувшись в поселок, я направился в амбулаторию за своим мобильником.
Уличные огни зажглись, когда я еще вел машину по главной дороге. Подъезжая к полицейскому фургону, стоявшему на центральной площади, в круге света от одного из фонарей я заметил группу мужчин. «Должно быть, скарсдейловский патруль», – пришло мне в голову. Будто окрашенные нездоровой желтизной, патрульные проводили внедорожник подозрительным взглядом.
Оставив их позади, я свернул с главной дороги в проезд, ведущий к дому Генри. Под колесами похрустывал гравий, и свет фар плясал на фасаде особняка, пока машина карабкалась по холмам. Окна темные, что неудивительно, так как Генри обычно ложился рано. Не желая его будить, я решил зайти с черного хода, прямиком в нашу амбулаторию.
Уже вынув из кармана ключи, я вдруг заметил, что дверь на кухню распахнута настежь. Если бы, скажем, в кухонном окне горел свет, то я не усмотрел бы в этом ничего подозрительного. Однако света не было видно, а я отлично знал, что Генри никогда не пойдет спать, не заперев все двери.
Я подошел и заглянул внутрь. Вроде все нормально. Я уже протянул руку к выключателю, как что-то меня остановило. Инстинкт, наверное. В голове мелькнула мысль позвонить в полицию. Да, но что я им скажу? Вдруг Генри просто-напросто забыл прикрыть дверь, когда выехал на воздух, в садик? Мои акции среди жителей поселка и так уже не на высоте. Не хватало еще выставить себя дураком.
Словом, я прошел внутрь и крикнул: «Генри!» Впрочем, не слишком громко, чтобы разбудить спящего человека. А если он не спит, то вполне может меня услышать.
Нет ответа. Кабинет Генри располагался в дальнем конце коридора, за углом. Все еще сомневаясь, не слишком ли много значения я придаю ерунде, я двинулся вперед. Через приоткрытую дверь блеснула полоска света. Я остановился, прислушиваясь, но за гулким биением собственного сердца ничего не разобрал. Положив ладонь на филенку, я начал медленно толкать дверь внутрь.
Внезапно створка распахнулась, и, отбросив меня в сторону, из комнаты вылетела громоздкая тень. Извернувшись как кошка, я выбросил руку, пытаясь ее ухватить, и ощутил пронесшийся мимо поток воздуха. Пальцы уже зацепились за грубую маслянистую ткань, как что-то ударило меня в лицо. Я отшатнулся, и фигура исчезла в кухне. Когда я добежал до черного хода, дверь уже раскачивалась на петлях взад-вперед. Не медля ни секунды, я бросился в сад и тут вспомнил про Генри.
Задержавшись на пару мгновений, чтобы закрыть и замкнуть на ключ входную дверь, я побежал обратно в коридор. Я был уже возле кабинета, как в прихожей вспыхнул свет.
– Дэвид? Что здесь, черт возьми, происходит?
Подталкивая колеса руками, со стороны спальни катил Генри, взъерошенный и ошеломленный.
– Здесь кто-то был. Я хотел его поймать, но...
Наступила реакция, из-за выброса адреналина меня начало лихорадить. Я зашел в кабинет и с облегчением увидел, что стальной стеллаж по-прежнему закрыт. Кем бы ни был грабитель, он по крайней мере не добрался до нашего лекарственного склада. Но тут я перевел взгляд на застекленный шкаф, где Генри хранил свою коллекцию медицинского антиквариата... Дверцы распахнуты, внутри все вверх ногами.
Генри выругался и подъехал ближе.
– Ничего не трогайте. Полиция захочет снять отпечатки пальцев, – предупредил я. – Что-нибудь пропало, кстати?
Он принялся озадаченно разглядывать перевернутые внутренности шкафчика.
– Я не уверен...
Впрочем, не успел он закончить фразу, как мне в глаза бросилась одна очевидная вещь. Насколько я помнил с самого первого дня моей работы, на верхней полке всегда стояла зеленая бутылочка с вертикальным ребрением. Именно так в старину обозначали яды. Сейчас этой склянки там не было.
Вплоть до того момента я полагал, что злоумышленник искал наркотики. Да, и в Манхэме водились подобные типы. И все-таки сомневаюсь, что даже при самой сильной ломке человек решится подсесть на хлороформ...
Из задумчивости меня вывел возглас Генри.
– Боже мой, Дэвид! Вы целы?
Он смотрел на мою грудь. Я хотел было спросить, что он имеет в виду, но затем ответ увидел сам. Тут же припомнился порыв воздуха, возникший, когда я попытался остановить грабителя. Теперь ясно, чем это вызвано.
Рубашка на мне была располосована ножом.
Глава 19
Несмотря на суматоху прошедшей ночи, день начался как обычно. Это-то и кажется странным, если оглянуться назад. Конечно, жизненный опыт говорит, что катастрофа не объявляет о себе заранее. Но теперь, когда случилось нечто по-настоящему страшное, я оказался к этому совершенно не подготовлен.
Как и все остальные.
Часы показывали около трех, когда полиция закончила свои дела в амбулатории. Криминалисты налетели как вихрь: масса фотографий, поиск отпечатков и постоянные вопросы. Маккензи с самого начала приехал уставшим и измотанным, словно его только что подняли с постели, прервав беспокойный сон.
– Давайте-ка еще раз. Вы утверждаете, что некий человек проник в дом, полоснул вас ножом по груди и сумел удрать, да так ловко, что никто не успел его разглядеть?
Я и сам чувствовал себя усталым и раздраженным.
– Темно было.
– Значит, никаких знакомых примет, особенностей не заметили?
– Нет, извините.
– И никаких шансов его снова опознать?
– Если бы... Я же вам говорю: было слишком темно!
От Генри – толку не больше моего. Он в это время находился в спальне и ничего не замечал, пока не услышал шум. Выехав из комнаты, Генри увидел, как я возвращаюсь после бесплодной погони. Если бы дела пошли по-другому, Манхэм мог в утренних «Новостях» узнать о новом убийстве. Или даже о двух.
Судя по манере, в которой инспектор вел допрос, Маккензи явно считал, что именно такого конца мы и заслуживали.
– И вы, значит, понятия не имеете, что еще он мог украсть?
Я только головой покрутил. Стеллаж с наркосодержащими препаратами не тронут, и ничего не пропало из холодильника, где мы держали вакцины и прочие медикаменты, требующие низкой температуры. С другой стороны, только Генри мог знать, что находилось в набитом доверху шкафчике, и пока эксперты не закончат его обработку, сказать ничего нельзя.
Маккензи ущипнул себя за переносицу. Глаза у него были красные и злые.
– Хлороформ, – сказал он с отвращением. – Даже не знаю... Уж не нарушаете ли вы какие-то законы, держа такие вещи дома? Я-то думал, врачи им больше не пользуются.
– Не пользуются. Просто Генри любит антикварные побрякушки. У него даже валяется где-то насос для промывания желудка.
– Плевать мне на насосы! Тот ублюдок сам по себе опасен, а тут еще ваш долбаный анестетик! – Через секунду Маккензи взял себя в руки. – И вообще: как этот тип мог к вам забраться?
