словно под ним был не затоптанный пол трактира, с невообразимым названием к тому же, а палуба брига в приличную штормягу, пошел к выходу, в злой и ветреный дождь.
Его проводили дружным смехом, шутками насчет ненасытной вдовушки, которая теперь снова присосется к молодому и здоровому моряку покрепче, чем ракушка к днищу корабля. Его приятельски похлопывали по широкой спине, звали приходить в трактир еще гульнуть как следует перед выходом в море «Генерала Гранта»… И никто не удивился, почему такого видного моряка до этого часа ни разу не приметили в мельбурнских трактирах, хотя бриг «Хаук» почти месяц чинил здесь свои перышки после крепкой трепки в Индийском океане. Да и то сказать, мало ли здесь перебывало разного люда, со всех концов земного шара!
На следующий день ближе к обеду Генрих Дункель занял место в трактире «Лапы дьявола» вместе с первыми посетителями. Он сел у мокрого после ночного дождя окна, крепкими зубами с аппетитом грыз жареного кролика, запивал слабым полусладким вином. Хромой трактирщик, сам из бывших моряков, изредка поглядывал на «сухих» еще и малоразговорчивых клиентов.
– Послушай, дружище Томас, почему нет ребят с «Генерала Гранта»? Обещали пришвартоваться к твоему причалу перед обедом, а все еще где-то дрейфуют… Неужели рискнули выйти в море под этот шакалий ветер? По моим наблюдениям, он утихнет не ранее позднего вечера. Вот завтра поутру можно выходить в рейс. – Отхлебнув вино, Генрих выжидательно уставился на хозяина трактира, от которого хотел получить нужные ему сведения относительно «Генерала Гранта». Самому появляться в порту и мозолить лишний раз глаза полиции, выспрашивая про барк с таким грузом, не очень-то хотелось. Пусть капитан американского барка сам найдет его, как только в этом возникнет крайняя необходимость. Есть же у него, Генриха, такая же крайняя необходимость попасть именно на «Генерала Гранта», и никуда больше!
Томас словно только и ждал этого вопроса, перестал протирать полотенцем тарелки, ответил испуганным голосом, оглядываясь то на мокрую внизу от дождевых брызг дверь, то на боковое окно в сторону города. Волосатые, с белыми ладошками руки – от постоянного обращения с горячей водой – мелко подрагивали.
– Дружище Томас! У тебя, похоже, ночью полиция делала обыск и вытащила из кладовки не менее дюжины беглых каторжников, которых ты пригрел за ворованное золото… Угадал, дружище? Вон как побледнел даже, ха!
– Ты прав, Генрих… Скверное дело вчера вышло. И в самом деле, всю ночь у моего безобидного трактира шныряла полиция…
– Вот видишь! Я оказался прав! – весело пошутил Генрих, бросая кость в глиняную миску с объедками. – Сколько душегубов взяли у тебя в укромных уголках, скажи честно? Я не инспектор полиции, судить тебя строго не буду.
– На барке «Генерал Грант» вечером не досчитались одного моряка. Все пришли, а одного не оказалось… Вот так, – ответил Томас и загадочно подмигнул Дункелю, словно хотел этим сказать, что имеет сведения куда более обширные, чем выложил только что. Генрих взял стакан с вином, подошел к стойке, заговорил тихо, но с таким скрытым угрожающим подтекстом, что у старого Томаса голубые глаза и вовсе побелели к концу этого странного разговора.
– Как так, Томас? Неужто береговые русалочки уволокли моряка на мягкий грунт? – Генрих отлично знал о таких прогулах, когда моряки задерживались у портовых красоток до тех пор, пока в кармане водились желтенькие или беленькие монетки.
– Рулевой Томми и в самом деле лег на «мягкий» грунт… Только не в постель у дамочки… – И почти в ухо добавил: – Его кто-то ножом в живот пырнул. Пырнул и счастливо успел удрать отсюда в город.
– Не может быть! – Генрих поставил полупустой стакан на стойку. – Где? Неужели сухопутная банда кучей навалилась на моряков? Не надо было этому Ларри Марчу орать на весь трактир, что у них в трюме золотой груз и что в Лондоне они станут чертовски богатыми парнями… Мало ли кому что в голову могло взбрести!
– В трюме может лежать все, что угодно, ты прав, Генрих. Этого Томми прихватили за углом трактира… Вышел по нужде, да кровью истек, так и не вылез из гальюна, пока кто-то не наткнулся и не завопил диким голосом: «Уби-и-ли-и!» Говорят… – Томас неожиданно умолк, наткнувшись на ледяной взгляд Дункеля. У него засосало под желудком – сколько раз в своей долгой жизни он встречал вот такие глаза, в которые лучше не заглядывать вовсе, не то чтобы вести доверительные разговоры. Он собирался было сказать, что инспектор полиции расспрашивал, не видел ли Томас крупного моряка, перескочившего через забор трактира и сбившего с ног пожилого горожанина, который нечаянно попался ему на пути.
– И что же говорят, Томас? – почти неслышно, одними губами переспросил Генрих, не спуская с вспотевшего хозяина трактира жуткого «вампирского» взгляда.
– Говорят, что из-за этого капитан американского барка и задерживает выход в море, – нашелся что ответить Томас и принялся вытирать тарелки. – Вот почему и моряков с барка до сих пор нет. Может, подойдут еще, если капитан отпустит их на берег.
– Проклятье! Да сожрут меня акулы с потрохами, если это не так! – уже громко выругался Генрих. – Получается, порядочному человеку нельзя выпить и одному уже и в гальюн ходить не безопасно!
Немногие посетители, слушая Дункеля и старого Томаса, коротко рассказавшего им о страшной беде, соглашались, что чем больше кораблей стало заходить в Мельбурн, тем чаще возникают вот такие ужасные истории.
– Раньше пиратствовали в открытом море, а теперь рыщут в одиночку, с ножом за пазухой, – обронили за спиной у Дункеля. – А если кто-то брякнул монетой или произнес роковое слово «золото» – точно быть пролитой крови!
При слове «золото» Генрих невольно вздрогнул, перехватил на себе испуганный взгляд старого Томаса, пожал плечами:
– Ну какое золото может завестись в кармане у морского бродяги? Много ли накопишь такой каторжной службой? Вот вам живой пример перед глазами. – И Генрих кивнул на бывшего моряка Томаса. – Служил канониром на флагманском корабле королевской эскадры, принимал участие в печально знаменитом штурме русской крепости Петропавловск на диком северном полуострове Камчатка. Ядром оторвало половину ноги… И что же? Разве озолотился от королевской казны за такое увечье? Списали и выбросили за борт, как сквалыжный боцман выбрасывает за ненадобностью вконец изношенную швабру… Дружище Томас, откупорь еще бутылочку. Выпьем за тех, кто не вернулся из Авачинской бухты, кто остался под русским Севастополем! Почему знаю? Мой отец в Крымскую кампанию был наемником на французском корабле. Вернулся домой без трех пальцев на правой руке – саблей отрубили при штурме какого-то бастиона… Ну, пьем, морские волки,
