измена при наличии выбора — явления разного порядка.
Возвращаясь к той роли, которую сыграли в Гражданской войне командармы, изменившие советской власти, а также к вопросу о мотивах, обстоятельствах и последствиях их измен, нельзя не признать, что эти сюжеты не являлись предметом специального монографического исследования.
В советской историографии длительное время под негласным запретом находилась даже проблематика участия добросовестных военных специалистов в строительстве Красной армии, не говоря о деятельности (тем более созидательной) перебежчиков и предателей. О высокопоставленных изменниках или не упоминали вовсе, или же их служба характеризовалась искажавшими действительность пропагандистскими штампами, а в некоторых случаях заурядными оскорблениями, рассчитанными на невзыскательного читателя. Например, на излете советской эпохи один из авторов написал, что командармы-изменники — это «бездари и бездельники»[33]. Думается, высокопоставленные изменники, о которых пойдет речь в этой книге, были кем угодно, но точно не бездарями и бездельниками.
Сильнее прочих в советской историографии доставалось М.А. Муравьеву. Автор одной из работ 1930-х гг. писал, что «выступление левых эсеров и полковника Муравьева было заранее подготовлено при определенной поддержке со стороны англо-французских империалистов»[34]. Далее тот же автор писал, что Л.Д. Троцкий якобы продолжал линию Муравьева на бессудные расстрелы красноармейцев и комиссаров при мягком отношении и полном доверии к старым офицерам[35]. В работе Е.И. Медведева отмечалось, что «левый эсер» М.А. Муравьев причинил «огромный вред боевым действиям Красной армии на Восточном фронте»[36]. Историк П.Г. Софинов изобразил Муравьева ставленником Л.Д. Троцкого, который, в свою очередь, тоже вел вредительскую работу[37]. На этом Софинов не остановился, отметив, что назначение Муравьева соответствовало замыслам левых эсеров и подпольного «Союза защиты Родины и свободы», а мятеж Муравьев должен был готовить по поручению ЦК партии левых эсеров, причем в подобных оценках Софинов был не одинок[38]. Разумеется, эти утверждения ничем не подкреплялись. О том, что логика такого изложения делала проводником замыслов антибольшевистского подполья уже и самого главу советского военного ведомства Троцкого, автор, видимо, не задумывался.
Впрочем, некоторых авторов не смущала и такая логика, да и писать иначе о тех событиях, в особенности до смерти И.В. Сталина, никто бы им не позволил. Так, в работе В.В. Хрулева, изданной Наркоматом обороны СССР в 1940 г., сообщалось: «Высшие командные и штабные должности в Красной армии в первый период борьбы зачастую были заняты ставленниками Троцкого — эсерами, меньшевиками и контрреволюционными офицерами. Таковы были предатели: главнокомандующий Муравьев, пытавшийся открыть чехам путь на Москву, командующий 2-й армией Махин и командующий 3-й армией Богословский. Эти предатели перебежали к белым, захватив с собой планы обороны Уфы и Екатеринбурга»[39]. Однако «великий стратег революции товарищ Сталин со своим верным соратником товарищем Ворошиловым спасли страну от тяжелых испытаний»[40].
Действиям будущих изменников, даже задолго до измены, приписывали вредительский характер, а созидательная работа игнорировалась или выдавалась за умелую маскировку[41]. В этой логике череда назначений М.А. Муравьевым летом 1918 г. на ответственные посты будущих перебежчиков (Махина, Харченко, Яковлева) однозначно трактовалась как назначения ставленников и сообщников — таких же будущих предателей, но при этом его же приказы о снятии Харченко и Яковлева с тех же постов оставались без какого-либо комментария. Ф.Е. Махин упоминался в советской литературе не только в связи со своей изменой в 1918 г., но также в контексте антисоветской работы эсеров в эмиграции в начале 1920-х гг. Однако почти не публиковалось данных о его позднейшей деятельности и идейной эволюции в сторону коммунизма. Кроме того, не всегда фрагменты биографии одного и того же человека связывались в единое целое[42].
На самом деле реальность была совершенно иной и намного сложнее советских историографических схем. В частности, новейшие документальные публикации показывают, что Муравьев официально не состоял в партии левых эсеров, хотя в своих целях и представлялся членом партии, чем вводил многих в заблуждение. Когда стало известно о выступлении Муравьева, левые эсеры отмежевались от каких-либо связей с его действиями[43], а сам Муравьев отмежевался от связи с восстанием левых эсеров в Москве[44]. Более того, в новейших исследованиях достигнут консенсусный вывод ряда авторов о том, что военноадминистративная деятельность Муравьева на Восточном фронте до его выступления против советской власти носила созидательный для укрепления Красной армии характер[45].
После 1991 г. история становления Красной армии оказалась на периферии исследовательского интереса, в связи с чем постсоветская историография слабо продвинулась в этом вопросе. В обобщающих работах, так или иначе упоминавших имена командармов-изменников, сведения о них стереотипны и не всегда точны[46], детали же продолжают оставаться неизвестными. В наибольшей степени в отечественной и зарубежной историографии изучены биографии М.А. Муравьева[47] и В.В. Яковлева[48].
В этой книге вниманию читателей представлены биографические очерки о тех командармах-изменниках, которые являлись кадровыми офицерами старой армии, обладавшими высшим военным образованием. Таких было четверо: Б.П. Богословский, Н.Д. Всеволодов, Н.А. Жданов и Ф.Е. Махин. Краткие данные об остальных высокопоставленных изменниках приведены в заключительном разделе книги.
Реконструируя исторические портреты этих людей, автор пытался не только проследить судьбы, но и понять внутренний мир, мотивацию, личностные особенности, дать объяснение тем или иным поступкам и намерениям высокопоставленных изменников. Такое погружение позволяет приблизиться к пониманию особенностей их поведения и вписать их действия в более широкую картину участия бывших офицеров в создании Красной армии и в Гражданской войне.
Основу работы составили документы шестнадцати российских и зарубежных архивов, включая архивы Армении, Латвии, Сербии, США, Украины, Чехии. Наиболее значимыми в рамках проведенного исследования были материалы четырех федеральных архивов России: ГА РФ, РГАСПИ, РГВА и РГВИА, а также Бахметевского архива русской и восточноевропейской истории и культуры Колумбийского университета (Нью-Йорк, США).
Биографии командармов, очерки о которых вошли в книгу, привлекали внимание исследователей и ранее на уровне небольших статей и тезисов[49]. Однако опубликованные прежде сведения были фрагментарны и не всегда достоверны, порой содержали заимствования из работ предшественников, а полноценного архивного исследования не проводилось[50]. Автор этих строк начал работу по сбору материалов для вошедших в книгу биографий около двадцати лет назад и опубликовал статьи о каждом из героев книги[51]. Для настоящего издания биографические очерки были существенно переработаны, исправлены и дополнены.
Работа сопровождалась целым рядом сложностей. Так, многие документы о деятельности Ф.Е. Махина в 1930-1940-е гг. засекречены в связи с его сотрудничеством с советскими спецслужбами или труднодоступны. Боевой путь Махина в годы Второй мировой войны удалось очистить от мифов и впервые полностью реконструировать
