художников. Выдвинуто ультимативное требование прекратить продажу патефонных пластинок с «феодальной, буржуазной и ревизионистской» музыкой.
Классическая музыка, композиторы Бетховен, Моцарт, Бах, Шопен, Чайковский и Шостакович подверглись ожесточенной критике. Дацзыбао в Центральном универсальном магазине гласит: «В течение семнадцати лет ваша фирма продает патефонные пластинки, пропагандирующие ревизионистские и контрреволюционные взгляды. Вы пускали в продажу какие-то «лебединые озера» и другие пластинки с развращающей иностранной музыкой. Вы содействовали распространению повсюду ревизионистского яда, калечили молодежь, способствовали восстановлению капитализма. Мы приказываем: во-первых, прекратить продажу всех старых патефонных пластинок с записью музыки, не имеющей революционного содержания; во-вторых, изъять все старые патефонные пластинки».
Призывы хунвэйбинов, расклеенные на всех, домах и оградах, требуют заменить тексты всех световых реклам цитатами из произведений Мао Цзэ-дуна, а в городских садах и парках выделить специальные места для чтения его произведений. В «немилости» оказался и зеленый цвет — цвет надежды. «Зеленый цвет — это символ отравы… Красный цвет — это цвет революции. Это лучший в мире цвет. Поэтому приказываем: через 48 часов уличное движение должно останавливаться на зеленый свет». Почему? Потому что «нельзя допустить, чтобы в пролетарской стране красный свет означал остановку движения». Полицейские — регулировщики уличного движения должны заменить светящиеся жезлы красными флажками. Работникам городского транспорта дано распоряжение в двухдневный срок в автобусах и троллейбусах повесить портреты Мао Цзэ-дуна, а также упразднить водительские права шоферов, как проявление чуждого влияния, а в «паспортах указывать классовое происхождение». Уличные дацзыбао предписывают ликвидировать коротковолновые диапазоны во всех радиоприемниках, закрыть филателистические, цветочные и писчебумажные магазины. Почему? Потому что они обслуживают буржуазию и ревизионистов. Такси нужно вывести из городов для обслуживания коммун. Запретить игру в шахматы, ибо она «служит буржуазии, ревизионистам и тем, кто в свободное время вместо изучения произведений Мао Цзэ-дуна занимается такими пустяками». Запрещена продажа рыболовных снастей. Рыбная ловля — это «занятие буржуазии».
В дацзыбао, вывешенной на одной из пекинских улиц, выдвинуто двадцать три предложения-лозунга, и среди них: «Приступить к изучению произведений Мао Цзэ-дуна в детских садах», «Все должны питаться сообща, нужно восстановить порядки, существовавшие в первых народных коммунах 1958 года», «Нужно отказаться от употребления духов, косметических средств, ношения ювелирных изделий, непролетарской одежды и обуви», «Необходимо уничтожить старые картины с неполитическими сюжетами, недопустимо, чтобы тематика картин не соответствовала идеям Мао», «Цитаты из произведений Мао Цзэ-дуна должны быть повсюду», «Никакой деликатности в отношении возможной оппозиции!»
Но «революционные» учащиеся не только меняют названия улиц, площадей, магазинов и т. д., не только издают «воззвания» и предъявляют «ультиматумы». Они действуют. Разбивают витрины, перекрашивают фасады зданий, руководят «трудовым воспитанием» интеллигенции. Они участвуют в избиении людей, унижают их, водят по «кругу позора». Информационное агентство сообщает: Кампания против буржуазных тенденций приняла несколько неожиданные формы. Перед одним из депо для рикш вывешен плакат: «С сегодняшнего дня пассажир должен везти рикшу, который будет сидеть на месте пассажира». Из одной пекинской больницы группа «революционных» студентов выгнала на улицу около двадцати врачей и медицинских сестер. На десятерых были повешены дощечки с надписью: «дьявол», «реакционер», «буржуазная собака». Их клеймили «за богатую жизнь, капиталистические взгляды и высокую зарплату». Хунвэйбины нападали на частные дома в Пекине под тем предлогом, что их хозяева — против «идей Мао Цзэдуна» и «великой пролетарской культурной революции». Огромные толпы наблюдали за тем, как студенты били стекла в окнах, опрокидывали мебель и выбрасывали на улицу вещи, которые, по их мнению, являлись «предметами роскоши».
Начало «культурной революции» было положено в Пекине. Затем она распространилась в провинции, на всю страну. Агентство Синьхуа сообщало: «Революционный бунтарский дух» пекинских хунвэйбинов «разжег огромное пламя, охватившее весь Китай…»
Нужно ли продолжать? Да хватит ли одной книги, чтобы процитировать лишь сообщения официального китайского агентства Синьхуа в тот период? Все вышеприведенные цитаты взяты из информации Синьхуа и БТА за один лишь день. За один из последних дней августа, в самом начале «большого тайфуна». В своих блокнотах я нахожу десятки, сотни записей. Это сообщения из бюллетеней, выписанные наспех, бессистемно. Теперь, перелистывая эти уже пожелтевшие страницы, я стараюсь понять неразборчиво написанные слова, отрывочные фразы. И они оживают, оживает волнение тех тревожных дней 1966 года. И мне становится душно… На лбу выступает пот, перед глазами всплывают и исчезают отдельные фразы: «Отряды хунвэйбинов не боятся ни бога, ни закона…» «Будут подвергнуты критике и раздавлены все, кто выступает против идей Мао Цзэ-дуна…» «Пекинский городской комитет партии являлся орудием не диктатуры пролетариата, а диктатуры буржуазии над пролетариатом…» «Небывалой в истории массовой великой пролетарской культурной революцией руководит лично Мао Цзэдун…» «Массы должны выступить против всех чудовищ и выродков, борющихся против идей Мао».
Огонь! Огонь! Огонь!
Боже мой, что происходит в этой, далекой и загадочной стране?.. «Огонь»? Но со стороны кого? И против кого? Неужели это спонтанный взрыв рассерженных молодых людей? Какой-то всплеск коллективного безумия? Неожиданный тайфун, который разорвет небо молниями, прольется проливным дождем, отгремит и затихнет? Или это заранее задуманный адский план? Кто его задумал? Зачем?
Мог ли я знать, что всего через несколько месяцев окажусь в эпицентре этого опустошительного «тайфуна» и мне самому придется искать ответ на все эти сложные и мучительные вопросы?
II. В Пекин
Не забывайте никогда, что Китай — это огромная страна, населенная китайцами.
Из обращения Шарля де Голля к дипломатам-французам, направлявшимся на работу в Китай.
Нет, я никогда не забуду этот день! В один из июльских дней 1967 года меня назначили временным поверенным в делах Народной Республики Болгарии в Пекине… Душным августовским вечером исполин-красавец «ИЛ» доставил меня в Москву, через которую я летел в Пекин.
В Пекине уже целый год бушевал «тайфун» — «культурная революция», он охватил уже весь Китай. Подгоняемые «тайфуном», один за другим китайскую столицу покидали послы и другие дипломаты, возвращаясь в родные страны. Дипломатические представительства и посольства возглавили временные поверенные в делах. В качестве временного поверенного в делах ехал в Китай и я… «Временно» — это могло быть месяц, два, пять. Мог ли я тогда знать, что это «временно» растянется на три с половиной года, свыше сорока месяцев, более тысячи двухсот дней и ночей! И все это время бушевал «большой тайфун», бушевал в огромном океане, называемом Китаем. И я все отчетливее начинал понимать глубокий смысл слов, сказанных в шутку Алексеем Ивановичем Елизаветиным, советником посольства СССР в КНР: «Нет ничего более постоянного, чем временное!» Я понял, что здесь другие понятия о «временном» и «постоянном». Алексей Иванович провел
