Однажды утром обе девушки по обыкновению заняли свои обычные места, в тени каштана, живописно раскинувшего свои густые ветки.
Обе они о чем-то оживленно болтали вполголоса, низко наклонившись друг к другу, так что белокурые волосы Жильберты совершенно касались черных кудрей Пакетты.
Хорошенькие щечки Жильберты рдели от возбуждения, как цветок персика.
– Давно ли это продолжается? – спросила Пакетта, внимательно выслушав возбужденный рассказ своей госпожи.
– Вот уже три недели.
– Неужели?
– Да, ровно три недели я ежедневно нахожу утром у себя на балконе букет цветов и в нем стихи.
– Преподносить букеты ежедневно – это легко, конечно, но стихи… Одно из двух: или этот любезный незнакомец талантливее наших модных стихоплетов, или у него в памяти приготовлен большой запас стихотворений на случай.
– У тебя злой язык!
– Можно ли мне задать вам один вопрос?
– Говори!
– Скажите мне откровенно, положа руку на сердце, какое впечатление производит на вас появление этих стихов и букетов?
– Кажется, я немного безрассудна!
– Я не понимаю вас, барышня, это не ответ!
– Хорошо, так знай, что меня возмутила смелость этого незнакомца!
– Ну конечно, – а потом?.. – Потом я привыкла!
– До такой степени, что теперь?..
– Теперь мне кажется, что я не могла бы ему запретить этого тайного обожания, раз до сих пор я не остановила его.
– И вы не подозреваете, кто бы это мог быть? – Уверяю тебя, не могу догадаться.
– Неужели никого нельзя заподозрить?
– Буквально никого!
– А графа де Лембра?
– Моего жениха, что ты! Он видится со мной ежедневно, свободно может говорить, когда ему вздумается. К чему бы ему эти таинственные подношения букетов и цветов?
– Может быть, простое внимание!
– Нет!
– В таком случае, может быть, простое испытание?
– Граф не нуждается ни в испытании меня, ни в покорении моего сердца. Он так же уверен в моей верности, как в слове моего отца!
– Стало быть, все это ни к чему?
– Да, ни к чему! Через месяц моя свадьба. И воспоминание об этом странном приключении лишь вызовет у меня лишнее сожаление!
– Лишнее сожаление?! Вот видите, вы не любите графа де Лембра и все-таки выходите за него замуж.
– Но что же мне делать?
– Вам нужно отказать! Честное слово, я бы и минуты не колебалась! – проговорила Пакетта, энергично встряхивая хорошенькой головкой.
– Ты – дело иное, ты свободна. Ты не обязана заботиться о семье, не обязана поддерживать чести рода!
– Да, это правда, но…
– Если бы даже я отказала, так ведь решение отца тверже моей воли! – грустно продолжала Жильберта.
Да, Пакетта, ты счастливее меня: ты свободно можешь любить, а я любить не смею!
В саду послышались голоса. Жильберта вздрогнула и замолчала. В тот же момент на террасе появилась маркиза де Фавентин под руку с графом. Жильберта невольно вскрикнула от неожиданности.
– Я, кажется, испугал вас? – спросил Роланд.
– Нет, это так! – пытаясь улыбнуться, ответила молодая девушка.
Поцеловав руку невесты, Роланд вернулся к маркизе, – поместившейся на каменной скамье, которая окружала платан. Заметив неуловимый жест матери, Жильберта уселась рядом с женихом, но, не принимая участия в разговоре, задумчиво устремила глаза вдаль и вся отдалась своим думам.
– Вы так грустны сегодня, скажите, не случилось ли чего-нибудь? – спросил граф, пристально всматриваясь в задумчивое лицо невесты.
– Извините, пожалуйста, мою рассеянность, но, право, ничего не случилось.
«Странно!» – подумал Роланд хмурясь.
Разговор не вязался. Видя это, граф решил переменить тему и, вынув из кармана ящик для драгоценных вещей, тончайшей работы, с гербом маркизов де Фавентин, учтиво положил его на колени молодой девушки.
– Зная, что вы очень интересуетесь изящными вещицами, я осмелился заказать для вас эту безделицу одному флорентийскому ювелиру! Окажите мне честь принять эту игрушку! – проговорил граф.
Снисходительно улыбнувшись, молодая девушка внимательно посмотрела на прелестный подарок.
– Да, действительно, это очень изящная и дорогая игрушка! – сказала она равнодушно.
– Жильберта, неужели ты не можешь учтиво поблагодарить графа? – заметила с укоризной маркиза.
– Простите, я забылась! Сердечно благодарю вас, граф, за память! – холодно проговорила молодая девушка.
«Холодна, как мрамор. Неужели я ошибся?!» – снова пробормотал граф. Опять воцарилось неловкое молчание. Вдруг, к удовольствию всех трех действующих лиц этой сценки, издали наблюдаемой Пакеттой, вдали показались маркиз и Сирано де Бержерак.
Молодой человек изящным поклоном издали приветствовал дам и учтиво подошел к руке маркизы. – А, господин Бержерак, как я рада снова видеть вас у себя!.. Ведь уже целые две недели вы лишали нас Своего милого общества! Может быть, вы были больны? – спросила маркиза, обрадованная приходом гостя.
– Да, я был все это время занят, но не выходил из второстепенной роли! – весело проговорил Сирано.
– Иначе говоря, вы дрались? – спросил Роланд.
– Да, но совершенно не по моей вине. Я был секундантом у Бризайля, который дрался, ей-Богу, не помню из-за чего, затем поддержал Канильяка, причем лично для меня осталось лишь приятное воспоминание вот об этой царапине на носу.
– Ну, это пустяшные ссоры, но я слышал, что у вас были действительно серьезные столкновения! – сказал маркиз.
– Позвольте узнать, какие?
– Я слышал, что вы серьезно повздорили с Покленом, укравшим у вас из «Педанта» целую сцену и вклеившим ее в свои «Плутни Скапена».
– А, вы об этом!
– Но, как я вижу, вы очень хладнокровно относитесь к этой истории?
– Чего же мне волноваться? – спросил Бержерак, пожимая плечами. – Положим, это верно, что Мольер заимствует у меня, но ведь об этом все знают и все говорят, так что мне нечего мстить. Притом раз он находит нужным красть мои мысли, то этим доказывает только, что они хороши, иначе он не проделывал бы этого так часто!
– Конечно, вы правы!
– Но вот что меня возмущает до глубины души: он приписывает своему воображению все, чем обязан лишь памяти, иначе говоря, в отношении многих своих произведений он разыграл лишь роль акушера, а называет себя отцом!
Взрыв хохота служил ответом на его слова. Лед был, наконец, сломан, и веселье Сирано сообщилось всей компании.
– Право, вы гораздо лучше, чем о вас говорят! – заявил, улыбаясь, маркиз.
– Э, не думайте лучше распространяться об этом. Если моя репутация плоха, то это значит, что я дал время своим врагам испортить ее! – заметил небрежно Сирано. – Поговорим лучше о вас. Вероятно, за это время накопилось много хороших новостей!
– У меня лишь одна, но зато самая радостная: через месяц наша свадьба! – сказал Роланд.
«Кажется, бедное дитя не особенно восхищено столь заманчивой будущностью!» – подумал Сирано, подмечая невольный жест Жильберты при последних словах жениха.
– Счастлив тот смертный, который заранее знает час своего блаженства! – проговорил он вслух, поднимаясь с места.
– Вы обедаете с нами, господин Бержерак? – спросила маркиза.
– К величайшему моему сожалению и прискорбию, не могу, так как я принужден покинуть ваше уважаемое общество.
– Так скоро?
– Меня ждут в бургонском замке! – Ну, это лишь предлог!..
– Уверяю вас, что этот предлог из плоти и крови, маркиза! Это – мой секретарь Сюльпис Кастильян.
– О, он может подождать!
– Останьтесь, прошу вас, а после обеда вы прочтете нам кое-что из ваших новейших произведений! – проговорила Жильберта, подходя к молодому человеку.
– Если вы приказываете! – сказал Сирано, – я не осмеливаюсь иметь ни одного атома собственной воли! Итак, я остаюсь, маркиза! А не пройтись ли нам до обеда к Новому Мосту! Говорят, что Бриоше ставит сегодня какой-то новый фарс, в котором, к величайшей радости зевак и шалопаев, моя особа представлена в весьма комичном виде.
И Сирано принялся высчитывать все приманки, какие может дать сегодня Бриоше. Вдруг его слова были прерваны какой-то странной музыкой, долетавшей с берега. У решетки сада внизу, на берегу Сены, стояли двое мужчин и молодая женщина, одетые в живописные, яркие костюмы. По-видимому, это были бродячие цыгане. Перевесившись через решетку, Сирано залюбовался этой оригинальной группой музыкантов. Действительно, они производили сильное впечатление: женщина поражала своей красотой, а ее товарищи, одетые в мишурное тряпье, изумляли своей гордой, полной достоинства осанкой.
– Почему бы не пригласить этих странствующих музыкантов сюда? Уверяю вас, маркиз, что вблизи они произведут еще лучшее впечатление! – проговорил Сирано, забывая и Новый Мост, и Бриоше с его новым фарсом.
– Я согласен с вами! Ну а ты, Жильберта, что скажешь? – отвечал маркиз.
– Мне все равно, как хотите! Позовите их, пожалуйста, сюда, господин Бержерак!
