– Во, это совсем другое дело! – Жора аж потёр руки. – Уважили, мамаша! Даха, ты будешь?
– Не, Жора, я не хочу, – дёрнула та плечиком. – Как тебе в жару охота?
– Ну как хошь, – Жора стал отвинчивать пробку. – Мать, давай стопарь!
Он набулькал стопку до краёв, резким движением опрокинул в себя, довольно крякнул: «Эх, хорошо пошла!» и захрустел огурцом.
Витька тем временем показал свою тару хозяйке и сообщил, что все банки хочет наполнить мёдом. Старушка ответила: «Пойдём, милый, в сени». Я торопливо допил свой чай и поблагодарил её, вылезая из-за стола. Сидеть рядом с Жорой, который, развалившись на лавке и не обращая на меня внимания, закидывал себе в нутро одну стопку за другой, было удовольствием ниже среднего. Я решил выйти с Витькой, с нами пошла и Даша – проконтролировать процесс затоваривания.
В сенях стояли несколько больших молочных бидонов, литров этак на сто, и рыночные весы с гирями. Бабуся сноровисто наполнила черпаком все банки. Потом положила на весы шматок смолистого пахучего вещества светло-коричневого цвета, завёрнутый в полиэтиленовую плёнку – тот самый прополис. Он потянул более чем на килограмм.
Витька достал деньги, расплатился с хозяйкой. Вид у него был довольный: груз поручения сбросили.
– Ну, что, первая часть программы выполнена? – спросил я Витьку, когда Даша вернулась к Жоре, бабуся пошла по своим делам, и мы остались в сенях одни.
– Это точно, – подтвердил Витька, сияя, как только что выпущенная монета.
– Я предлагаю пока всё это оставить тут, – я показал на покупки, – и съездим, куда собирались. Немного там пошаримся и назад. Часа за два управимся.
– Не знаю… – замялся Витька. – Честно говоря, уже и ехать-то в ту даль неохота.
Я такого поворота не ожидал.
– Ну начинается, – сказал я с досадой. – Вить, ты чего? Мы ж собирались!
– Да этот сейчас напьётся… – он мотнул головой в сторону двери, – боюсь, как бы он не отмочил здесь чего-нибудь непотребное. Лучше домой поехать.
– Так пусть он, пока мы ездим, тут останется, протрезвеет! – горячо возразил я. – Ему сейчас за руль никак нельзя!
– Да ему по фигу это, – ответил Витька с каким-то обречённым видом, – я его знаю.
– По фигу, не по фигу, – сказал я с нажимом, – мы ж хотели ехать к выработкам и поедем. Что нам твой Жора, указ?
– Он такой же мой, как и твой, – огрызнулся Витька.
– Так ты чего предлагаешь? – продолжал я. – Сидеть тут, ждать, пока он в норму придёт, а потом назад? А я зачем пёрся с вами?
Витька тяжело вздохнул:
– Ну прости, Славка! Я за него не могу отвечать, сам понимаешь… В следующий раз без него поедем.
– Когда он будет, этот следующий раз! – невесело усмехнулся я. – Слушай, ну ведь сестра твоя с ним. Тем более с нами он и не собирался. Давай, поехали!
На Витькином лице отображалась мучительная борьба. Наконец он выдавил:
– Ладно, чёрт с ним, поехали.
* * *
Мы вернулись в горницу. Витька объявил, что сейчас сгоняет со Славкой, со мной то бишь, куда и собирались. Даша безразлично ответила – мол, флаг вам в руки, но тут же добавила:
– Только недолго, слышь, Витька! Мы тут вас до вечера ждать не собираемся!
Жора, который к тому времени опустошил почти всю бутылку, поднял на нас мутный взгляд, протяжно рыгнул и произнёс тяжело:
– Э, гуси, вы чё, без меня надумали ехать?
– Жора, так ведь ты и не собирался, – с виноватым видом ответил Витька.
Он всё время говорил с этим типом, как будто оправдывался в чём-то. И мне это не нравилось. Но, наверное, и я выглядел в общении с Жорой отнюдь не более дерзким.
– А щас собираюсь! – Жора хлопнул кулачищем по столешнице так, что стопка подпрыгнула. – Я за тебя отвечаю перед твоими родоками. Усёк, пионэр?
– Понятно, – сокрушённо выдохнул тот.
Да, похоже, от него нам было не избавиться. Сейчас поездка уже не представлялась мне столь увлекательной. У меня мелькнула мысль: а может, действительно лучше домой? И тут же оборвал себя: в таком состоянии Жоре управлять машиной на трассе – да пожалуй, будет безопаснее, если Витька сядет за руль. Но ведь этот бугай не позволит.
И сидеть тут, в чужом доме, не хотелось. Хозяйка нас пока не выпроваживала, но делать нам тут было больше нечего. Да и ей вряд ли нравилось лицезреть незваного напившегося гостя, да ещё с манерами, далёкими от джентльменских.
– Если поедем, так уж все вместе, – сказала Даша. – Чего мне тут одной париться?
– Верно соображаешь, куколка, – заржал Жора и похлопал её по спине.
Он долил остатки водки, махнул стопку. Потом сграбастал последний кусок хлеба с салом, и, жирно чавкая, объявил:
– На выход, гуси!
Мы попрощались с гостеприимной хозяйкой и вышли из избы. Уже было три часа дня.
Витька и я несли к машине тяжеленную сумку, взяв с двух сторон каждый по ручке. И тут только я подумал о том, что до сих пор ни одна пчела меня не побеспокоила.
Я вспомнил об этом, потому что снова увидел недалеко от избы ульи, которые издали казались мне почтовыми ящиками. И услышал жужжание недалеко от себя. Скосив глаза, я увидел, что рядом вьются, резко дёргаясь в воздухе, три или четыре пчелы.
Меня тут же охватил знакомый страх, я замотал головой, запнулся и чуть было не выпустил сумку из руки. Витька почувствовал это и оглянулся на меня:
– Ты чего? А-а, вот оно что… – он прыснул, но мне было совсем не до веселья. – Ладно, пошли скорей!
Я и так немного запыхался, но те несколько шагов до машины дались мне чуть ли не на пределе сил. Когда мы запихивали сумку в багажник, я весь трясся и пот лил с меня в три ручья. Я перевёл дух, только когда мы сели в машину.
Жора опять занял место водителя. Даша на сей раз уселась рядом с ним на переднее – наверное, ей хотелось любоваться видами по ходу движения. Мой испуг они тоже заметили.
– Чё, профессор, страшно? – загыгыкал Жора. – Куда тебе по месторождениям лазить, если от пчелы обоссался!
От него неприятно разило алкоголем на весь салон. Я демонстративно открыл окошко пошире и ответил как можно спокойнее:
– Всё в порядке, поехали.
– Жор, – опять стал канючить Витька, – ну давай я поведу!
– Умолкни, не ной, – отрезал тот. – Ты ещё на этой тачке накатаешься! Сейчас вырулим с пасеки, до развилки доедем, и поменяемся.
Он повернул ключ, загудел двигатель.
И тут через окошко влетела пчела. Она, тревожно жужжа, заметалась по салону.
Меня снова всего передёрнуло, я вжался в сиденье. Даша нервно взвизгнула.
Пчела стала биться изнутри в лобовое стекло. И тут Жора своей медвежьей лапой одним махом прихлопнул её прямо на стекле, оставив жёлто-коричневое размазанное пятно.
– Фу, Жорик, – сморщилась Даша.
– А чё с этими тварями церемониться? – Жора зыркнул на меня. – Вот как надо с ними, ботаник! Учись, пока я жив!
И снова гадко заржал, пока Даша протирала стекло куском ветоши.
Витька деликатно спросил:
– Ну что, едем?
– Вперёд! – гаркнул Жора и надавил на газ.
Джип рванулся с места. Это последнее, что осталось в моей памяти до того, как…
…в моём восприятии мира образовался тёмный провал. Как будто меня надолго закрыли от всего мира глухим непроницаемым колпаком. Или, лучше сказать, я как бы заехал в длинный тоннель, куда не проникало ни малейшего света. А потом снова выехал, оставив часть реальной жизни там, во мраке. Что там было, я не мог вспомнить, пока не очнулся в другом месте. Через неопределённое, судя по всему, весьма долгое время.
* * *
Моё сознание, блуждавшее целую вечность где-то в темноте без чувств, мыслей и образов, в какой-то момент начало собираться воедино. В тот сгусток жизни, который называл себя «Я». Он начал смутно, а потом всё чётче ощущать свою отделённость от мира и собственные границы. Потом начали медленно, страшно медленно выплывать из небытия и постепенно усиливаться разные ощущения. Наконец, я ощутил своё тело и смог пошевелиться.
Разлепив веки, сначала я долго не мог понять, где нахожусь. Я неподвижно лежал на спине, ощущая во всём теле тягучую, ноющую боль. Надо мной висел высокий белый потолок, а в воздухе стоял специфический запах, куда менее приятный, чем у… Да, чем у луговых трав – это было первая ассоциация, которая пришла мне в голову.
Очень быстро я сообразил, что лежу на койке в больничной палате. Голова у меня была забинтована. Перебинтованы были обе руки. И, похоже, загипсована правая нога ниже колена. Рёбра адски горели, болезненно пульсировало в голове, ныли локти, но особенно сильно болела нога – та, что была в гипсе. Каждое движение усиливало страдание и отдавалось во всех уголках туловища. Всё же я, превозмогая боль, осмотрел помещение.
Палата была небольшая, двухместная, но лежал я один. Вторая койка была пуста.
Никого рядом со мной не было. Из-за двери, в коридоре, изредка доносились шаги и приглушённые голоса. Пока никто не знал, что я пришёл в себя.
Я мучительно пытался вспомнить, что со мной случилось, и как я здесь оказался. Но ничего не получалось. Мелькали в голове только какие-то смутные бессвязные обрывки.
