— Тогда тем более…
— Ну уж дудки. Ты порывалась меня лечить, вот и лечи.
Наверное, всё же не зря он дружил с Ильёй, занимать наглости обоим не приходилось.
В древнем холодильнике «Бирюса» нашёлся пакет замороженных пельменей, который я и использовала в качестве холодного компресса, завернув его в чистое кухонное полотенце.
Выдав короткий инструктаж, как правильно прикладывать «холод», я замолкла, едва не забившись в противоположный от Кости угол дивана. Не то чтобы я его боялась, но было неловко. Чинно сложив руки на коленях и выпрямив спину, словно линейку проглотила, я гипнотизировала советский ковёр с замысловатым узором.
Козырев тоже молчал, явно не зная, о чём говорить.
И лишь минут пять спустя, когда оба уже были готовы взвыть от обоюдного ощущения неловкости, Костя вдруг попросил:
— Ты только не подумай, что мы алкаши какие. Просто… Илья недавно из армии дембельнулся и…
— … и празднования затянулись, — продолжила я за него.
— Да нет, просто вечер такой. Расслабиться захотелось.
— Расслабились?
Ответить он не успел — под оборотами ключа заскрежетал замок.
Пока я проводила все необходимые манипуляции над Костей, Илья стоял за спиной, пристально следя за каждым действием. Я чувствовала, как мужской взгляд скользил по моей спине и рукам, смущая и заставляя нервничать.
— И всё-таки жаль, что ты педиатр, — хмыкнул Нечаев, когда я закончила накладывать повязку его пострадавшему другу, печально заметив, что отёк к завтрашнему дню вряд ли спадёт, а склера ещё как минимум неделю останется заполненной кровью.
— С чего это?! — в момент ощетинилась я, уверенная, что далее последует обвинение в некомпетентности.
— Вот была бы взрослым доктором, — многозначительно вздохнул парень, — я б к тебе на приём пришёл…
Намёк был до неприличия… толстым. Я вспыхнула до самых кончиков ушей, буркнув себе под нос нечто очень смахивающее на «извращенец» и тут же засуетилась, собирая свои вещи под довольный хохот Кости. Некоторых жизнь ничему не учит!
Уже в дверях, когда я скакала на одной ноге, пытаясь впопыхах застегнуть ремешок на босоножках, эта дембельнувшаяся сволочь решила меня порадовать:
— Я провожу.
— Не надо!
— Надо, — с нажимом отрезал он. — На улице уже ночь почти, вдруг наткнёшься на кого-нибудь.
— Спасибо, я уже, — почти психанула — ремешок никак не желал крепиться.
— Да ладно тебе, весело же получилось. К тому же уже почти одиннадцать, вот куда ты…
— Сколько?! — подпрыгнула на месте. — Блин!
И позабыв обо всём на свете вылетела в подъезд, едва не скатившись с лестницы.
Илья догнал уже на улице, как обычно преградив мне путь.
— Эй, ты в натуре всегда такая нервная?!
— Да не нервная я, — чуть не плача, топнула ногой. — У меня общежитие сорок минут назад закрылось.
Он внимательно посмотрел мне в лицо, и наши глаза впервые встретились. Я только и успела поразиться, насколько серьёзным и глубоким оказался его серый взгляд.
Чужие пальцы скользнули по моему запястью, я вздрогнула, кожа тут же пошла мурашками, а Дерзкий неожиданно скомандовал:
— Бежим!
И схватив меня за руку, действительно побежал вместе со мной в сторону общаг меда.
***
То, что это дохлый номер, я знала с самого начала, но предупредить об этом Илью как-то не догадалась. Дело в том, что на прошлой неделе пятый курс знатно набедокурил, разругавшись с нашей комендантшей в пух и прах, из-за чего та в порыве праведного гнева потребовала у вахтёров пропускать и выпускать студентов за пределы вверенного ей общежития в строго обозначенное для этого время, то есть с шести утра до двадцати двух нуль-нуль и ни в коем случае не допускать никаких поблажек.
На часах уже было почти одиннадцать, когда Нечаев принялся долбиться в створки запертой двери.
Я ему не мешала, в тайне надеясь, что это сработает.
Но всё, чего нам удалось добиться, — это грозных обещаний старушки-вахтёрши вызвать милицию.
Парень решил ещё раз от души врезать по двери, но я успела перехватить его руку:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не надо, — попросила я. — Тебе всё равно, а у меня потом проблемы будут.
Его брови хмуро сошлись на переносице.
— Мне. Не. Всё. Равно, — выговорил тщательно, но я не предала этому значения, раздосадованная собственной неудачливостью. Спрашивается, и зачем я с ними пошла?
— Да ну тебя, — вконец расстроилась я и, отпустив его руку, печально побрела в сторону скамейки, полностью уверенная, что ночевать мне предстоит на ней.
***
Мы сидели рядом и молчали, задумчиво рассматривая окна общаги, большинство из которых светились изнутри. Где-то там бурлила вечерняя студенческая жизнь, такая уютная и понятная. Там были друзья-подруги, а мне приходилось сидеть на лавке и грустить непонятно о чём.
— Ну, — нарушил тишину июньского вечера Илья, — долго мы ещё тут страдать будем?
Подняла на него голову, вопросительно изогнув бровь.
— Поздно уже, — пояснил он. — Спать скоро.
Сделалось грустно. Всё понятно: ему надоело со мной сидеть и ждать неведомо чего, вот сейчас Дерзкий возьмёт и уйдёт, а я останусь тут — мёрзнуть и скучать.
— Можешь идти, — как можно более безразлично разрешила ему.
— Ладушки, — легко согласился парень, подскочив на ноги. Я же отвела взгляд, не желая наблюдать за тем, как этот предатель удаляется от меня.
Но он продолжал стоять на месте, словно чего-то ожидая. Не до конца понимая природу своей тоски, которая вдруг навалилась на меня с небывалой силой, уткнулась кончиком носа себе в плечо. Нос оказался холодным.
— Эй, — окликнули меня Илья. — Долго сидеть-то будешь?
Медленно повернулась к нему.
— Пошли уже?
— Куда?
— К нам.
— Зачем?
Здесь он немного выпятил губы и закатил глаза.
— Сказал же, что поздно уже. Или собираешься всю ночь здесь просидеть?
Вообще-то собиралась, но сообщать об этом вслух было необязательно.
— Слушай, — правильно понял моё молчание Илья. — Хватит уже из себя неприступную строить. Насиловать или приставать к тебе никто не планировал.
И пусть первые мои мысли были именно такими, его прямолинейность меня смутила.
— Да я и не думала…
— Значит, вставай и пошли.
И будто бы отсекая все мои сомнения, просто протянул руку в приглашающем жесте. Наверное, если бы он попытался схватить меня, я бы обязательно заартачилась, но в какой-то момент возникло ощущение, что для него это важно, чтобы я… доверилась? Хотя, возможно, всё дело было в алкогольном тумане, что понемногу выветривался из мужской головы вместе со всей его дерзостью и безбашенностью. Но там, на уличной лавке в неярком свете общажных окон, мне хотелось верить в то, что всё происходящее волновало его не меньше, чем меня.
Как заворожённая, я вложила свою руку в его ладонь, несмело вставая со скамейки.
До уже знакомой пятиэтажки шли почти в полной тишине. Но если в случае с Костей молчание меня угнетало своей неловкостью, с Нечаевым мне вдруг сделалось уютно, и даже происходящее этим вечером показалось до невозможного правильным и логичным.
Правда, всё очарование нашей прогулки моментально улетучилось, стоило мне вновь ступить в квартиру парней. Ибо в этот момент до меня дошла одна простая истина: других спальных мест, помимо продавленного дивана, в этом доме не было.
— Да не переживай ты так, — безошибочно угадал причину моих округлившихся глаз Илья, — он разбирается.
Испуганно мотнула головой.
— Я не собираюсь с вами спать!
— Очень интересно, какой именно смысл ты вкладываешь в эти слова? — оскалился вернувшийся из небытия Дерзкий.
— Любой! Не буду я с вами ночевать…
— Думаешь, на улице лучше? — в его голосе появились предупреждающие нотки, явно намекающие на то, что его хозяин крайне недоволен происходящим.
— Лучше, — с полной уверенностью заявила я.
— Ну и дура! — зло рыкнул Илья.
