— Всё так, Лартаяу, всё верно, — ответила Фиар. — С нашей точки зрения. А для других — вполне может быть и по возрасту, и по уровню…
— Я и говорю — всё рассчитано только на них, созревающих позже! На нас — ничего! И поведения, соответствующего отсталости, ожидают от всякого! Потому что и их надо как-то выучить — но нельзя обидеть чьими-то более глубокими знаниями, развитыми способностями, зрелым отношением ко всему! А кому нечего делать в такой школе, кто без них знает больше — должен ходить чуть не в ранге неполноценного, доказывая, что ему не по силам то, что по силам «нормальному ребёнку», должен быть больным или странным, которого даже не примет ни один интернат — чтобы ему не навязывали неестественную для него роль! Но зато потом, какой бы путь ни избрал, сразу вопрос: почему не учился, как другие? Не то важно, что знаешь, умеешь, можешь — а почему не отбыл таких-то повинностей! И на любой серьёзной ответственной работе — предпочтут того, кто может отбыть повинность, и только! И опять же вывод: техническая цивилизация себя не оправдывает, в ней плохо и неуютно «простому человеку», так что и школу надо подогнать под его уровень… Но я не понимаю — чего хотят в итоге? Чтобы что знал и умел человек, который окончит такую школу? И почему в преддверии кризиса важно не открыть дорогу тем, кто больше знает и может, а выставить их врагами слабых и менее способных? Унизить энергичных перед вялыми, образованных — перед малограмотными, умных — перед тупыми? И всякий исследовательский проект — пустая трата ресурсов и денег, которые не достались кому-то на «насущные нужды»? А неудача проекта, пусть с человеческими жертвами — повод для злорадства?
— И правда, как подумать: в чём главная проблема эпохи? — согласился Герм. — Если просто великие и малые дела, и люди, занятые теми и другими — бывали во все времена… Но человечество развивалось, шло вперёд, в этом была какая-то логика, можно было на что-то рассчитывать. А теперь: то ли — техническая цивилизация несправедлива, так как кто-то не может к ней приспособиться; то ли — с фундаментальными исследованиями надо подождать, пока она же, цивилизация, не удовлетворит чьи-то «насущные нужды», а когда и чем этот «простой человек» наконец насытится — непонятно; то ли — человек вообще испорчен цивилизацией, развитие которой пошло вопреки его природным задаткам, потому неизбежна профанация знаний и технологий на службе низким человеческим страстям, или вовсе выход из-под контроля людей; то ли — сама техника грозит стать принципиально несовместима с природной средой и человеком как её частью; то ли — просто уже на исходе конкретные ресурсы… А главное: как нам с вами теперь строить жизнь, на что рассчитывать? Ведь что получается: люди науки больше не нужны, их времена прошли? И чьи же теперь времена — вместо них?
— А я не понимаю: на удовлетворение каких нужд претендует тот, кому не подходит техническая цивилизация? — добавил Итагаро. — Просто возродить первобытную деревню или создать общину, казалось бы, можно, и не отрицая современный город как средоточие зла и порока! Но тут что-то другое… Всерьёз говорят, чего и на сколько хватит человечеству, и даже сколько оно само, а то и вся биосфера планеты, просуществует при таком ходе дел, как сейчас — но при этом посредством тех же губительных для биосферы технологий, и из тех же ресурсов, которых всё равно скоро не будет, надо удовлетворить потребности, к которым не может приспособиться «простой человек», так как и порождены они именно технической цивилизацией! И как понять? А читаем же и не такое… Нельзя постоянно развиваться, идти вглубь, вширь и вдаль, надо когда-то остановиться, одуматься — и вообще, мол, что будет, когда человечество выйдет на какие-то принципиальные пределы не то что потребления или развития, а самого познания мира? Вот, мол, и надо найти какие-то иные ценности и стратегии взамен нынешних: постоянного роста производства и умножения знаний… Представляете?
— Нет, до меня не доходит… — Джантара охватила мгновенная оторопь. Такого ему ещё не приходилось читать…
— Мальчики, это уже слишком серьёзно, — судя по голосу Фиар, у неё это вызвало похожие чувства. — Пределы развития — и даже самого познания…
— Я тоже не представляю, — продолжал Итагаро. — Но видишь: всюду сворачивают исследования, переводят в какую-то нудную рутину, ограничивают науку прикладными разработками, а школу превращают в тупую повинность, которую ученик отбывает, как преступник — исправительные работы! Хотя задуматься — бред какой-то… Какие пределы, где они их видят? Какие «иные ценности» и зачем? У человечества впереди столько дел — полное картирование планеты, освоение океана, выход в космос! И вдруг — осталось только подтягивать тылы… И на что нам предлагается пустить нашу жизнь, нашу молодую энергию? На подтягивание каких «тылов»? И главное: похоже, все эти призывы к самоограничению относятся только к нам, молодым, больше ни к кому…
— Вот и я о том же, — подтвердил Герм. — Старшие претендуют на удовлетворение каких-то нужд, им ещё чего-то не хватает — а нам уже не должно хватать, мы лишние, на нас что-то не рассчитано…
— И все трудности и лишения должны свалиться на нас, миновав старших? — согласилась Фиар. — И тут же разговоры о детской преступности, опасности доверять детям сложную технику, допускать к чему-то серьёзному за пределами школьной программы — иначе тут же используют во зло… А взрослый такого уровня, что едва осилил школьную программу, к этому же допускается запросто, и любое несчастье по его вине — просто случай, за который все взрослые не в ответе. И они даже грабят, убивают, но это — ничего особенного. Зато даже совсем малозначительное с участием подростка — уже символ поколения. Сразу начинается: строже наказывать, отобрать, запретить, ограничить — будто не о людях, об опасных животных. А тот же взрослый — «простой человек», и уже этим прав. За его вину в ответе — не поколение, а цивилизация, к которой он не приспособлен. И что ему можно простить, то нам — нельзя…
— И взрослый даже с явными психическими отклонениями может жениться, воспитывать детей, — снова тяжело вздохнул Лартаяу. — И это никого не беспокоит, тоже — не симптом кризиса…
— А о детях, в материалах расследований в прессе, постоянно: почему имели то-то и то-то у себя дома, или — свободный доступ к родителям на работу, могли что-то там видеть? — подтвердил Минакри. — Хотя и работа у тех не секретная, и предмет расследования к ней отношения не имеет: драки между собой, кражи чего-то совсем в другом месте… И всё равно вывод: детей лучше никуда не пускать, кроме школы? А потом взрослый должен иметь представление, как ему, собственно, быть самостоятельным, что делать в этом качестве — но откуда? Если до тех пор ограничен одной школьной учёбой? А школьник и так, не имея права работать легально и за деньги, тратит больше сил и времени на учёбу, чем взрослый на свою работу, но при этом должен зависеть от их милости — и из него ещё делают какого-то врага, бандита! Будто действительно боятся, чтобы не взбунтовался как древний раб! А есть от чего…
— Как ещё внешкольные кружки не объявили подрывными организациями, — добавил Лартаяу. — Хотя и они — уровня «нормального ребёнка». И где у ученика свободное время после школы…
— Нет, а правда, — согласился Донот. — Школьник загружен больше взрослого — и тут же ему говорят: он до чего-то не дозрел, не усвоил какой-то морали, его ещё надо воспитывать. И виноват, если вовремя не справляется с заданиями, не успеет что-то понять, запомнить… Хотя, как всякая личность — чем-то отличается от других, и может быть не склонен к каким-то видам деятельности! Что для взрослого, кстати, в порядке вещей… А школьная программа не содержит многого даже основного, фундаментального, и выпускник этого всё равно не знает. Так зачем — многократное пережёвывание элементарного, из-за которого можно превратиться в психического калеку? И они ещё заходятся в истерике: «поколение бандитов»… Кто-то не выдержит, сорвётся от переутомления — и он уже в статистике детской преступности! Будто школьник и есть — каторжник без права заявить, что чего-то уже просто не может! И никому из предыдущих поколений такая нагрузка в их детстве не выпадала… Ho, с другой стороны — человек может усвоить гораздо больше, быстрее, и не с такой страшной затратой сил и времени!
— Но это мнение рано созревшего подростка, — снова напомнила Фиар. — А для других всё может выглядеть иначе, и им даже по-своему интересно…
— Если не догадываться, что сами взрослые не считают это серьёзной подготовкой к жизни, — неохотно согласился Донот. — Но разве мало тех, кто в этом возрасте способен на большее? И что плохого: если мы в свои 10 лет уже знали то, что другие вместе со всем человечеством узнали в 30 или 40? Но всё строится на том, что мы для чего-то не годны, не превосходим их в том же возрасте, и вообще так опасны даже для самих себя, что нас надо всячески во всём ограничить для нашего же блага… А теперь оказывается: ни для каких высоких стремлений уже не осталось места, вся перспектива — подтягивать тылы, а пожелай мы большего — отнимем у кого-то насущное, необходимое ему! В общем — готовьтесь жить в обрез, на пределе… И даже когда думаем над этим, пытаемся понять, ищем выход — и этим виноваты, и этим — угроза обществу! Любая такая группа, как мы, для них — уже «банда»… Хотя разве в первую очередь — не проблемы нашего поколения? Ведь нам жить во времена грядущего кризиса! Но и при этом — какое отношение взрослых? Сами говорят, что мы — обречённое поколение, и тут же — всё как всегда…
