нравится раскрашивать доски. Я обманываю, и это удручает. У меня не получается не думать об увлечении. Отец не знает, что меня притягивает. Он меня побьёт или чего хуже…
– Но ведь он заботливый человек! – заметила Лана. – Не отзывайся о нём настолько грубо. Он желает добра, я верю.
– Нет.
– Как же тебе доказать, если ты упрямишься? Вот скажи, как ты к нему относишься?
– Причём здесь моё отношение?
– Если выказываешь пренебрежение и относишься к отцу как к врагу, то не поймёшь, что он действительно старается до тебя донести.
– Я не прав?
– В ссоре оба делят вину пополам. Кто-то должен сделать шаг к примирению.
– Мне сложно.
– Ему не легче. Что же насчёт досок… Не покажешь?
– Тебе и впрямь интересно?
– Да!
Кеоки убежал в джунгли, а когда вернулся, на груди Ланы уже висели раковины. Он показал ей пару картин с водопадом и речкой и с выдуманной птицей, у которой были фиолетовые перья и большой хохолок.
– Красиво изображаешь!
Кеоки подзадорил её комплимент. Он выразил благодарность.
– Сегодня я буду рисовать тюленя.
– Для себя?
Он сказал, понизив голос:
– Раз нравится, то для тебя. Я продолжу. Я и так собирался. Мы встретимся завтра?
– Зачем? Разве ты не занят?
– Не очень. Спасибо, – произнёс Кеоки и, смутившись, замолчал.
Как только погода испортилась, они покинули берег, разойдясь по разные стороны.
Последующие дни они встречались на одном и том же берегу, обсуждая семьи и творчество. Лана не теряла оптимизма и уверенности в том, что Кеоки ждало прекрасное будущее, полное радости. В иной раз её посещали нежные мысли. «Ах, если бы он был счастлив и никогда не печалился!» – думала Лана. Она мечтала о Кеоки, о его коротких грустных речах и картинах, написанных со всей страстностью души.
Лана решилась на признание в тёплую безлунную ночь, перед этим начертав Кеоки послание. Она ждала безмолвно на валуне и не шевелилась. Через три часа в ней поселилась мучительная тревога. Она отправилась к жилищу Кеоки и его отца, но не постучала в дверь, так как посчитала, что они спали.
Тишину прервал внезапный крик. Растерянная Лана не понимала, как ей поступить. Своим вмешательством она могла бы всё испортить.
Дома ей привиделся кошмар, в котором Кеоки лежал под водопадом, а из его головы текла кровь. Она проснулась в поту и, до утра не сомкнув глаз, следила за движением облаков.
В полдень они увиделись в джунглях, когда, казалось, даже деревья изнемогали от духоты. Кеоки выглядел бледно, испуганно и был подавлен. По всему его телу расползались страшные синяки и ссадины.
– Что с тобой случилось?!
– Вот что бывает, если я ослушиваюсь. Отец прознал о рисовании и чуть меня не убил. Не знаю каким образом, но он понял, что мы вместе и влюблены. Наверное, кто-то рассказал. Скоро он вызовет тебя на серьёзный разговор. Он объяснил, что ты на меня дурно влияешь.
– Именно поэтому ты не пришёл?
– Да, – кивнул виновато Кеоки.
– Чем я могу помочь?.. – спросила Лана дрожащими губами.
– Пожалуйста, посмотри на меня.
– Да.
– Впредь нам нельзя общаться.
Лана ужаснулась.
– Неужели всё должно закончиться? Мы молоды! Переплывём океан и поселимся на далёком острове!
– Ты сильная, Лана, но твой дом не там, а здесь. Напрасно мечтаешь пожертвовать собой ради какого-то художника.
– Как же картины?
– Картины – это мелочь. Справлюсь. Я беспокоюсь, что тебе будет больно, если мы продолжим надеяться на случай, втайне встречаясь друг с другом. Знай, уговоры на отца не подействуют. Он не пожалеет ни меня, ни тебя.
Лана опустила взгляд, унимая душевную боль, и Кеоки тотчас прижал её к груди.
– Если бы был шанс забыть отцовские кулаки, его удары и гневные слова, направленные в твою сторону, а взамен отдать собственный талант, я бы сделал это с огромной радостью. Больше ничего мне не надо, кроме покоя.
– Тогда всё было бы по-другому? Ты будешь счастливым, если забудешь боль?
– Я стану самым счастливым.
– Будь по-твоему, – горячо произнесла Лана и, мягко улыбнувшись, поцеловала Кеоки в губы.
Она осталась в лесу, а он направился в поселение. Лана провожала его упорным взором.
Они не говорили целую неделю. Кеоки сторонился Ланы. На сердце было неспокойно. Он не мог забыть её нежности, доброты, открытости и первого поцелуя, в котором светлая грусть переплеталась с любовью. Кеоки решил попытать удачу и увидеться с Ланой. Он посетил берег, её дом, но любимой так и не нашёл. Он спросил Калео, который в то время сочинял новую песню:
– Знаете, куда пропала ваша дочь?
Калео сначала не промолвил ни слова, а потом уселся на крыльцо рядом с барабанами и сказал:
– Она плакала и убежала в сад. В тот самый сад неземной красоты, где я её подобрал. Ты её не обижал?
– Нет.
– И уж тем более не грозился, что убьёшь за неё отца?
– Не слушайте кого попало. Некоторые принимают сплетни за развлечение.
Калео тяжело выдохнул.
– Неужели она не вернулась? – спросил Кеоки с непониманием.
– Лана осталась в саду, – закончил Калео, обессиленно уронив голову.
Кеоки подумал, что у старика расстроились нервы, но всё равно побежал в сад, обуреваемый смутным предчувствием. Когда он отогнул листья папоротника, то не сумел сдержать отчаяние, и оно выплеснулось наружу, словно морская волна.
Лана превратилась в статую небывалой высоты. Она стояла смирно, глядя прямо на Кеоки неживыми глазами и будто бы желая произнести что-то слепленными губами. Возле ступней рос золотой цветок, от которого исходил тёплый свет.
– О, богиня! – заплакал Кеоки, упав на колени.
Он подполз к статуе.
Меж поцелуев ног Ланы Кеоки неразборчиво бормотал:
– Я должен забыть, забыть о всех своих глупостях с картинами! К чёрту их, к чёрту меня!.. Если бы не моя настойчивость, если бы я выбрал тебя, сбежал с тобой куда угодно! Хоть на край света!.. Тебя больше нет. И не будет! Ах, замурованная в камне, одинокая, чистая и светлая богиня!
Он выдернул цветок и, оторвав лепестки, побагровел от злости.
– Ты не будешь светить. Ты не она! Не она!
Умерив гнев, Кеоки выбежал из сада, всё так же надрываясь от рыданий.
До ночи казалось, что жизнь кончена, и только смерть освободит его от горести. Он уснул всего на час, но именно этот час дал ему утешение.
Кеоки, проснувшись усталым, помнил, что с ними жила Лана, но в десять лет исчезла в джунглях. Он не помнил, что с нею сталось, и не помнил, что писал картины. Он позабыл талант, как и воспоминания о Лане, потому что оборвал все лепестки цветка, расцветшего из её же слёз.
Калео понимал, что Лана была небесным созданием, появившимся на острове неслучайно, но тайну ото всех скрыл. Он верил, что люди бы не одобрили соседства с неземной девушкой.
Кеоки жил, как и всегда.
Не тосковал, не терзался в муках.
Затем с ним свершились перемены. Он заметил, что всякое напоминание о картинах будоражит его фантазию и трогает сердце. Цвета ложились на доску плавно,