Верочка открывает глаза, видит мокрого от пота Левко и стол, приготовленный для пикника, и опять зажмуривается, теперь уже от смущения и обиды. Чернов трет ей виски куском льда.
Левко, заворачиваясь в свою овчину, глядит на Верочку во все глаза. Никогда раньше он не видел такой красивой женщины.
— Чернов, я вас ненавижу, — говорит Верочка.
— Ну что вы так! — смеется Чернов. — Это же шутка! Сюрприз! Это Левко — мой денщик. Страшная шельма, но храбрец. Воевал со мной в Туркестане. И с тех пор мы с ним неразлучны. Прощу любить.
Верочка опять открывает глаза и не может оторвать их от мускулистого тела Левко.
— Хорош, да? — заметил ее взгляд Чернов. — Настоящий русский богатырь. Un imbecile, entre nous, mais joue tous les instruments a l'oreffle. Et de-voue a moi comme un chien[3]. — Оборачивается к Левко: — Merci, друг мой. Теперь надень свою шкуру и пошел вон.
— Куда прикажете-с?
— Вон! Вон! Подальше! Играй где-нибудь там, за деревьями.
— Слушаю-с, вашескородие.
Играя на свирели, Левко удаляется в лес.
— Но вы, Верочка, поверили! — радуется Чернов.
— Ужасный! Ужасный! Я никогда не выйду за вас замуж, — сердится Верочка.
— Выйдете! Именно потому, что вы поверили. Значит, я прав. Этот Шишкин Лес — волшебное место, тут все самое невероятное может произойти.
— Какую странную мелодию он играет. Дикая, ни на что не похожая, — Верочка смотрит вслед Левко.
— Ну конечно не похожая! — говорит Чернов. — Это же мое новое сочинение! Главная тема из оперы «Вурдалаки».
— Отвратительное название.
— Именно отвратительное! — подтверждает Чернов. — Так и задумано! Как пощечина! К черту европейскую оперу! К черту все их дохлое искусство! Да здравствует русское народное! У Чайковского поют старые графини и юные поэты, а из народа тем временем сосут кровь. «Вурдалаки»! Конечно «Вурдалаки»! «Вурдалаки» — это мой бунт против европейской мертвечины. Вызов всем этим господам Чайковским.
— Нельзя так о Чайковском, — поражается Верочка.
— Верочка, вы или со мной, или против меня.
— Вы ужасный, Чернов, но я с вами.
— Тогда vive l'opera russe national![4] Мы с вами поселимся здесь, в Шишкином Лесу, и народим детей, и друзья из «Могучей кучки» будут приезжать к нам сюда. И сам Стасов приедет и будет нас вдохновлять! И после «Вурдалаков» я напишу здесь «Финиста — Ясного сокола» — гимн свободной любви! О человеке, который превращается в птицу. Представьте, Верочка: вы одна, вы томитесь в своем терему. И вдруг в окно влетает птица, сбрасывает перья — и перед вами прекрасный юноша. Так сбросим же перья!
Мой прадед совсем не был похож на прекрасного юношу, зато Стасов однажды назвал его первым композитором России.
— Сбросим перья! — впадает в экстаз Чернов. — Я прошу вас быть моей женой!
И валит Верочку в траву.
В кустах спрятаны лошадь с коляской, на которой Левко привез припасы для пикника. Левко стоит рядом и играет на свирели. Вытянув шею, он пытается увидеть в высокой траве Чернова и Верочку. Над травой мелькнули Верочкины ноги в белых чулках. Левко подкрадывается ближе.
Близорукий Чернов не видит его, но Верочка, прежде чем Левко приседает за кустами, успевает встретиться с ним глазами.
Мне кажется, что именно так летом 1887 года начался наш род. Сохранились упоминания об этом пикнике в дневнике моей прабабушки Верочки. О розыгрыше там написано со всеми подробностями. Об остальном туманно, но намеки есть. И я восстанавливаю то, что было. Я как раз об этом и думал. Я хочу понять, где кончается то, что было, и начинается то, что сейчас. Тут понять границу не так просто. Потому что прошлое, все прошлое, живет в нас, каждый момент прошлого никуда не исчезает, а каким-то образом живет в нас.
Вот Верочка лежит в траве и удивленно смотрит в небо. Вот Чернов целует ей руки. Вот Левко, играя на свирели, глядит сквозь кусты, подглядывает, пытается, но не может увидеть их в траве.
На столе, приготовленном для пикника, — фарфоровая супница. Крышку ее украшает скульптурная группа — пастушка и пастух.
Левко открывает крышку супницы, плюет в суп, закрывает крышку и продолжает играть.
3
На заборе уже прикноплена кем-то моя фотография. Под фотографией цветы и зажженные в банках свечи.
В саду перед домом группа зевак, совершенно посторонних людей, среди которых теряются наши знакомые и соседи. В ворота въезжает карета «скорой помощи». Милиционер с трудом удерживает любопытных, пытающихся проскользнуть вслед за ней во двор.
— Ну куда лезете? — увещевает он толпу. — Совесть же надо иметь. У людей же несчастье.
На улице перед домом уже стоит автобус телевидения и два милицейских джипа. Вдоль дачных заборов припаркован еще десяток машин. Все соседние узкие дачные улицы уже заполнила толпа почитателей моего таланта, из которых почти никто моих фильмов не видел. Просто знают имя. Просто сочувствующие. Или просто бездельники. С безумными от ужаса глазами пробирается сквозь толпу моя зеленоволосая невестка Таня.
— Граждане, у меня мальчик потерялся. Маленький такой, беленький, в красной майке. Вы не видели?
Идиотка. Не доглядела. Петька в толпе пропал.
— Вы тут мальчика не видели?
— Нет. Нет. Тихо, девушка, не мешайте.
— Я его уже два часа ищу! Его нигде нет!
— Нашла время. Тихо!
У нашей калитки стоит перед телекамерой мой приятель, известный телевизионный ведущий, и говорит что-то в микрофон.
— Товарищи! — кидается к милицейской машине Таня. — У меня ребенок потерялся!
«У меня». И так всегда. «Мой Петька». «Мой Петька температурит». «Мой Петька знает все буквы». «Мой Петька такой сладенький». В каждом слове, в каждом движении Тани пошлость. Бедный, бедный Котя.
Ассистентка ведущего шикает на Таню, прижимает палец к губам.
— «ЯК-18», на котором летал Николкин, — говорит в микрофон ведущий, — один из самых надежных самолетов в истории авиации. Совершить посадку на нем можно даже при отказавшем двигателе. А тут — одновременно отказал двигатель и самолет потерял управление. Есть свидетели, которые это видели и слышали. Перед тем как мотор умолк, они слышали какой-то хлопок, как будто негромкий взрыв. Наш корреспондент уже побывал на летном поле, с которого взлетел Николкин. Это маленький частный аэроклуб, и самолет Николкина обслуживал всегда один механик... Стоп! — Ведущий стучит себя по наушнику и обращается к ассистентке: — Женя! Я опять ничего не слышал! Как фамилия механика?
— Катков. Валерий Катков, — подсказывает ассистентка.
— Сегодня, когда Николкин взлетел, — говорит в микрофон ведущий, — этого механика, Валерия Каткова, в аэроклубе не было. Нам сказали, что никого там не было. Николкин приехал в аэроклуб и взлетел один. Сейчас Каткова уже нашли и его допрашивают. Что же произошло сегодня в подмосковном небе? Ошибка неопытного пилота, техническая неполадка или катастрофа была кем-то тщательно подготовлена? Мы будем следить за развитием событий. Пока что известно одно — сегодня, 7 августа 1998 года, погиб великий русский кинорежиссер и актер Алексей Николкин, крупнейший общественный деятель и прекрасный человек. Погиб, как и жил, в полете. На этот раз буквально в полете.
— Ну помогите же мне! — кричит на милиционера Таня.
— Успокойтесь, девушка. Как зовут мальчика?
— Петька! — Таня уже плачет. — Петр. Петр Николкин. Это же внук Николкина! Объявите по радио! Красная майка и синие шортики! Я уже два часа его ищу!
— Это его сына жена, — показывает на Таню молодая тетка из толпы. — Она артистка. Она в его фильме снималась.
— У Николкина в фильме? — интересуется другая.
— Нет, у его сына. Он же тоже режиссер. Я ее в журнале видела.
— Так кто же из них разбился?
— Николкин, — говорит старая тетка, — он при Сталине на всех стучал.
— Женщина, что вы несете? — вступает в разговор старик. — Тот, кто разбился, еще ребенком был при Сталине. Это старший стучал, который «Нашу историю» написал.
— Никто не стучал! Ну люди! Как известный человек — так надо обязательно обосрать, — заступается кто-то за моего папу.
— Россия, — говорит молодая тетка.
— Это все одна мафия, — говорит старая тетка. — Во все времена эти Николкины были наверху. Все в говне, а они в белом. Это ненормально.
— Козлиха ты. Ты хоть один его фильм смотрела?
— А все равно человека жалко.
Толпа растет. С соседних улиц идут все новые люди.
— Ну что вы на меня смотрите! — кричит Таня на милиционера. — У меня ребенок пропал! Сделайте же что-нибудь. Надо же его искать!
— Где его искать?
— Танечка, — выбирается из толпы наша соседка, жена прокурора, — вы Петю ищете?
— Да! Я уже все вокруг обегала. Он как сквозь землю провалился!
— Но я же видела, как он уехал.
— Как уехал?!
— Мне кажется, смотреть на катастрофу. Он сел в какую-то машину с каким-то бородатым пожилым мужчиной. Я думала, это ваш знакомый.
— Нет! Нет! Какой еще знакомый?! Вы слышите? — Таня поворачивается к милиционеру. — Кто-то его увез!
