А за те секунды, которые вам понадобились на то, чтобы прочесть здесь описание выстрела, снайпер должен сделать не один, а много выстрелов. Он бьет по движущимся, перебегающим, замаскированным противникам, по их командирам и наблюдателям, по пулеметным щелям в башнях вражеских танков, по спрятавшимся в подземных укреплениях вражеским снайперам и пулеметчикам. А своего существования выдать нельзя ни единым движением. Если пошевелишься неосторожно, или приметно сомнешь траву, или если блеснет в сумерках огонек из твоей винтовки — погиб. Закидают тебя враги снарядами, засыплют свинцовым градом — и нет тебя.
Опасное, но славное дело — быть снайпером. Зато и боялись же японцы наших сверхметких стрелков!
Корнеев и Русских — это наши «зубры», бывалые, опытные бойцы. Учились они у меня в снайперской команде, стали отличными стрелками. Когда окончился срок их службы в Красной армии, они остались на сверхсрочную — не захотели уходить из родного полка.
3 августа днем лежали мы с ними на скате Пулеметной сопки. Шла перестрелка. Одна японская пушка нас очень донимала: хорошо замаскировалась, пристрелялась и била.
Дал я задание своим снайперам: обнаружить пушку и вывести из строя ее прислугу. Приникли тут два друга к своим прицелам — лежат, молчат.
Минута прошла. Потом разом — два выстрела. Через несколько секунд — еще два. Прислушиваюсь — молчит японская пушка.
Через минуту заметили наши снайперы — метрах в четырехстах от нас по зарослям пробираются гуськом шесть японцев. Видно, хотят зайти нам в тыл. Корнеев и Русских разом вскинули винтовки. Вижу, падают из шестерых японцев двое — передний и задний. Остальные четверо растерялись, не понимают, откуда опасность, куда бежать — вперед или назад. Снова двойной выстрел — упали второй и пятый японцы. А через секунду и последних двух не стало.
По одному патрону на каждого врага — больше настоящему снайперу тратить не полагается.
Не хуже этих двух «зубров» бил японцев снайпер Крюков. Он был серьезно ранен в бою, но наотрез отказался уйти в тыл. Сделал себе перевязку и продолжал стрелять. С поля боя он ушел одним из последних.
Японским снайперам пришлось хуже, чем нашим. То ли у них сноровки нехватило, то ли у наших красных бойцов ее было с избытком — объяснить не сумею. Но вот какой случай произошел через несколько дней после взятия Пулеметной.
Заметили мы, что где-то притаился японский снайпер. Младшему командиру комсомольцу Мичугову было дано задание: найти этого снайпера и уничтожить.
— Есть найти и уничтожить японского снайпера!— ответил Мичугов и забрался на возвышенное место, откуда удобнее наблюдать.
Смотрит Мичугов внимательно в бинокль, разглядывает каждую кочку. Вдруг видит — где-то в поле на долю секунды взметнулась легкая пыль, по траве узкой полоской пролетела рябь. Откуда бы это? Линия расположения японцев метров на двести дальше от того места. Кругом поле, трава. Значит, сидит там снайпер, высланный впереди линии фронта. Мичугов неотрывно следил за намеченной точкой. Вот опять мелькнула полоска ряби. Так и есть — это трава клонится от ветра, поднятого пролетающей пулей.
Прицепил Мичугов к поясу несколько гранат и пополз.
Мы с тревогой смотрели ему вслед. Нет ничего опаснее, как подбираться к засевшему в секрете снайперу, да еще по такой открытой местности, в низкорослой траве.
Но Мичугов полз с умом, мастерски. Ползти по земле ведь тоже надо уметь. Сначала медленно выдвигается одна рука, потом другая, потом нога, потом другая нога, наконец подтягивается туловище. Шаг сделан. Не торопясь, так же начинают делать второй шаг. Голову поднимать нельзя, носом роешь землю и направление угадываешь больше чутьем и соображением.
Метров триста прополз таким образом Мичугов. Он решил взять снайпера живым. Наконец до логова снайпера осталось несколько шагов. Еще раз, другой подтянулся Мичугов — и схватил рукой ствол винтовки японца. Выстрелил снайпер, да неудачно — только ранил Мичугова в ладонь.
А наш комсомолец Мичугов как ударит японца гранатой по голове — и прикончил.
Японскую снайперскую винтовку прихватил Мичугов с собой да еще из любопытства подобрался поближе — заглянул в яму, где скрывался снайпер. Яма была устроена аккуратно, бойница сделана в виде узкой щели. На дне ямы оказались продукты и запас воды и водки. Видно, самурай собрался здесь немало времени провести.
Обратно славный комсомолец Мичугов добрался тоже ползком, осторожно. Осмотрел я винтовку, которую он принес. Винтовка была, как говорится, «не глянец». Наша советская лучше — верней бьет и надежней.
КОММУНИСТЫ
Два дня у нас была передышка. Наше командование собирало силы для решающего удара.
Мы это время использовали для отдыха и подготовки к новым боям.
5 августа в ложбинке под прикрытием горы шло партийное собрание. Японцы постреливали, снаряды то и дело гудели над нами в небе. Но даже самые молодые бойцы уже не обращали на них внимания: обстрелялись, привыкли, перестали «кланяться» — нагибаться под пулями.
Важнейший вопрос обсуждали коммунисты на своем собрании.
Был получен приказ: в ночь на 7 августа занять высоту Заозерную.
Значение этого приказа должен был понять каждый коммунист в части, каждый комсомолец, каждый беспартийный боец. Это было задание партии, задание правительства, задание стосемидесятимиллионного советского народа.
Кто выступал — говорил коротко. Вообще в Красной армии слишком длинные речи не в почете, а тем более в боевой обстановке.
Комиссар, и командир полка, и командир дивизии четко объяснили, что нужно сделать, чтобы выполнить задачу. Коммунисты на этом собрании решили: наша часть должна первой вступить на сопку Заозерную и поднять на ее вершине красный флаг, священный флаг социалистической родины.
Тут же началось соревнование: какая рота или взвод нашей части завоюет право поставить флаг на сопке.
К вечеру все командиры подразделений запаслись красными флагами. Каждый стремился быть первым.
На том же собрании стоял вопрос о приеме в ряды партии.
За несколько дней в моей полевой сумке скопилось тридцать заявлений от бойцов и командиров. Второпях, на клочках бумаги, в перерыве между двумя атаками, были написаны эти заявления.
Люди просили принять их в большевистскую партию.
Об этих товарищах не нужно было много говорить. Они прошли боевую проверку. Под огнем противника, не щадя жизни, они показали свою преданность великому знамени Ленина — Сталина.
Комсомолец Глотов командовал взводом. 2 августа он брал Пулеметную сопку с левого фланга. Во главе взвода он шел бесстрашно, как настоящий большевик, и закидывал японских самураев гранатами. Он был человек большой отваги и преданности.
Мы приняли Глотова в партию.
И таких, как Глотов, было много. За время боев наша партийная организация не редела, а росла. В комсомол же за эти дни вступили почти все молодые бойцы полка.
Старший лейтенант Змеев до собрания не успел подать заявление о приеме в партию. Он передал мне заявление на следующий день, перед самым штурмом Заозерной.
Змеев с виду малозаметный человек. Невысокий ростом, говорит очень тихо, сдержанный. Протягивает мне заявление и говорит вполголоса, отрывисто:
— Хочу в бой итти коммунистом. Если убьют, считайте коммунистом.
— Будем считать тебя коммунистом, товарищ Змеев, — ответил я.
Пожали мы друг другу руки и разошлись по местам.
ПОДГОТОВКА
Ночь перед штурмом прошла спокойно. Часть бойцов стояла в боевом охранении — на наблюдательных постах. Но и остальные не спали. В окопах и просто на траве сидели красноармейцы и командиры, не выпуская оружия из рук. Медленно проходили ночные часы.
Утро началось грохотом орудийного выстрела. Уже рассветало; от сопок длинные резкие тени падали в долину.
Над вершиной Заозерной невысоко поднялась черная тучка и через минуту спала вниз. Это был разрыв снаряда. Наша артиллерия начала подготовку к атаке.
Я видел в бинокль, как рвутся снаряды у японских окопов и батарей. Взлетало облачко земли, а с ним колесо орудия или пулемет.
Японцы заволновались, забегали, стали отстреливаться. Но все гуще ложились наши снаряды вдоль гребня Заозерной, отголоски разрывов эхом докатывались до нас.
В это утро наши артиллеристы показали класс стрельбы. Они вели ураганный огонь по точно намеченным целям. Кажется, ни один снаряд не пропал даром.
Командир артиллеристов старший лейтенант Моисеев нащупал японское «гнездо», склад боеприпасов. И прямо угодил туда снарядом. Рванулись, взлетели на воздух японские гранаты, целая пушка была подброшена взрывом на несколько метров вверх, и, видно, плохо пришлось самураям от собственного своего порохового склада.