А через месяц повезли в Москву, в клинику.
Поправляемся мы хорошо и скоро снова сможем держать в руке оружие.
Только об одном я жалею: рано вышел из боя. Лишь по газетам да по рассказам приезжавших сюда товарищей знаю, что японцы продолжали еще несколько дней наседать на наши сопки Заозерную и Безымянную, но жестоко поплатились в конце концов.
На вершине сопки Заозерной развевается изрешеченный пулями, пробитый осколком гранаты красный флаг, который мы поставили в ту ночь. И днем и ночью оберегают его бойцы. Они знают: пока жива акула, ее досыта не накормишь. Они в любую минуту снова готовы встретить удар врага. Поэтому и я тороплюсь поскорей выздороветь.
ВЕЛИЧАЙШАЯ НАГРАДА
Рано утром 25 октября входит ко мне в палату врач.
Смотрит, молчит и улыбается. И я смотрю удивленно.
— Поздравляю вас, — говорит.
— С чем? — спрашиваю.
— Со званием Героя Советского Союза и с орденом Ленина.
Я растерялся, говорю:
— Ничего не знаю.
— Зато я знаю.
И подает мне газету. А там указ Президиума Верховного Совета СССР. Двадцать шесть командиров, политработников, врачей и красноармейцев награждены высшей наградой-званием Героя Советского Союза. Среди них — моя фамилия.
Что со мной тогда делалось, описывать не буду. Каждый и так поймет.
Когда я ночью остался один, мне захотелось разобраться в том, что произошло со мной. Я перебрал в памяти все годы моей жизни.
До двадцати лет я жил в деревне. Отец батрачил. Мне тоже пришлось работать у кулаков. Потом вступил в комсомол. А осенью 1929 года меня призвали в армию. Направили меня в часть на Дальний Восток — в ту самую часть, где я и теперь состою.
Девять лет я прожил на Дальнем Востоке. Там я вступил в партию большевиков. Армия была для меня и семьей, и университетом, и боевой школой. Я ловил шпионов-контрабандистов на границе, готовил снайперов, изучал общеобразовательные предметы.
Я стал лейтенантом. Партийная организация доверила мне ответственную работу — избрала секретарем партбюро полка.
И я спросил себя:
«Иван Мошляк, кому ты обязан всем, что есть хорошего и светлого в твоей жизни? Себе? Своим особенным каким-то талантам? Или удаче? — Нет, ты обязан партии. Ты обязан Сталину. Ты жил в нескольких тысячах километров от Москвы, ты никогда не видел Сталина, а он, должно быть, не слышал твоего имени. Но всю свою жизнь ты чувствовал могучую, любящую сталинскую руку, которая тебя вела вперед, которая поддерживала тебя. Ты воспитан партией и Сталиным. Вот в чем твое счастье. Не будь революции — ходить бы тебе всю жизнь за чужими коровами да хлопать кнутом...»
Долго я в ту ночь не мог заснуть.
4 ноября нас вызвали в Кремль. Встретил я там много хасановцев знакомых, тоже награжденных. Вышел к нам товарищ Калинин. Тут все зааплодировали. У меня одна рука на перевязи, не действует, так я, — может быть, это смешным покажется, — здоровой рукой по колену захлопал. Никак удержаться не мог.
Товарищ Калинин вручил нам ордена и грамоты, приветствовал нас.
Меня выдвинули от имени всех награжденных держать ответ. Говорил я коротко, волновался. Я только сказал, что с именем Сталина на устах брали Заозерную, с его именем будем побеждать во всех грядущих боях.
Сталина и Ворошилова я увидел на параде в день двадцать первой годовщины Октября. А на следующий день меня и товарища Соленова снова вызвали в Кремль. Руководители партии и правительства принимали участников парада.
Товарищ Ворошилов произнес тост за героев Хасана.
Я подошел к столу, за которым сидели товарищ Сталин и его соратники. Я стоял рядом с вождем советского народа, приветствуя его. И Сталин ответил мне теплой, отеческой улыбкой.
Это было для меня величайшей наградой.
Примечания
1
Самураи — так в Японии называлось когда-то сословие дворян-воинов.
2
Огневая точка — батарея, пулеметное или снайперское гнездо.