Я закрыл глаза, чтобы сдержать слезы и унять охватившую меня дрожь. Но стоило это сделать, как образ давно почившей рабыни с Кхона вновь всплыл в памяти. Милена, моя милая Милена, ты до сих пор обреченно смотришь на меня из того дня…
***
Время еще не пришло, и мы стали неспешно готовиться. Я разделся до пояса. То же самое сделал и Диарель. Теперь в родовой была одна нагая женщина и два высоких, крепких, подтянутых полуобнаженных мужчины. Ты, теплая, с персиковой кожей, и мы, чья бледность в ярком свете казалась мертвенной. Агамет остался в одежде и выглядел как изголодавшийся черный стервятник. Зачем мы раздевались? Я не знал ответа, но так требовал обряд. Поговаривали, что в старину мужчины принимали роды совершенно обнаженными, но я не нашел таких упоминаний ни в одной из наших книг. Я вымыл руки, приготовил чистые и сухие пеленки, чтобы обтереть и завернуть ребенка.
Ты вздрогнула и отвернулась, когда Диарель развел твои бедра в стороны. Агамет равнодушно взглянув на то, что открылось его взору, уселся в кресло напротив и прикрыл глаза. Сейчас он медитировал, а может быть, транслировал выше о том, как обстоят дела. Агамет Вайраг Айдигель Драгир Ин Саелевер… Надзиратель… Он был вне рангов и категорий. Не говоря ни слова, он мог поставить крест на жизни и карьере любого из нас. Нет, он не казнил, он лишь докладывал о том, что кто-то оступился. Информатор, доносчик… Что могло вызвать сомнение в моей преданности Нор-Талену и общему делу? Где я совершил ошибку? Агамета здесь быть не должно, но пока никто не спешил меня арестовывать.
Я чувствовал, что внутренний взор Агамета сейчас направлен на меня. Он сканирует мысли. Ждет чего-то, видимо ошибки, но я не подарю ему такой возможности. Агамета ненавидели и боялись многие. Суровое лицо со страшным шрамом от ожога, полученного в детстве. Однако ожог присутствовал не потому, что не было возможности от него избавиться. Агамету нравилось это уродство. Ему нравилось то отвращение, которое испытывали все, глядя на его лицо. Глаза Агамета казались стеклянными, когда он смотрел на кого-либо. Поговаривали, что этот странный дграк злоупотребляет наркотиками, кто-то считал его сумасшедшим, но в одном мы все сходились — переходить дорогу ему не стоило.
Не торопясь, Агамет достал из кармана маленькое устройство — трубку с никонианом — слабой разновидностью наркотика для вдыхания. Маленькие кристаллики отправлялись в трубку и рождали полупрозрачный сладковатый пар. Погрузившись в свои мысли, полуприкрыв глаза, он курил, глядя в никуда.
Я изо всех сил сдерживал мысли. В конце концов, это не первые роды в моей жизни. И Милена ничем не отличается от других женщин, разве что при взгляде на нее что-то сжимало сердце. Какая-то странная тоска. Одними глазами Диарель указал мне на тебя. Да. Он прав. Я должен проверить, как долго нам еще ожидать. Я подошел ближе и чуть было привычным жестом не прикоснулся к прекрасному обнаженному бедру, но вместо этого положил одну ладонь на живот, а другой дотронулся до лона.
— Почти все, — сказал я.
— Тогда я начинаю. Ты не против? — спросил Диарель. Черные глаза его недобро блеснули.
Я согласно кивнул. Да, я позволил призвать Его. Не мог иначе. Наш Бог проникнет в тело моего сына и заберет себе. Окутает его разум. Будет чувствовать то же, что и наш ребенок, будет видеть, как он. Тот страх, шок, страдания, которые испытывает новорожденный, будут принадлежать ему. Агрессия, желание освободиться из сжимающегося и изгоняющего прочь пространства напитает Нор-Талена. И он будет первым, кто объяснит, как устроен этот мир и почему его стоит ненавидеть.
Диарель встал в изголовье и положил руки тебе на шею и ключицы. Металлические коготки на его пальцах впились в кожу. Наверное, это было больно. Татуировки на предплечьях дграка начали шевелиться. Черные языки пламени заплясали на коже. Огонь будто перетекал от Диареля к тебе, проникал внутрь через кровоточащие уколы от когтей. Что сгорало в этом пламени? То, что светлые называют человечностью? Или что-то еще? Внутренним взором я видел, как тонкие черные ниточки потянулись из пальцев Диареля. Все глубже и глубже. К нашему сыну. Свет в родовой стал тусклее, и по стенам поползли тени. Нор-Тален был здесь.
Ты лежала неподвижно, смотря в потолок и не произнося ни слова. Родовой боли почти не было, потому что мы глушили ее. Я знал, какого рода магию применяет Диарель, а вот ты — нет. Мне интересна была реакция. Мне хотелось видеть, как ты страдаешь и как темные магические нити пропитывают тело, но вместе с тем я хотел раскидать в стороны одного и другого дграка, забрать тебя и уйти. Что за бред. Уйти куда?
Диарель стал обходить родовой стол кругом, касаясь ладонью то одной, то другой части тела. Он то впивал в кожу когти, то осторожно поглаживал ее кончиками пальцев. Я различал тихий шепот, и слова, срывавшиеся с губ дграка, призывали силу нашего бога. В пальцах Диареля материализовались игла и нож. Увидев их, я протянул ладонь. Диарель взял иглу и больно уколол мой палец. Алая капелька крови сорвалась с него и упала на твой живот. За ней следующая. Всего шесть. И тут же Диарель выписал на животе моей кровью символ.
Игла исчезла. Взяв нож, маг наклонился над тобой. Ты даже не вскрикнула, когда Диарель резанул запястье, лишь тоскливо взглянула на меня. Кровь заструилась по коже, а Диарель принялся рисовать на твоем предплечье символы. Страшные, пугающие. Затем нарисовал символ и на животе. Что-то поколдовал над запястьем, и порез стал медленно затягиваться.
Я чувствовал твои страдания, и в этот миг они доставляли мне извращенное удовольствие. Я хотел, чтобы тебя сломали еще больше и чтобы зерно тьмы в твоей душе разрослось, и я мог чувствовать его так же, как чувствовал его у себя. Я хотел сломать тебя и упиваться своим собственным превосходством над слабой душой. Ярость и ненависть ко мне станет тогда десятикратно сильнее.
— Как тебе удалось сделать крейтонке ребенка? — зазвучал в моей голове жесткий бархатный голос Агамета.
— Как и всем остальным, — немного грубо мысленно ответил я. — Во всяком случае я не нашел разницы между крейтонкой и дграком. Все то же, что и у наших женщин. И на вид и на ощупь.
— Почему ты не спрашивал ни у кого, что будет с ребенком от инородной женщины?
К чему такие вопросы? Я насторожился и внутренне напрягся. С чего Агамет взял, что меня интересует этот ребенок?
— Мне нет дела до того, что с ним будет. Я просто получал удовольствие, наслаждаясь ее телом. А ребенок… Что происходит с детьми — не моя забота, а Учителей и таких, как Диарель.
Взгляд Агамета вдруг стал мутным, и тонкие губы растянулись в подобие усмешки.
— Ее страдания восхитительны, — протянул он. — Понимаю, почему ты выбрал ее в качестве презента, Амарант. У меня и у самого была такая женщина. Давно, — он сделал паузу, — Она умерла. Такие не живут в неволе слишком долго. И твоя не проживет. Уже сейчас я вижу в ней обреченность. Как только заберут дитя, она переменится до неузнаваемости. Но ты ведь этого и хочешь? Ведь так? Хочешь, чтобы ее ненависть к тебе и ко всем нам стала лишь сильнее?
Я удивленно поднял бровь.
— Можешь не отвечать. Только взглянув в твои, глаза можно понять, почему она так ценна для тебя. Ты далеко пойдешь, Амарант Мраготан Эсель Эль Фаен Рат-Дик.
И снова улыбка искривила неприятное лицо.
Больше Агамет так и не произнес не слова. Я молча стоял, наблюдая, как Диарель шепчет текст обряда, как его руки перемещаются то к животу, то к груди Милены. Иногда он клал ладонь на промежность, и я видел, как подергивается жилка на твоем виске и по лбу стекает тонкая капелька пота. Тебе были противны его прикосновения. Но ты терпела, сжав губы. По напряженному лицу Диареля я видел, что ты изо всех сил сопротивляешься его магии. Не хочешь отдавать ребенка. Я должен был помешать, но со злорадством подумал, что это не моя проблема. Пусть Диарель справляется сам. В конце концов, моя задача лишь принять малыша.
