– Понятно.
– Значит, как черепаха, все мое ношу с собой. Вот и прикинь, сколько каждый солдат должен на горбу тащить.
– Ну ведь можно сколько-то машин вместе с десантом сбросить.
– Ну да, а к ним топливо, и мехмастерскую… Так за что тебя тактик не любит?
– Он член КПРФ, а я сын олигарха.
– А ежели ты такой богатенький Буратино, так какого рожна ты здесь забыл?
– Не хочу на отцовской шее в рай въезжать.
– Ладно, давай считать обоснование…
– Подожди, а ты с твоим аттестатом что в этой дыре делаешь? Зарезал кого?
– К сожалению, нет, а надо бы. Всё, кончай вечер воспоминаний, у меня самого тоже дел невпроворот.
Ах эта Ниночка!
– Ох, Боренька, наконец-то! Я за тебя папке всю шею прогрызла! – Нина просто светилась от радости. – А за что тебя на этот раз?
– Тактик наш пожаловался, что я ему методику порчу.
– Сложно все это. Пошли в кафе.
– Не пошли. Денег нет.
– На том свете угольками сосчитаемся.
– А на этом?
– Знаешь что? Пошли к нам – папка на совещание уехал.
– А ты мне так и не сказала, кто у тебя папа.
– Потом скажу, а то испугаешься…
– Ниночка, придется нам с тобой пожениться.
– Только из-за этого? – Нина сбросила простыню и подошла к Борису, который у зеркала приводил в порядок обмундирование. Обняла его сзади, прижалась губами к стриженному затылку. – Не торопи события, глупенький.
Но события все-таки пришлось поторопить…
К концу второго курса, примерно за месяц до выпускных экзаменов, Борис и Нина решили пожениться.
– Папка, у меня к тебе серьезнейшее дело.
– Ну уж если серьезнейшее…
– Мне не до шуток!
– С Борисом поссорилась?
– Хуже, беременна.
– О чем же этот сучий потрох думал?! Я его в порошок сотру! Он у меня…
– Папка, не надо. Мы с Борей решили пожениться.
– Это только из-за беременности?
– Мы любим друг друга.
Полковник дого молчал. Мать Нины умерла при родах. Пришлось растить дочку одному. И вот теперь…
– Что тебе сказать? Честно говоря, лучшего жениха, пожалуй, здесь не найти. Борис парень серьезный и очень перспективный. За ним ты будешь как за каменной стеной. Проблема в тебе…
Свадьбу сыграли очень скромно. Пригласили только ближайших друзей отца, двух подруг Нины, а со стороны Бориса пришел Женя Фирсов. Борис поддерживал хорошие отношения со всеми курсантами, но по настоящему сдружился только с Фирсовым.
На распределении Бориса ожидал сюрприз. Председатель комиссии, седой генерал со шрамом через всю левую щеку – получил во время очередного кавказского восстания фундаменталистов – встал, пожал Борису руку и сказал: «Учитывая ваши успехи в учебе, а также проявленные при этом недюжинные педагогические способности, – в комиссии начали улыбаться, припоминая сколько Борис претерпел от преподавателей за нестандартные решения, которые он предлагал своим товарищам, когда они обращались к нему за помощью, – руководство училища решило оставить вас на преподавательской работе, – и тихонько, – жену поздравьте.»
У лейтенанта Бойкова, младшего преподавателя на кафедре логистики, сегодня на редкость неудачный день. Утром на него окрысился заведующий кафедрой, видно не с той ноги встал, заявил, что некоторые, которые пороха не нюхали и вообще от горшка два вершка, много о себе понимают, а дело от этого страдает, и что вообще он, зав. кафедрой, намерен в ближайшее время предпринять самые решительные меры по наведению на вверенной ему кафедре должного порядка. Потом на лабораторных занятиях курсанты распоясались и чуть было не сорвали занятия. В библиотеке, куда он зашел за обещанным ему атласом основных сраженией Второй Мировой Войны, библиотекаршу заменяла какая-то новенькая сотрудница, и она не смогла найти этот атлас.
Поэтому Борис возвращался домой, то есть в выделенную ему и Нине двухкомнатную квартиру, в скверном настроении. Правда, оно, это настроение, когда он увидел свет в окне спальни, сразу улучшилось:
Нина дома. В последнее время она частенько задерживалась на работе в бухгалтерии училища, говорила, что очень запутанная отчетность и приходится разбираться.
– Слава богу, посидим хоть один вечерок вместе, поговорим, может даже в кино сходим – не был там целую вечность.
Дверь в квартиру открылась бесшумно – недавно по просьбе Нины смазал петли. Сквозь неплотно прикрытую дверь спальни пробивался свет. На цыпочках подобрался к двери спальни: – А вот я сейчас Нину напугаю!
Но что это?! Первое, что бросилось в глаза – широченный мужской волосатый зад, ритмичо поднимавшийся и опускавшийся, и обхватившие этот зад прекрасные длинные ноги Ниночки.
– Это еще что такое?!!
Дикий вопль Нины: «Боренька, спаси!!! Он меня насилует!!!»
Борис схватил за волосы и рванул на себя голову насильника. Мелькнула мысль: «А почему она его ногами охватила?».
Борис отвесил мужику несколько увесистых пощечин, и только потом разобрался, что передним во всей первородной красе предстал с еще подрагивающимся пенисом майор Кибельников с кафедры строевой подготовки.
– Вы что это себе позволяете?! Как вы смеете!!! Я старше по званию и не позволю…
– Боренька, врежь этой сволочи!
– А ты, сука, молчи! Ишь, насиловал я её, как же! Да тебя, бл…дь, чуть не весь ганизон…
Его излияния были прерваны Борисом, который стал молотить майора по всем правилам приемов рукопашного боя. Кибельников рванул к наружной двери…
– Гражданин, стойте! – к голому майору спешил комендантский патруль. – Кто такой, предъявите документы!
– Я, я майор Кибельников, меня здесь все знают.
– А почему не по форме одеты?
– У меня, видите ли…
– Ладно, в комендатуре разберутся. Идите вперед!
Над сержантом Угаровым долго потешались товарищи: додумался у голого человека документы требовать.
Но майору Кибельникову и лейтенанту Бойкову было не до смеха.
По рукам в училище ходила каррикатура: голого Кибельникова с гротескно укрупненными анатомическими деталями конвоирует комендатский патруль со штыками наперевес. А Борису по жалобе того же Кибельникова грозил трибунал. С Ниной развелись тихо, без скандала.
Только отец Нины, полковник Свищев, горесно вздохнул: «Э-эх, как была ты полковая, так, видно, и останешься. Хорошо еще, что ребенка не осталось. Тревога Нины по поводу беременности оказалась ложной – была всего лишь небольшая задержка месячных.
Бориса откомандировали в интернациональный корпус генерала Миллза.
Дело о тяжких телесных повреждениях
Начальник следственной части горотдела МВД поднял трубку: «Филимонов слушает!”
– Авдей Петрович, выручай! – В голосе начальника Семеновского райотдела звучало неподдельное отчаяние. – У меня, понимаешь, отчет на носу, а с чем я прийду? Висяков до черта, да еще тут за два месяца три нападения с тяжкими телесными повреждениями – абсолютные глухари. Мои следоки даже не знают как к ним подступиться: ни следов, ни жалоб. Выручай, брат. За мной не пропадет.
– И чего ты, Михалыч, этих дармоедов держишь? Чуть что сложней внутриквартирной драки – они уже скисают.
– Найди других, я этих выгоню.
– Ну ладно, так и быть, присылай мне эти «тяжкие повреждения». За тобой должок.
– Ну о чем ты говоришь, конечно! Вот сейчас с курьером и пришлю все три дела. Сдается мне, что там что-то нечисто.
Филимонов взвесил на руке полученный с нарочным пакет: «Увесистый! Да толку что? Писанины много – вроде бы работу провели. А результат нулевой.»
– Колупаев, где там эта дикая фауна болтается? Никогда их на месте не бывает!
– Так ведь до конца обеда еще четверть часа, Авдей Петрович. Они, небось в пинг-понг режутся.
– Много говоришь, Колупаев. Ладно, чтоб после обеда сразу ко мне. Кипяток-то у нас еще есть?
– Сейчас я вам чайку свежего заварю.
– Спасибо, родной, пропал бы я без тебя. Насчет фауны не забудь! – Как можно?!
– Так, наигрались, значит? И поесть, небось, не успели? Язву наживете, а кто в ответе? Петрович молодежь не жалеет – так что ли? Ладно, башибузуки, вот вам пакет на двоих. Завтра доложите что к чему. Деньги то на обед есть?
– Найдем, Авдей Петрович!
– Тогда чтоб через пятнадцать минут были на месте.
– Слушаем, гражданин начальник! – И неразлучная пара, Козлов и Баранов, помчалась в буфет.
– Ну что, Баран, поделим это дело?
– Никогда бараны с козлами не спорили. Давай два дела, – и друзья принялись за работу.
Всего год назад после окончания высшей школы МВД они были направлены в следственный отдел, и успели заработать репутацию серьезных вдумчивых работников у начальства и отчаянных сердцеедов у сотрудниц.
– Ну, Козлик, какое будет твое просвещенное мнение, – спросил Баранов на следующий день, когда все три дела были ими основательно изучены.
– Знаешь, такое ощущение, как будто эти дела писались под копирку. Только фамилии, время и место действия менялись.
