– Точно не скажу. Но вот у Ленина в крови черт-те что было намешано-русские, калмыки, евреи и, кажется, еще немцы. А у Пушкина – эфиопы, шведы, русские. А тебе на что?
– Понимаете, Боря… Ой, что-то здесь у вас холодно!
– Лезь под одеяло, согрейся.
– Спасибо, – обняла обеими руками Бориса за шею и прижалась всем телом.
Борис почувствовал, что под халатом у Тони ничего нет. На всякий случай провел легкую разведку руками от талии и ниже, за что и удостоился горячего поцелуя.
– Боренька, подожди, я серьезно. Замуж мне, видно, уже не выйти: и возраст, мне уже тридцать первый год, и сама не бог весть какая красотка, да и вообще… Нет, ты меня не перебивай, А ребенка очень хочется. Ну и, конечно, хорошего.
– А почему именно я? – рассмеялся Борис.
– Боренька, ты ведь еврей? А они все умные и непьющие. Сделай мне, пожалуйста. Ты не думай, у меня к тебе претензий не будет.
– А вот это ты зря. Я своих байстрюков на произвол судьбы бросать не буду. А уж проверять, мой ли, стану обязательно. – Борис повернул Тоню на спину, а она раздвинула ноги и открылась навстречу Борису.
С тех пор, пока Бориса не перевели в палату для выздоравливающих, они все ночи проводили вместе.
Фирсов, регулярно навещавший Бойкова, зашел попрощаться: «Всё, покидаю сию обитель! Получил путевку в санаторий. Вот мои координаты в Москве. Всегда буду рад. Да, вот еще что. Меня, наверное, комиссуют. Тебя тоже. Что дальше делать намерен?».
– Меня, пока еще не комиссовали, но скорее всего ты прав, да и срок у меня подходит. А насчет будущего… Я высшее образование получать пойду. Тем более, что мне с армии кое-что причитается. Не очень жирно, но продержусь.
– Во, и я тоже самое. Выпишешься, приезжай в Москву. Там всё и обсудим. Только без дураков! Я буду ждать!
Через несколько дней появился Волков, запыхавшийся, пропахший потом, ремнями и прочими солдатскими запахами: «Уф, наконец-то я тебя нашел! Такая везде неразбериха! Никто ничего не знает. Ну как ты, герой? Что врачи говорят?».
– У меня всё нормально. Доктор обещала перевести в палату для выздоравливающих. А как там Гаврилов?
– Гаврилова тоже ранило, но легко. Он, когда мы узнали где ты, хотел со мной поехать. Ну, у нас пока еще не мирное время. Не получилось. А отряд тебе привет передает. Интересуются, вернется ли капитан.
– Говорил вчера с Аглаей, это наш хирург, комиссуют меня.
– Ну и правильно. Не та война, чтобы на нее рваться. Да, кстати, английская королева нас с тобой орденом наградила за Гималаи. А здесь решение вышло – не награждать за войну на Кавказе. На Антона Ивановича Деникина ссылаются. Он своих солдат и офицеров не награждал, говорил, что когда свои своих бьют, то гордиться нечем. В общем, ты того, не исчезай. Пока на нашу часть пиши, что у тебя там в Москве получится. А я, когда координаты изменятся, тебе сообщу.
Мирное время
Борис и Евгений
Фирсов-старший, к своим шестидесяти начавший грузнеть, несмотря на ежедневные занятия утренней гимнастикой и попытки соблюдать диету, слегка покряхтывая поднялся с бокалом в руках и обратился к свей неразлучной спутнице на трудных житейских путях: «Вот, мать, полюбуйся на дело рук своих. Вырастили, понимаешь, детину. Тридцать второй годик Женьке нашему пошел, перестарок можно сказать. В его годы у нормальных людей уже по пятеро своих отпрысков, а он еще даже не женат!»
– Ну, отец, я точно, конечно, не знаю, но, наверное, какие-то отпрыски у меня есть.
– Нет, мать, ты погляди на этого сукиного…
– Ты чего ж это меня ругаешь, старый ты хрыч! – Слова были сказаны сердито, но глаза Арины Семновны смеялись.
– Ах да, извини, действительно, навел меня сынок наш на грех. Я, конечно, не об этом хотел сказать. В-первых, надо вас с Борисом поздравить. Дипломы с отличием – это очень хорошо, но главное – темы дипломных работ. Я читал ваши работы с карандашом в руках. Зрело, разумно. Все-таки не зря я вас каждое лето по нефтепромыслам гонял. Вот за это и выпьем. За инженеров!
В комнате воцарилось молчание, все принялись за трапезу.
Потом снова взял слово Николай Евгеньевич: «А вообще-то, интересно у вас получается: вместе военное училище, вместе Техуниверситет. Прямо попугаи неразлучники. Впрочем, может это и к лучшему. Мы с Ариной последнее время вас даже различать перестали.
– Ну вот, разговорился! – Арина Семеновна нахмурилась. – Боренька, отодвинь от него бутылку, а то он еще чего скажет.
– А чего это я не так сказал?
– Так, конечно, так, но говорить то об этом зачем, только Бореньку смущать.
– Его смутишь, как же! Вон как на защите с профессорами спорил. А что это вы ребятки притихли?
– Да вот, думаем, – отозвался Евгений, – куда теперь подаваться.
Шесть лет назад «битый, раненый, контуженный, но здоровый и живой» (Твардовский) Женя после комиссования заявился домой. «Здорово, предки! – начал весьма браво защитник Отечества, а потом не выдержал, – Мамочка, это я! Не узнаешь?!»
Это восклицание вывело из ступора онемевшую от неожиданного появления сына Арину Семеновну. Она плача бросилась на шею Евгению.
– Ну, мамочка, ты не очень, я еще не совсем поправился.
Две недели спустя Евгений почти что силой притащил, несмотря на его отчаянные протесты, также комиссованного по ранениям Бориса:
«Знакомьтесь, предки. Это Борис Бойков, мой…»
Но Арина Семеновна перебила его: «А мы с ним давно знакомы. Еще с вашего училища. Ты нам в каждом письме не о себе, а о Борисе писал. Мы даже с отцом немного обижались. Боря, вы куда?».
– Мне в институтском общежитии койку обещали. Надо пойти занять, пока они там не раздумали.
– Еще чего! – вступил в разговор Фирсов старший. – Вон, во дворе флигель свободный. Сейчас же ремонт произведем, и через неделю въезжайте… оба. А пока в доме что-нибудь найдем. И нечего тут… это все для дела. А расходы? Начнешь зарабатывать, расплатишься. Извини на Ты перешел.
– Да нет, пожалуйста. Только чтоб вам не в тягость.
Лагерь предпризывной подготовки
– Борька, что делать будем? Денег-то всего два чемодана осталось.
Друзья задумались. Денег, полученных при демобилизации, только только хватало на оплату учебы в институте, а остальное добывали подработками, но и их становилось все меньше.
– Слушай, Женюра, а что с твоим репетиторством стряслось? Там вроде неплохой кусок был.
– Мамаша очень ласковой стала, а папочке это почему-то не понравилось.
– Что, никак в кроватке застукал?
– Почти что. Чем мои похождения обсуждать, ты бы какую-нибудь плодотворную идею сгенерировал.
– К родителю за кредитом обратиться не хочешь? Ну и правильно: все-таки уже взрослые дети.
– Борька, ты не философствуй, ты думай!
– А чего тут думать? Что у нас тобой за душой?
– Ни шиша!
– А вот тут-то, батенька, мы вас и поправим, – с характерным псевдо-ленинским выговором заявил Борис. – У нас с тобой за плечами громадный опыт.
– Стой!
– Стою, – развалившись в кресле сказал Борис.
– Есть идея! Понимаешь, призыв в армию еще никто не отменял…
– Ага, а родители этой самой армии, как черт ладана, боятся.
– Да ведь не без основания.
– Это уж что говорить, только расстраиваться.
– Вот именно! А что если два опытных офицера создадут курсы по физико-психологической подготовке допризывников?
– Ага, и привлечем к этому делу офицеров из тех частей, куда эти несмышленыши потом попадут.
– А откуда нам знать, куда они попадут?
– А дяди из военкомата на что?
И вместе пропели куплет из давно забытой пьесы:
Ты вчера повестку получилГоворят, ты нужен военкому.Ласков будь, приказ его учти.До зари ты выходи из дому.
– Борис, пиши объявление, да позабористее. А я его в газетах и на сайтах помещу.
– А пенензы где возьмешь?
– А вот на это можно у моего родителя кредит взять под божеский процент. Это не вспомоществование, а чистой воды бизнес.
Полгода спустя
– Борис, я эмигрировать хочу.
– Далеко?
– К черту на рога! Вытащили мы с тбой джина из бутылки…
– Это уж точно. Родители призывников просто с ума посходили: Просто с ножом к горлу. Бери моего несмышленыша и все тут!
– А половину этих «несмышленышей» не худо бы через колонию пропустить. Сколько их на сегодня?
– Вчера было двести тридцать, сегодня двести десять. Двадцать пришлось отчислить к трепаной матери.
– Что так строго?
– А ты бы не отлыниывал от дела, тогда знал бы. Эти паскудники и здесь пытались дедовщину организовать.
