— Дежурного доктора позовите.
И опять наклонился над Гаривасом.
— Ты давай воюй, блин… Вите Ольга сказала, что ты в командировке. Про машину не думай, хрен с ней, новую купишь…
Гаривас еще раз опустил отекшие багровые веки.
— Ты в пятнадцатой, на Выхино. Тут, оказывается, Игореха Лазарев реанимацией заведует. Кругом наши, блин… Не бзди, умереть не дадим, залечим насмерть.
Гаривас медленно подмигнул Никону и закрыл глаза.
* * *
— Потом еще раз пришел в сознание, часа через два, — сказал Никон. — И опять подмигнул. А в полшестого умер.
Бравик подошел к Ольге, поправил очки и сказал:
— Оль, я хотел бы сохранить для себя его фотоархив.
— Ну конечно, — сказала Ольга. — Все фотографии в его лэптопе, приезжай, скачивай. Дать тебе ключ?
— У меня есть. И вот еще что. Над столом висит рисунок. Ну, ты знаешь — шарж, сангиной, Юля рисовала. Можно я возьму его себе?
— Конечно.
— Может, мы с тобой там встретимся? Скажем, завтра?
— Хорошо.
— Я хотел тебе сказать… Это не слюни, это не потому, что мы сейчас Вовку поминаем. Ты знай: я всегда рядом. И Никон, и Генка. И Лобода.
— Я знаю, Бравик. Я вела себя по-дурацки, когда мы разводились… Навыдумывала бог знает чего.
К ним подошел Милютин.
— Оль, мы с Юлькой поедем. Тебя отвезти?
— А тебе по пути? Я к родителям, на Преображенку.
— Да куда угодно.
Милютины перецеловались со всеми, Сережа прихватил Гену за шею, обнял, сказал, дыша водкой в ухо:
— Увидимся.
Юля обняла Лободу, потом Бравика, Никона, и сказала:
— Памятник будем ставить. Надо, чтоб простой обелиск из черного камня.
— Юльк, разберемся… — Милютин за локоть оттянул жену от Никона. — Еще будет время.
Милютины вышли на лестничную площадку. Марина клюнула Ольгу в щеку, погладила по волосам и сказала:
— Я тебе позвоню завтра, а в выходные подъеду.
Никон спросил Бравика:
— Хочешь его фотки скачать?
— Да. Еще хочу познакомить Ольгу с Ковалевым.
— С кем?
— Юрист. — Бравик сел к журнальному столику. — Опытный юрист.
Никон налил водку, подал рюмку Бравику. Тот понюхал, сделал маленький глоток и поставил рюмку на столик.
— Ему можно доверять. — Бравик взял сигарету. — Дай зажигалку.
Никон поднес огонь, Бравик прикурил и сказал:
— Он прекрасно знает все нюансы.
— Ты про квартиру?
— Да.
— Твой больной?
— Жену его оперировал осенью. Он много лет проработал в прокуратуре, порядочный человек, здравый. Вовка за квартиру до конца не расплатился. Там все может повернуться по-разному. А квартира должна отойти Вите при любых обстоятельствах.
— Разумно, — сказал Никон.
Марина уложила Катю спать в комнате Васена, Гена заварил чай, потом Никон вызвал такси, они с Бравиком спустились к подъезду. Остро пахло тополиными почками, из окна второго этажа неслось: «Ле-е-ето, ах, ле-ето! Лето звездное, громче пой!..»
— Черт… — Бравик похлопал по карманам. — Вот растяпа…
— Забыл что-то?
— Футляр от очков.
— Поднимись.
— Ладно, в другой раз.
— Позвони Генке, он вынесет.
Бравик вынул из кармана телефон, нажал кнопку, на дисплее высветилось «контакты». Бравик нажал два раза, поднес телефон к уху. Слышались длинные гудки, ответа не было. Бравик посмотрел на дисплей и сжал губы. Над строчкой Гена, дом. была строчка Гаривас, сот. Бравик по ошибке набрал Гариваса.
— Не отвечает? — спросил Никон. — Не слышит, наверное. Позвони на городской.
Из-за угла выехал «рено» со светящимся коробом на крыше.
— Потом заберу, — сказал Бравик.
Когда свернули с Балаклавки на Чертановскую, Бравик спросил:
— Никон, а что стало с вещами?
— Вам к Битце потом? — сказал таксист.
— Да. Одного сейчас высаживаем вон там, за светофором. А потом, пожалуйста, опять на Балаклавку. А его, — Никон кивнул на Худого, — в Ясенево, на Тарусскую.
— Лобода что-нибудь говорил про Вовкины вещи? — сказал Бравик.
— У вас курить можно? — спросил таксиста Худой.
— Кури, — разрешил таксист.
— Не было никаких вещей, — сказал Бравику Никон. — Салон весь выгорел.
— Вот сволочи… — зло сказал Бравик. — Мародеры паскудные. Ублюдки.
— Ты чего?
— Какой-то гад спер его телефон. — Бравик тронул Худого за плечо. — Дай дернуть.
Худой, не оборачиваясь, подал сигарету, Бравик затянулся и вернул. Машина встала за светофором.
— До завтра, — сказал Бравик и открыл дверь.
— Давай, — сказал Никон.
— Пока. — Худой протянул Бравику полупустую пачку «Мальборо». — Бери, у меня еще есть.
Через несколько минут Бравик сел на скамейку возле своего подъезда, порылся в карманах плаща, вынул телефон и посмотрел «исходящие». Последним был «Гаривас. сот». Бравик вызвал его и услышал: «This number is switched off. Please call later».
«Вынули симку, сволочи», — подумал он.
День второй
В пять часов Бравик вышел из вестибюля «Спортивной». Капал мелкий дождь. Бравик достал из кармана плаща берет, надел и зашагал к Усачевке. Он зашел в один из подъездов, поднялся на третий этаж и нажал кнопку звонка. Дверь открыла Ольга.
— Здравствуй, Оль, — сказал Бравик и вытер подошвы о половичок.
— Здравствуй, Бравик. Проходи. Там дождь?
— Да, моросит.
— Чаю выпьешь?
— Нет, спасибо.
Бравик снял ботинки, надел тапочки и прошел в комнату, обставленную просто и небрежно: письменный стол с двумя тумбами, кресло, журнальный столик с массивным основанием и грубой, искусственно состаренной столешницей, стеллажи с книгами, виниловыми дисками и проигрывателем «Филипс», самодельные полки из ошкуренных проморенных досок с коричневыми пятнами сучков. Всюду — на полках, столе, подоконнике — стояли оплавленные свечами бутылки из-под скотча. Над притолокой висел запаянный в пластик сувенирный плакат с панорамой Манхэттена.
* * *
В комнате еще не было ни штор, ни мебели, на грязных обоях светлели прямоугольники от прежних шкафов и картин, и желтые разводы после протечек с верхнего этажа. Из обстановки был только письменный стол, заваленный виниловыми дисками, на полу громоздились картонные коробки с книгами и полиэтиленовые мешки с одеждой.
Гаривас взял со стола плакат и приложил над притолокой.
— Вот сюда мы его, — сказал он. — Самое ему тут место.
— Холодильник купил? — спросил Бравик.
— Все бы тебе холодильники. Это, толстый, мещанство, вещизм. Помнишь, как Табаков мебель шашкой рубал? Хорошее было время, искреннее… А «Старый Новый год» помнишь?
— Папа этот фильм любит. Так ты купил холодильник?
— Не о холодильниках сейчас надо думать, а о глобальной концепции интерьера.
— Сколько тебе расплачиваться?
— Три года. — Гаривас сел на коробку с книгами. — Три гребаных года. Да это ерунда, люди по десять лет платят.
Гаривас с Ольгой развелись год тому назад. Все это время Гаривас снимал однокомнатную квартиру на Беговой, а две недели назад продал свои акции «Времени и мира», на недостающую сумму взял кредит и позавчера въехал сюда. Квартира была запущенная, несуразная, ванная комната сообщалась с крохотной узкой кухней.
— Что за плакат? — спросил Бравик.
Плакат был красивый. Солнце, встававшее над Upper New York Bay, золотило небоскребы и арки Бруклинского моста.
— Это мне Женька Флейшман привезла в две тысячи третьем. — Гаривас, склонив голову к плечу, смотрел на плакат. — Двадцать восемь звонков из разных автоматов… Господи, двадцать восемь…
— Ты бредишь, что ли? — сказал Бравик.
В ряду странностей Гариваса манера разговаривать с самим собой занимала особое место.
Гаривас отложил плакат и достал из стола бутылку «Катти Сарк».
— Выпьем за переезд. — Он свинтил крышку и глотнул из горла. — У меня есть недвижимость. Я буржуазен.
— Чего ты среди бела дня?
— Давай, мамочка. — Гаривас протянул бутылку. — За переезд.
* * *
Бравик сел за письменный стол и раскрыл черный «Acer».
— Есть не хочешь? — спросила Ольга.
— Нет, спасибо… Оль, я хотел тебе сказать насчет квартиры.
— То есть?
— Я дам тебе телефон грамотного юриста. Вовка за квартиру полностью не расплатился. Нужно сделать все, чтобы Виктор унаследовал именно квартиру, а не ту сумму, которая уже за нее уплачена. Я слышал, что банки в таких случаях ведут себя несентиментально.
Ольга посмотрела так, словно хотела что-то сказать, но сомневалась: стоит ли.
— Что, Оль? — спросил Бравик. — Ты что-то хотела сказать?
— Смотри фотографии. Я чай принесу.
Она ушла на кухню, а Бравик придвинул ноутбук и кликнул папку «Photo». Открылось окно с папками: «Крым, 89-й», «Крым, 92-й», «Витька», «Никон, дача, 2002-й», «Терскол, 2005-й». Бравик открыл «Крым, 91-й» и стал проглядывать черно-белые фото. Никон, Ольга, Гаривас и Милютины на катамаране. Скалы рядом с Ай-Данилем, Милютин жарит мидий на железном листе, Катя с Ольгой пьют из бумажных стаканов «Алиготе». Гаривас держит на руках Ольгу. Он же стоит голышом на скале и прикрывает гениталии веером из карт. В Гурзуфе, в маленьком ресторанчике с вывеской «У Валеры», Гена приставил к голове два листка салата. Никон, в Ялте, высовывается из телефонной будки в маске для подводного плавания и с длинной курительной трубкой во рту. Вечером, по галечному пляжу, обнявшись, идут Гена с Мариной. Потом Бравик открыл папку «Терскол, 2007-й». Гаривас и Шевелев стоят на крутом склоне лицом друг к другу и дурачатся: переговариваются, держа у лиц рации «Kenwood». За ними высится изумительной красоты гора с висячим ледником, похожим на цифру «семь».
