Мысль о двойнике, или даже двойниках, неотступно преследовала Федора, становясь раз за разом все убедительнее и реальнее. Чем больше Лосев твердил сам себе: «Нет, не может быть… У ФотоВиктора не было для этого ни возможностей, ни времени…» – тем явственнее и громче сам же себе и отвечал: «Почему же не было? Были – и возможности, и время. Единственное, чего, пожалуй, не было, – это надобности».
«Зачем плодить того, кого собираешься уничтожить? – рассуждал Федор. И опять ответ находился тут же: – Чтобы убить не своими руками… Но тогда все равно потом придется убирать и двойников…»
Не вяжется… Лосев почувствовал слабое облегчение. Но через несколько минут его стало преследовать беспокойство, не является ли обнаруженное им в студии загадочное оборудование тем самым «модемом» (или как его там)? Он на секунду пожалел, что не спросил об этом Лобника, но вдруг ответил сам себе: «Конечно, это „модем“! Я же сразу обратил внимание на необычную аппаратуру! А у этого камоловского дублера, у этого ФотоВиктора, по сию пору БЕСПРЕПЯТСТВЕННЫЙ ДОСТУП В СТУДИЮ!»
Лосев застонал. Он был готов рвать на себе волосы от отчаяния. Подлец Лобник! Подлец Виктор! Какие негодяи! Он вдруг вспомнил тщеславное: «Я маленький бог!» Лобник до сих пор захлебывается в собственной гениальности и мнимом могуществе! Даже теперь, когда понял, что стал причиной стольких трагедий.
– Ты не маленький бог. Ты большой мерзавец! – Вдруг Федор замер, остановленный на ходу новой вспышкой. – Позвольте, а кто же подбросил отрезанную руку?
Получается, что ФотоВиктор, оправившись от болевого шока, вернулся в студию, забрал собственную руку, потом проник в квартиру к Лосеву и положил окровавленную кисть в ящик ванной комнаты. Зачем? Опять нелепица. Чего он этим хотел добиться? Напугать? И опять – зачем, если он уже делал попытку убить? Федор шевелил губами и в напряжении ходил кругами по собственному двору.
– Вот что! Рука подброшена с одной-единственной целью: дать мне возможность персонифицировать убийцу! То есть прямо указать на Виктора. Убийце это совершенно не нужно. Значит… Значит, ОТРЕЗАННУЮ РУКУ МНЕ ПОДБРОСИЛ НЕ УБИЙЦА. Тогда – кто?
Федор заметил, что пугает редких прохожих, потому что разговаривает вслух. Он в изнеможении опустился на детские качели и прислонился головой к поручню. Ничуть не легче после разговора с профессором. Во сто крат тяжелее. Этот подлец Лобник прав в одном: надо во что бы то ни стало найти этого двойника. Только так можно положить конец кошмару и кое-как расставить все по своим местам.
Лосев поднялся в квартиру и обнаружил, что Елена уже дома. Она молча готовила ужин и даже не подняла голову, когда он вошел. «Ну и пусть дуется, – решил Федор. – У меня не меньше причин для обид…»
* * *
Он кинулся в кресло, пытаясь ухватить покрепче пойманную было мысль. Нетерпеливо и путано Лосев прокручивал в голове все события прошедших дней, кажущиеся теперь единым одноцветным водоворотом. Он старался припомнить все мелочи и детали, которые когда-нибудь казались ему странными и необычными. Он раз за разом возвращался в памяти к фотографии, к Склянску, к Николаевску. Потом почему-то вспомнил Юрика и театральную мастерскую. «Он там опять один вкалывает, – удрученно подумал Лосев и резюмировал уважительно: – Хороший парень. И верный товарищ».
Зазвонил телефон, и Елена почему-то торопливо бросилась отвечать.
– Алло… – Она несколько секунд ошарашенно смотрела на Федора, а потом медленно протянула ему трубку: – Тебя.
Звонила Васса Федоровна. Она сухо поинтересовалась, как дела в фотостудии. Лосев почувствовал неловкость.
– Понимаете… Я еще не приступил к работе. Все время отвлекали заботы и проблемы. Конечно, вы мне оказали огромную услугу. Конечно… Я помню… Я все помню… Я сразу же вам позвоню. Извините меня…
Он положил трубку, вздохнул и встретился глазами с Еленой. Что-то страшное было в ее взгляде.
– Федор, кто это звонил?
– Васса Федоровна. Мать Виктора. Она интересовалась делами в студии. А что? Что-то не так? Что опять случилось?
Действительно – случилось. Елена узнала бы этот голос среди десятков других. «ЭТО – ВАМ. К ВОСЕМНАДЦАТОМУ ИЮЛЯ…» – прозвучало у нее в ушах. А перед глазами ломался в кровавой агонии букет алых роз. На асфальте. Перед синей машиной.
– Этот голос… – пробормотала она. – Я слышала его… Я видела эту женщину. Она – его мать?
Лосев с удивлением смотрел на Елену, и пучок огненных мыслей рассыпался в его голове. Запестрели, сменяя друг друга, картинки и лица, завертелись диалоги. Он стал припоминать до мельчайших подробностей жесты и движения Вассы Федоровны, ее манеру говорить, ее взгляд – меняющийся, но все время холодный. Он заглядывал мысленно за шторы и под двери, шарил руками по коврикам… Стоп! Коврик перед входной дверью! Как же он мог не придать этому значения?! Как мог не спросить себя, что это?!
Лосев явственно вернулся в тот день, когда пришел к матери Виктора и получил нежданно ключи от студии из ее рук. Вспомнил неловкость, которую испытывал в разговоре женщиной, похоронившей сына. И вспомнил то, чему ни на секунду не придал значения. Ну, может быть, лишь на мгновение удивился, а потом забыл. МУЖСКИЕ ТУФЛИ НА ПОРОГЕ! Туфли человека, который выходит на улицу или только что пришел с нее. Пыльные мужские туфли! Как он мог пренебречь такой деталью?! Ведь Васса Федоровна после смерти единственного сына осталась одна. Совсем одна!
Федор вскочил на ноги и, еще не соображая, что делает, бросился из квартиры. Он не бежал – он летел опрометью. Он отсчитывал квартал за кварталом, соображая, какие цифры будет набирать на замке домофона. Он рвался к дому Виктора, еще не зная, что будет делать и говорить. Он твердил на ходу, содрогаясь от своей догадки и опережая собственное дыхание: – Бедная женщина! Она таит от людей человека, даже не подозревая, что он ей не сын! ОНА ПРЯЧЕТ У СЕБЯ УБИЙЦУ СЫНА! А смерть Виктора ей предстоит пережить дважды… Бедная женщина!
Дверь открыла Васса Федоровна. Она оставила узкий проем, который полностью загородила своей фигурой. Мать Виктора пристально посмотрела на Федора и спросила холодно:
– Чего тебе?
Лосев сделал движение, демонстрирующее, что он не собирается оставаться на площадке перед дверью, и сказал громко:
– Васса Федоровна, нам надо поговорить.
– Не сейчас, – бросила она и сделала попытку закрыть дверь, отрезая Федору путь не только в квартиру, но и к продолжению разговора. Лосев бросился телом на дверной проем, как на амбразуру.
– Я… я хотел рассказать вам про студию…
