Ла Керт кивнул:
– Я не знаю, кто такой буддист, но вполне понимаю твой вопрос. Дело в том, что чужой демиург побывал в Нижнем мире будучи живым.
Динеш снова дернулся, будто его искра из костра обожгла:
– Невозможно! Грань могут пересечь только души!
– Да тебя послушать, все невозможно, – махнул я на него рукой. – Дай лучше рассказать человеку… то есть вэазару.
– Думаю, Ноалу удалось отправить свою душу вниз по оси, одновременно сохранив связь с телом, – пояснил Ла Керт, послав мне благодарный взгляд. – Демиург испил из колодца Памяти и побывал на краю Бездны. Там он нашел самых страшных грешников, одержимых жаждой разрушения и мести. Он обещал, что, когда они снова родятся в Среднем мире, то вспомнят все, если поклянутся служить ему. Через три года появился первый Помнящий…
– Но как же Дрокка? – прошептал Динеш, пялившийся на вампира белыми от ужаса глазами. – Она же правит Нижним миром. Как она могла такое допустить? И потом… откуда все это известно тебе?
Взгляд у Ла Керта стал виноватым, даже лиловый «ирокез» поник:
– От дракона Женетт. Госпожа уже в то время начала подыскивать себе преемника. Ноал казался таким невинным и в то же время полным желания вдохнуть в мир новую жизнь, внести перемены… Владычица не видела в его стремлении изучить миры Оси ничего дурного. Она попросила Дрокку оказать ему гостеприимство. Когда манипуляции Ноала с магией мертвых выплыли наружу, госпожа тот час же изгнала его, но было уже поздно.
Динеш зло пнул выпавшую из костра головешку:
– Вот так правительница у нас! Сначала маньяка Ноала хотела посадить нам на голову, потом это ходячее недоразумение…
Я вскинулся:
– Кого ты называешь недоразумением?! На себя-то посмотри, пилот без крыльев…
Если бы между нами не было огня, пальцы саттардца сомкнулись бы на моем горле. Парень метнулся в обход, но ловкая подножка Ла Керта уложила его носом в землю.
– Вот молодцы! Давайте, перегрызите друг другу глотки, как дикие звери, – в басе вампира зазвучали угрожающие нотки. – Пусть Машура никогда больше не увидит мать с отцом, пусть в Среднем мире разразится война, пусть Ноал вернется туда спасителем человечества, станет властелином и перекроит вселенную по-своему… Какая разница! Остановить-то его будет некому.
Динеш сел, потирая ушибленное колено:
– Вы что, правда считаете, что нам грозит война?
Ла Керт вздохнул:
– Боюсь, что так. Зачем иначе резня в Уштаде? Думаю, это провокация. Стефы будут во всем обвинять людей, люди – стефов. Давно и прочно установившийся мир придет к концу. Постепенно в конфликт втянутся и остальные расы… Теперь вы понимаете, – вэазар обвел нас взглядом внимательных черных глаз, – насколько важно как можно скорее вернуть дракону Женетт Торбук, чтобы она могла прислать в Средний мир нового преемника?
– Надеюсь, новый будет получше двух старых, – хмыкнул саттардец, игнорируя мой поднятый средний палец. – Кажется, ты говорил, что сможешь узнать, где исуркхи держат мою сестру?
Ла Керт кивнул:
– Надеюсь, смогу. У тебя, случайно, нет какой-нибудь ее вещи?
Динеш полез за пазуху и вытянул оттуда кожаный мешочек на шнурке.
– Вот. Тут прядь ее волос – с того времени, когда она косу отрезала, – голос его дрогнул. – Мать дала в дорогу. Думала, может, какой маг поможет Машуру разыскать…
Глаза вампира радостно сверкнули:
– Волосы – почти так же хорошо, как кровь. Отойдите от костра – мне нужны место и тишина.
Я забился в угол пещеры как можно дальше от Динеша. Вонища от горящих волос была жуткая. Пока Ла Керт колдовал, я старался дышать в рукав и думал о том, захотел ли бы я быть Помнящим. Если я правильно понял, умри я в этом мире, моя душа попадет в Нижний, а потом родится в новом теле, забыв прошлую жизнь, чтобы начать все с нуля. Хотел бы я забыть убитую мной кошку, Гену, школьные годы чудесные, бладхаундов, мертвые глаза женщины на ярмарке? Безусловно, хотел бы. Но ведь с ними я забуду и мать, Сашку, Вовку, полеты с Ветром Времени, Машуру… Стоп! А она-то как сюда вписывается? К тому же, скорее всего, даже если тот же Динеш или исуркхи наконец до меня дорвутся, то вездесущий ЭРАД явится по мою душу и в Нижний мир.
Если же переживу ночную операцию по освобождению заложницы, то сдохнуть мне светит в родном мире, где в реинкарнацию верят одни буддисты. Хм, может, мне тоже стоит побрить башку и переодеться в оранжевое? Хотя при моих-то грехах быть мне в новой жизни каким-нибудь облезлым котом… На этой оптимистической мысли я и провалился в сон.
16
Если ночь, проведенная на голой земле, показалась мне гестаповской пыткой, то что говорить об ощущениях после спанья на камнях пещеры?! Валяясь на травке, я не понимал своего счастья – ведь она была мягкая! Теперь изболевшееся тело, казалось, навсегда приняло форму тех выпуклостей и впуклостей, на которых ему пришлось провести пару часов отдыха. Ночная прогулка по плато, по расчетам Ла Керта отделявшего нас от поселения исуркхов-похитителей, только усугубила мои страдания – жалобам спины теперь вторили сбитые ноги. Хорошо хоть вэазар поколдовал над нашими с Динешем глазами, так что мы приобрели какое-никакое ночное зрение. С вампирским ему, конечно, не тягаться, но шишек не набить оно здорово помогало.
Поначалу Ла Керт вообще не хотел брать нас с собой. По его словам, Машура была жива-здорова и содержалась в гнездовье исуркхов под названием Кром. Сооружение это находилось высоко в горах, а потому, как выразился вампир, бескрылым ди-существам делать там нечего. На мое замечание в духе чья-бы-корова-мычала Ла Керт только оскалил клыки и отрастил здоровенные прозрачные крылья, жутковато светящиеся неоном. Крыть мне было нечем. Но тут в спор влез Динеш, заявивший, что отсиживаться за вэазарской спиной не собирается и доберется до Крома, даже если ему придется на пузе по скалам ползти.
После часовой перепалки наша «группа Альфа» составила стратегический план, которому мы теперь и следовали. Перлись через каменистую равнину, напоминавшую прерии из ковбойских фильмов, спотыкались, матерились, потели, мерзли, снова потели… Я совершенно потерял счет времени и пялился в основном себе под ноги, поэтому тихий возглас Ла Керта застал меня врасплох:
– Пришли!
Я завертел головой. Горизонт, куда ни глянь, по-прежнему закрывали зубчатые гребни гор, только вот одна из них теперь придвинулась ближе – точнее, это мы добрели до ее подножия. Я задрал башку, но заклятию «ночного видения», которым снабдил нас вэазар, не доставало мощности – с десяти метров детали стирались, начинали тонуть в сером мареве. Может, поэтому никаких гнезд на горе видно не было?
– Вы уверены, что это здесь? – на всякий случай уточнил я.
Вампир только зашипел, как разозленный кот, наколдовал себе крылья и упорхнул. Динеш по обыкновению философски пожал плечами и уселся наземь, подтянув колени к подбородку. Пару минут спустя я последовал его примеру. Еще через несколько минут прижался к спутнику спиной, стараясь сохранить остатки тепла. Саттардец не возражал, и мы затряслись вместе, стукаясь лопатками: предрассветный холод начал пробирать до костей. Я старался не думать о том, что случится, когда взойдет солнце и исуркхи проснутся, но это было трудно. Беспросветная серость вокруг, бесплодные камни и хрустевшая на зубах мельчайшая пыль навевали мысли о похоронах и фразе из какого-то фильма: «Долина смертной тени».
С чего Ла Керт вообще решил, что исуркхи захотят взять нас живьем? А что, если лже-ангелы просто поджарят нас из своих трезубцев и сожрут на завтрак на глазах у Машуры? Вэазар со своей магией, может, и унесет ноги, но ведь сестру Динешеву в воздух ему не поднять – силы в крыльях маловато. Нет, ну почему я, как последний лох, повелся на вампирскую выдумку? Может, все-таки прав был братец-пилот, и нам удалось бы вскарабкаться к гнездам?
В этот момент в воздухе над нашими головами произошла перемена. Волосы шевельнул легкий ветерок, небо стало светлеть и стремительно наливаться розовым. Первые солнечные лучи сверкнули между горных вершин так внезапно, что обостренное заклинанием зрение сдало – глаза заслезились, я затер их кулаками, смаргивая алые пятна. А когда чуть проморгался, то обнаружил, что магия пропала и вижу я нормально. Повернулся к Динешу, чтобы поделиться этим открытием, да так и застыл рядом, копируя его мимику – рыбьи глаза, разинутый рот.
Гора, в тени которой мы находились, оказалась высоченным многогранником, напоминавшим полированными боками черный обелиск. Странная скала одиноко торчала посреди плато, как гормональный взрыв, набухший угрем на лбу подростка. Вершина «угря» была пористая и напоминала поверхность сыра «Российский».
– Гнезда, – почему-то шепотом выдохнул Динеш, невольно отвечая на мой незаданный вопрос.
– А это чего такое? – я ткнул пальцем в открывшийся за «обелиском» пейзаж.
