Ливорно, проявлялось в широкой сети национально-культурных учреждений, правительство империи преподносило плохой суррогат консисториальной организации по парижской моде. Итальянские евреи, в отличие от голландских, мирились с этим казенным самоуправлением и не жалели об утраченной независимости. Их раввины и старшины принимали самое деятельное участие в работах обоих еврейских парламентов в Париже. В каждом из этих собраний участвовало около 25 членов из Италии (что приблизительно составляло одну четверть общего числа депутатов первого собрания и одну треть второго). В Синедрионе два итальянских раввина занимали места в президиуме: мантуанский Авраам де Колонья, бывший одно время членом правительства Цисальпинской республики, и пьемонтский раввин Иошуа Сегре; вторым докладчиком в Синедрионе, после знаменитого Фуртадо, был венецианский раввин Яков Краковия. Итальянские депутаты в большинстве примыкали к радикальной группе обоих собраний, охотно шедшей навстречу ассимиляторским стремлениям Наполеона. Выходцем из Италии был и тот угодливый депутат Авигдор из Ниццы, который предложил собранию нотаблей увековечить благодеяния римских пап в памяти благодарного еврейского народа (§21).
Вольным духом веяло тогда в Италии. Многие устремились к сближению с христианским обществом. Часто дружелюбный прием со стороны христиан окрылял передовых евреев надеждою на близкое исчезновение национальных и религиозных перегородок. Префекты департаментов в своих донесениях свидетельствуют об успехах этого сближения (1808). Но «сближавшиеся» евреи не всегда пользовались взаимностью. Центральная консистория в Риме доносит в Париж (1810), что в католическом населении еще гнездится глубокая неприязнь к евреям. Эти донесения префектов и консисторий были вызваны наполеоновским репрессивным декретом 17 марта 1808 г., который был сгоряча распространен и на итальянские провинции. Префекты и начальники еврейских общин хлопотали в Париже об отмене декрета, доказывая, что он остановит начавшееся слияние евреев с христианами и раздует еще не угасшую религиозную вражду. «Применение постановлений императорского декрета от 17 марта 1808 г. в моем департаменте, — писал, например, префект департамента По (Пьемонт), — не только не даст результатов, ожидаемых его величеством от применения его к евреям рейнских провинций, но скорее будет иметь обратное действие: он замедлит дело возрождения евреев, которое, начавшись с момента революции, может быть продолжено лишь путем предоставления евреям всех прав, коими обладают остальные подданные». Эти ходатайства возымели действие в Париже, и императорским приказом от 11 апреля 1810 г. пятнадцать департаментов Италии были изъяты из действия «позорного декрета». Изъятие не было сделано для евреев Рима, и префекту этого департамента, а также римской центральной консистории приходилось еще в ноябре 1810 г. ходатайствовать о льготе и для Рима, где «существует больше предрассудков против евреев, чем где бы то ни было и где не следует поощрять такие предрассудки».
Принесши итальянским евреям гражданское равноправие, наполеоновский режим не принес им экономического благополучия. Непрерывные политические кризисы, войны, грабительские контрибуции и реквизиции разоряли население Италии вообще и еврейское в особенности. Еврейские торговые фирмы портовых городов Ливорно и Венеции сильно пострадали от этих кризисов. Однако вызванная равноправием свобода промыслов не осталась без последствий: она привела к более равномерному распределению евреев по разным отраслям экономической деятельности. В Пьемонте, наиболее отсталой части Италии, только треть еврейского населения занималась торговлею, а две трети — ремеслами, искусствами, общественной службой и отчасти сельским хозяйством (данные 1808— 1811 гг.). В городском управлении евреи занимали обыкновенно должности помощников мэра, муниципальных советников, почтовых чиновников и т. п. Число таких должностных лиц в некоторых городах Италии было довольно значительно, но местами им приходилось немало страдать от предрассудков христианских коллег, которые часто (по свидетельству администрации) «неохотно соглашались занимать места в заседаниях общественных учреждений рядом с евреями».
§ 26. Гельветская республика
В миниатюре картина эфемерной эмансипации повторилась и в Швейцарии, но с яркою местной окраской. Две сотни еврейских семейств, ютившихся в двух «городах убежища» Эндингене и Ленгнау, в графстве Баден (кантон Ааргау), возобновили в 1792 г. договор с правительством, дававший им право жить и скудно кормиться в этом районе, под условием не размножаться (выше, § 9). Выход за черту и приезд евреев из других стран допускались временно, на самых тяжелых условиях: проезжим купцам приходилось уплачивать скотскую пошлину, Leibzoll, и другие специальные поборы. Первая брешь в этой «китайской стене» была пробита орудием французского происхождения. Французское правительство времен Директории потребовало от швейцарского Союзного совета, чтобы он освободил от специальных податей всех французских евреев, приезжавших по торговым делам в Швейцарию, и швейцарское правительство вынуждено было исполнить требование (1797), дав таким образом иностранцам преимущество перед туземцами. Через год Франция утвердила свой протекторат в Швейцарии и разрушила ее средневековый, хотя и республиканский, государственный строй.
В 1798 г. на развалинах старой швейцарской конфедерации образовалась «единая и нераздельная» Гельветская республик а, с Директорией во главе и двумя законодательными палатами.
Тотчас после переворота туземные евреи обратились к законодательным палатам с петицией об уравнении их в праве свободного передвижения и в платеже податей с привилегированными французскими евреями. Правительство (Директория) поддержало это ходатайство. После горячих дебатов (31 мая и 1 июня 1798 г.) обе палаты приняли предложение Директории и постановили: «На будущие времена отменяются во всех областях Гельвеции все специально налагаемые на евреев личные налоги и подати, оскорбляющие человеческое достоинство». Так совершилось податное уравнение евреев; очередь была за полным гражданским равноправием.
Вопрос о равноправии всплыл в парламенте в связи с вопросом о гражданской присяге на верность новой конституции. Допущение евреев к такой присяге означало признание их гражданами, а юдофобская партия не могла с этим примириться. Продолжительные прения в обеих палатах и в специальной комиссии (август 1798 г.) выяснили коренное разногласие по вопросу об эмансипации между консерваторами и либералами. Цюрихский депутат Эшер и лозаннский Секретан требовали равноправия для евреев, родившихся в Швейцарии и удовлетворяющих всем условиям гражданской правоспособности. Их противники ссылались на обычные доводы: евреи не могут давать по чистой совести гражданскую присягу, так как они члены особой нации и мечтают о мессии, который восстановит их собственное царство. Был предложен компромисс: допускать к гражданской присяге только евреев, которые представят от местных общин свидетельство о своем хорошем поведении и обяжутся строго подчиняться гельветской конституции, отрекаясь от национальной обособленности. Но и это предложение было отвергнуто. Палаты приняли решение отложить принесение присяги евреями до более подробного обсуждения вопроса в комиссии.
В феврале 1799 г. комиссия представила палатам собранный ею материал, в котором находились отзывы раввинов Франции и Германии и ответы швейцарских евреев на обращенную к ним анкету. Ответы гласили, что иудейская религия обязывает своих последователей подчиняться исключительно законам тех стран, в
