Тину несколько беспокоило, что случилось, когда Максим, после парохода, захватил и ее, чтоб подбросить домой. Марина устала, да и настроение что-то было не то.
– Ну, ладно, – сказал Максим невесте, – Поднимайся в квартиру. Может, душ пока примешь. Освежишься, и все пройдет. А я Тину отвезу, и вернусь. И в машине приставал. Почти дошли до дела. Но Максим вдруг резко остановился в действиях, поправил внешний вид. «Через год встретимся», – сказал он, и, высадив Тину, умчался. И Тина молчала. Так дико и нелепо мог выглядеть ее рассказ о женихе в преддверье свадьбы.
– Да что мне до них, я их просто не видела – отмахнулась Тина от всех плававших гостей. – Что меня волнует – все же, не вижу я тебя женою Максима этого. Он, вроде, нормальный. И даже почти пятнадцать лет разницы – ерунда. Но. Не твое это, Мариша, быть женою нувориша. Тебе нужен человек, чтоб вы жили, душа в душу. Спутник по жизни. И чтобы эту жизнь вы вместе строили. Ну, не знаю, мне так кажется.
– А я не думаю о том, кто для чего мне нужен. Максим сумел меня достать, и крепко держит. В нем есть, что женщин может удержать. Да не это важно. Я сама себя с малых лет строила. Сомнительно, что вместе с кем-то строить, есть идеал любви. – И продолжала. – Только вчера он спрашивал – когда? Максим мне не чужой. Я думаю о нем. Но, видит Бог, со временем я думаю все хуже.
Тина посмотрела на подругу с сочувствием, и вздохнула:
– Слава Богу, мама приезжает. Пусть она посмотрит. А то уж замуж невтерпеж.
Анна Андреевна расцеловала обеих, отступила на шаг, пристально оглядела. И девушки опять приникли к ней, застыли на минуту. Возникло чувство просветленного покоя, и защищенность наполняла души.
– Анна Андреевна, да вы какая-то прозрачная, как горная река. Да, Тина, мама-то твоя какая ясная.
– Будешь тут ясная, когда три года в горах, – ворчала Тина, а глаза радостно блестели, – Питалась воздухом и травой.
– Ну, будет тебе, дочурка моя строгая, – Анна Андреевна поправила волосы и без того хранившие аккуратность – Вот вы – красавицы у меня. Совсем взрослые девицы.
– Да мы уже и старушки почти, по теперешним меркам. Теперь время пятнадцатилетних – не унималась Тина. – Давайте быстрее. Пробки. До дома едва ли доберемся за те часы, что ты была в полете.
Анна Андреевна смотрела радостно. Девушкам три года ее отсутствия показались вечностью – столько событий вместили они. Анна Андреевна по-другому чувствовала время. Для Анны Андреевны это измерение начинало работать только тогда, когда она выходила из своего уединенного мира. И начинала жить заботами и чаяниями тех, кто ей дорог.
Анна Андреевна приехала в Москву. Вечер, наполненный разговорами, рассказами, обменом впечатлений, успокоил бурную радость встречи и настал момент, когда молчаливые паузы, не в тягость ни кому, возвращали мысли Марины к насущным проблемам. Тина вспомнила о неотложном телефонном звонке и вышла. Анна Андреевна взяла Марину за руку и заговорила вполголоса:
– Ты, родная моя, мучаешь себя, но ответ ведь сама отыскала. Может, не сформулировался еще четко, но есть.
– Так не выходить мне за Максима? Он мне близок. – Марина шептала еле слышно.
– Ты знаешь ответ.
– Можно я с Максимом завтра приду?
Марина вглядывалась в родные, но такие непознаваемые глаза. Еще днем они зеленели малахитовыми переливами. А сейчас утонули в ресницах и лишь порой поблескивали черным жемчугом.
– Приходите обязательно. Но не устраивай ему смотрины. Познакомимся, поговорим. Только знай: может и через трудности, но у тебя все хорошо сложится. А сейчас ответ один. И он в тебе созрел.
* * *
Марина не смогла себя сдержать. Она знала, что ответит Ромину. Но ей хотелось, чтобы Вербина сочла оправданной ее любовь. А самого избранника – достойным. Марина открыла Максиму секреты про чтение мыслей.
– Так что же мне делать, когда перед нею, как голый.
– Ты помнишь «Стихи о Советском паспорте» Маяковского? Вот и читай их про себя. И это будут твои мысли. А если что-то не пойдет, то рисуй, мысленно, сугубо положительные картины. И, что видишь, то через свою голову и пропускай.
– Какая это полезная технология, чтобы выглядеть загадочным! «Что видишь, то и пропускай». Такой подход к мыслительным процессам мог только истинный филолог предложить.
– И очень важно: чем сильней твое внимание к картинам в твоих мыслях, тем больше впечатленье, что все они твои. Я вижу, слышу – все звучит, как бред. А мне, порой, абсолютная правильность речи претит настолько, что так и тянет исковеркать все подряд.
– Не надо, пожалуйста. Мне надо хоть что-то улавливать, когда тебя слышу. – И шутки понимать – не грех. В моих речах любое слово – откровенье.
– А ты сама – мое открытие. Дай я тебя запатентую.
– Нет, ты меня уж слишком часто видишь. А если видишь, то не пропускаешь. И это трудно твоей бедной голове.
* * *
Анна Андреевна их встретила приветливо.
– Да, я и есть родительница Тины. И Марина мне как дочка. Вы садитесь удобней. Скоро Тина придет – будем чай пить.
Гости заняли кресла. Анна Андреевна присела на диван и обратилась к Максиму:
– Девочки вчера мне рассказывали: и как на пароходе плавали, и как вы фильм задумали снимать, и руководите вы в разных местах. Я и подумала – какой солидный господин. А вы так молоды. Можно без отчества называть?
– Да что вы, к любым чертям, какое отчество? А я и представить не мог, что у Тины такая молодая мама.
– Моя молодость в них, в девочках теперь живет. А за комплимент спасибо. Максим, я все с мужем, в командировке. Людей видим мало, обсерватория закрытый объект. Расскажите о себе немного.
– Как я докатился до жизни такой? – и Ромин улыбнулся. Марина утонула в кресле.
Марина знала его историю как трудное становление человека Максима Ромина. Но в рассказе по запросу все произошло четко, просто и быстро. Максим будто рапортовал об успешно проделанной работе.
– А вот девочки говорили – друг у вас погиб? – напомнила Анна Андреевна.
– Да, друг и компаньон. Почти четыре года прошло, в Америке. Трагическая история. И непонятная.
– Как же вы теперь? Другие компаньоны?
– Нет, стараемся справляться. Помощники, заместители на всех подразделениях.
– Вот что, молодые люди, – во время возникшей паузы Анна Андреевна поудобней устроилась на диване, – у меня перемена климата, да и привыкла – порой, среди дня, – как бы уйти в себя, сделать паузу. Тина скоро будет. Может, вы побеседуете? – думаю, есть о чем поговорить, – а я тут помечтаю немного. Не буду мешать? И Анна Андреевна несколько расслабилась, прикрыла глаза. Марина начала пытать Ромина, как все-таки выглядит подробный сценарий, разработанный Федоруком. Тот объяснял достаточно невнятно.
– И зачем балетмейстершу напрягали? Они с Тиной уже в процессе.
– Все будет. Может, мы сначала танец отснимем. Будет отправная точка. И все пойдет, как по маслу. Смотрите. Завидуйте.
– Если задумали, так надо делать. У тебя же в бизнесе все по четкому графику. А вдруг выскочит автомобиль, как на Пушкинской, и поминай, как звали, – Марина убеждала полушутя-полувсерьез.
– По теории больших чисел вероятность повтора такой ситуации…
– Все, все, все. Не могу слушать. А вдруг это не случайность, а злой умысел?
– Как будто ожогом рот? Типун вам, простите, конечно, девушка, так сказать, на язык.
– Это вам типун, и никаких извинений.
Пришла Тина, приготовили чай. Говорили о том, о сем. Марина, порой, замечала, что Анна Андреевна пристально поглядывает на Ромина. Настало время уезжать. Распрощались. Вербина старшая попросила Марину заехать завтра в удобное время. Результаты «смотрин» интересовали девушку. Но Марина смотрела на Максима с особой теплотой. И легкостью. И болью. Может потому, что все же сожалела о неотвратимости созревшего в ней ответа.
Ветер гнал по мостовой первые желтые листья.
* * *
Максим говорил: «Ну почему? Ну почему? Что не так? и в чем моя вина?» Марина смотрела на него нежно и отрешенно. Молчала. Нежность во взгляде настраивала Максима повторять вопросы вновь и вновь, вслух и про себя.
Он не знал, что прощальная грусть непреклонной Марины, не о нем. А об опыте первой и взрослой любви, чей огонь загасили плевками.
Медленно и молча, проследовали они от памятника Грибоедову к Чистым Прудам, молча сели на лавочку.
– Почему, Марина, объясни же мне, – Максим ждал и заслуживал ответа.
– Потому что не надо делать жестоких ошибок, когда можно не делать их. Все было искренне и правильно. Ты мне близок и дорог. Я думаю, так будет всегда. Ты говоришь, я много значу для тебя. Спасибо – и она задумчиво опустила голову.
Максим смотрел на нежный изгиб шеи, прекрасный трогательный профиль, завитки белокурых волос. – «Останься» – прошептал он. Марина распрямилась и посмотрела ему в глаза.
– Эта была общая страница. Она сохранится в книге моей жизни; ты, я думаю, не захочешь вычеркнуть ее из своей. Но она закончена, и мы должны перевернуть лист. Я знаю, звучит патетично. Но бывают ситуации, когда только высокий слог может ничего не испортить.
