Алексей несколько раз пытался выяснить, куда ехать, у водителей рейсовых автобусов, но они не слушали его, им нужно было работать, а пешеходы смотрели на нас недоуменно. В общем, мы привлекали всеобщее внимание, и кто-то даже попытался с нами заговорить, а вот помочь нам, увы, никто не мог. Через полчаса мы отчаялись, — в раскаленном городе было жарко, хотелось пить, хотелось переодеться… Я села на мотоцикл и пригорюнилась, не ожидая на этот раз от судьбы ничего хорошего. Но она смилостивилась над нами и подарила нам Вовчика. Мордатый, плотный Вовчик таксовал на вишневой «семерке», быть может, ему было скучно, или у него в работе был перерыв, но он оказался единственным человеком, который откликнулся на просьбу о помощи. Он поинтересовался, откуда мы, и тут же рассказал, что служил в Ангарске.
— Я проведу! — загорелся он.
Мы переглянулись и попрыгали на мотоциклы. Никогда до этого я не ездила по незнакомому городу со скоростью в сто десять километров час. Вовчик мелькал где-то впереди, играючи перестраивался с полосы на полосу и немало не заботился, поспеваем ли за ним мы. Алексей поспевал. А вот со мной дело обстояло хуже. Я попыталась перестроиться вслед за Вовчиком, но мимо меня, сигналя, пронеслась «Газель», с другой стороны ко мне прижимался «УАЗ», куда же деваться мне, ребята? Я с головокружительной скоростью ныряла куда-то вниз, потом взмывала вверх, поворачивала направо, налево, прыгала по трамвайным рельсам, на всей скорости влетела под знак «Движение запрещено». Все это напоминало уже не поездку по городу, а бесконечный стрит-рейсинг. Наконец, я вылетела на кольцо, огражденное высоким бетонным забором, и поняла, что больше не вижу впереди ни Алексея, ни Вовчика. Все, заблудилась…
Еще по инерции, надеясь на лучшее, я свернула куда-то и оказалась на втором кольце. Надо остановится, иначе меня никто никогда не найдет… Я остановилась в тени высоких тополей и спросила мальчишку на мотороллере, как выехать отсюда в сторону Кемерово. Он странно посмотрел на меня, что-то начал говорить, но так и не смог объяснить, куда ехать. Потом ко мне подскочил какой-то высокий стройный юноша в белой рубашке.
— Здравствуйте! А вы не из Москвы? А это что за мотоцикл? Наверное «Вояж»?
Я что-то говорила парню, но краем глаза все время следила за дорогой. Есть! На первом кольце появился и начал беспомощно вертеться по кругу знакомый белый шлем.
Как бы нам не разминуться… Алексей что-то сообразил и свернул на «мое» кольцо, я выжала сцепление, включила передачу, тронулась и через мгновение пристроилась за ним. Минут через двадцать мы выехали на трассу «М 53». На трассе нас ждал Вовчик.
— Потерялась? — спросил он. — Ай, все равно, молодец!
Он не взял с нас денег и проводил до деревни Емельяново, чтобы могли заехать к его сестре и набрать воды. Пока Алексей ходил в дом, я стояла у мотоциклов и слушала странный спор двух местных мужиков. Он спорили о том, где нам с Алексеем лучше всего переночевать.
— Лучше бы им доехать до Большого Кемчуга, там и палатку поставить можно, и не потревожит никто, а места там хорошие… — говорил один, усатый, в клетчатой рубашке. Он курил и мечтательно смотрел на мотоциклы.
— Да нет, ну зачем им ехать до Большого Кемчуга, можно остановится на Малом, время-то глянь — поздно уже, а ведь еще поесть приготовить надо, то, се… Пока до Большого Кемчуга доедут, уже темно будет, да и клещей там… — не соглашался второй. Он был почти точной копией первого — засученные рукава рубашки, загорелые руки, папироса в зубах.
— Да, клещей сейчас везде полно, — соглашался первый.
Под этот странный спор мы и уехали. Мы не поехали ни до Большого, ни до Малого Кемчуга, мы доехали до знака «Аэропорт — сюда», свернули в кусты и через десять минут спали крепким сном. Мы проехали в этот день четыреста километров и никто, даже рожок пастуха, утром гнавшего коров на пастбище по просеке мимо нас, не мог заставить нас проснуться. …Дорога состоит из множества мелочей, которые ты в обычной жизни не замечаешь, но которые становятся важными, именно потому что связаны с путешествием. Это разговоры с дальнобойщиками, ничего не значащие знакомства с местными, это твои собственные мысли. Мотоцикл — не машина, здесь не с кем поговорить, и ты полностью погружен в себя, а уж что только не приходит в голову, и чего только не услышишь, когда едешь в одиночестве: то звонок телефона, то далекую музыку, она обычно не назойливая, но монотонная, а еще голоса, много голосов, словно на обочине кто-то стоит и разговаривает, разговаривает… Обернешься, — нет никого.
Это шутит ветер, он задувает под стекло шлема, постукивает воротником куртки, щекочет подбородок кончиком банданы… А иногда, когда становится темно и ветрено, явственно слышен звук шаманского бубна: бум-м-м, бум-бум-бум, бум-м-м… И от этого становится немного не по себе. А еще дорога состоит из больших и маленьких поломок, из поисков масла для доливки, из перегревшихся от жары движков… Да что же это такое, скоро моя правая нога превратиться в запечный окорок!
— Алеша! Лёш! — да как же его остановить?
Я мигала светом, сигналила, но он не обращал на это никакого внимания. Я обогнала его и включила поворотник. Ну, наконец-то меня заметили! Где мы? А, это тот самый Кемчуг — мутная, словно вдоль неё распложено несколько скотных дворов, речка, с тополями по грязным, глинистым берегам.
— Давай тут отдохнем, остынем, я посмотрю зажигание…
Да, дорога состоит еще из привалов, когда ты не хочешь отдыхать, но ничего нельзя поделать, из мытья жирного котелка в мутной холодной воде, из чавкающей жижи под ногами… Куда делась чистая вода? Как только мы выехали за пределы Иркутской области, чистой воды в реках не стало, мы даже видели одну небольшую речку, по которой плыли облака пены, похожие на снег. Мы немного постояли на берегу, пораженные, но набрать воды из неё не решились.
А еще дорога состоит из телеграмм: ты пишешь родителям: «Едем!», но они получают странное, но тоже многозначное: «Едим!», а еще сюда входит посещение деревни, где можно отстучать эту телеграмму, а в поселке все девушки оказываются длинноногими, длинноволосыми и сказочно красивыми. У деревни смешное название Козулька, но девушки там, скажу я вам, совсем не смешные… Неправдоподобные там девушки для такой глуши. Алексей восхищенно качал головой и смотрел на них, открыв рот. Я буквально захлопнула ему челюсть, и вытащила обратно на трассу.
Мы обедали на Чулыме — суровой сибирской реке с обрывистыми берегами и водой цвета жидкой грязи, а потом потихоньку двинулись дальше, — мой мотоцикл грелся.
Грелся он из-за жары, — мы ехали по солнцепеку, а кругом расстилалась поля, на которых было полно белых пушистых одуванчиков, а вдали виднелись невысокие зеленые сопки. Потом простор как бы сузился, и начались настоящие качели, — мы летели то вверх, то вниз, то вверх, то снова вниз, а кругом стояли среднерусские березы и даже гомон деревенской детворы был слышен нам, — они смеялись и что-то кричали нам вслед.
Вечером мы остановились на большой опушке, заросшей травой в человеческий рост, Алексей с удивлением глядел на разнотравье, трава была мягкой, податливой, сочной. В нее можно было упасть. По ней можно было валяться. Это не то, что растет у нас — у нас только жесткие, желтые тычины полыни и репейника. Алексей выдернул из земли большой пучок травы и посмотрел на густой чернозем, влажные комья которого свисали с корней.
— Смотри! — горячо говорил он мне. — Смотри! Какая здесь земля! Да это же какой урожай с неё снимать можно!.. Нам бы такую землю, — а то одни камни, да глина…
Комаров здесь было мало, зато досаждали мушки — маленькие, надоедливые, они объедали кожу, оставляя кровоточащие ранки, лезли в рот, в нос… Алексей быстро сгоношил маленький костерок, накидал туда травы, плотный, душистый дым окутал нас, разгоняя мошкару, и мы поставили палатку. А потом Алексей завел «Соло» и пошел гонять по поляне. Трава скрывала его с головой, а он, счастливый, самозабвенно рулил, старательно выписывая восьмерки и подставляя лицо лучам заходящего солнца. А когда солнце зашло, все мушки исчезли, наверное, улетели спать… И мы сделали то же самое…
А на следующий день мы увидели, что такое нормальная дорога — за сто километров перед Кемерово начались сопки, и дорога превратилась в серпантин. Да какой! Я вдруг поняла, как это здорово — просто гонять на мотоцикле. Ни о чем не думая, превратившись в одни рефлексы, превратившись в машину для получения опасного, но такого прекрасного удовольствия, я закладывала «Урал «на бок, вписывала мотоцикл в повороты, переключалась, оттормаживалась и снова добавляла газу! Мимо проносились темные, бархатные пирамидальные ели, живописные деревянные кафе были построены под охотничьи домики. Когда мы обгоняли колонну груженых фур, я впервые поняла, какое это удовольствие — обгонять их снова и снова, словно разыгрывая партию невидимых шашек, останавливаться, отдыхать, а потом снова бросаться в погоню, и ловить на себе удивленные взгляды дальнобойщиков, для которых мы, наверное, были странными, непонятными камикадзе на чудовищных мотоциклах. Уже перед городом я разогнала мотоцикл до ста двадцати пяти километров в час: шлем задирало, воздух набивался в легкие, слезы брызгали из глаз от восторга, но я никогда не забуду то чувство полета и свободы, которое я испытала. А еще в этот момент ко мне пришло странное ощущение: я словно бы выплывала из собственного тела и наблюдала себя со стороны. Мне казалось, что я сплю и вижу сон, в котором я еду на мотоцикле с такой скоростью. Может быть, мне просто не верилось, что все это происходит со мной на самом деле, в реальности.
