в зал.
– Девки, едим, – сказала Люба.
Только разложили по тарелкам макароны и мясо, и только уже набегавшиеся женщины начали есть, как с психом вбежал в кухню Чинто. Он взял чистую тарелку, положил себе макарон и сел в углу есть.
– Что случилось, Чинто? – спросила Люба.
– Никогда не спрашивайте меня, что случилось, – буркнул недовольно он.
Минуты через две вбежала расстроенная Розеля. Она подошла близко к Чинто и стала что-то шепотом говорить ему. Она его долго уговаривала, пока он наконец-то с видом победителя не вернулся в зал.
– Бедная Розеля, – вздохнула Люба. – Она его любит, они любовники, а он что вытворяет? Издевается, как хочет.
У Гали дрогнули ресницы, и она спросила:
– А откуда ты знаешь, что они любовники?
– Да спроси Вовчика, он у них уже много лет работает, он рассказал, – невозмутимо сказала Люба.
– Нет, ну может она его любит, а он что-то не заметно, – сказала Галя.
– Заметно, заметно, – продолжила Маша. – Я видела, как они целовались здесь, на кухне.
– А ты че, глаз на него положила? – улыбнулась Люба. – Не советую, ты смотри, какой он псих.
– Он может и псих оттого, что возле него нет хорошей женщины, – сказала Галя.
Из зала послышался голос Розели.
– Девочки!
И они побежали собирать грязную посуду. Потом Люба с Галей понесли второе блюдо на больших подносах, а Маша стала мыть посуду. Посуды была такая огромная гора, что казалось ее не перемыть никогда.
– Господи, Люба, много там еще? – Маша держалась за спину, которая от усталости не хотела разгибаться.
– Все, все Машенька, последнее, – сказала Люба, вытирая пот. – Можно я закурю, весь вечер не курила.
Галя домыла печь, вытерла со стола и тихонько закричала, чтобы не слышали отдыхающие, которые сидели во дворе.
– Ура, закончили!
– Маша, тебя отвезет мой муж, – сказала Розеля и побежала к гостям.
Маша вышла на улицу искать Фабио. Тот стоял в окружении трех мужчин и о чем-то оживленно беседовал. Была уже почти полночь, но никто и не думал расходиться. Отдыхающие все толпились во дворе. Одни сидели в беседке, другие лежали на лежаках, расставленных по двору, третьи стояли кучками. Отдыхающих было около пятидесяти человек и все громко и оживленно разговаривали. Когда Маша проходила мимо, они ей улыбались и говорили:
– Спасибо и спокойной ночи.
– А, Машя, – сказал Фабио, увидев ее. – Поехали, поехали. Ты устала?
Он никак не мог выговорить Маша, у него всегда получалось Машя.
– Не Машя, а Маша, – сказала женщина.
– А я и говорю – Машя, – засмеялся Фабио и обнял ее за плечи.
Машина у него была впечатляющая с кондиционером и компьютером внутри. Под стать самому хозяину. Фабио было около семидесяти. Волосы на голове и груди уже были почти все седыми, но на лице Маша почти не увидела морщин. Его крупные черты лица расплылись от жира и доброты. Молчать было неловко, и Маша спросила:
– А Вы правда из королевской семьи? Мне Люба сказала.
– Да, – ответил он. – У нас на доме даже висит королевский герб. Там до нас жили наши родители и деды, и прадеды. В доме до сих пор стоит мебель, оставшаяся от них. Это антикварная и очень ценная мебель. Я как-нибудь повезу тебя показать свой дом. А еще в нем очень много картин и тоже все старинные. Хотя я граф и во мне королевская кровь, я не чувствую себя выше остальных людей. И этот титул не дает мне никаких привилегий. Все достигнуто своим трудом. И этот агритуризм я купил на свои деньги. О, да мы уже приехали. Как жаль, что так быстро. Спокойной ночи, – и он галантно поцеловал Маше руку.
Маша вошла в свой номер, включила свет. На стене сидел огромных размеров мерзкий и страшный паук. От испуга она громко вскрикнула. И в этот момент отварилась дверь и вбежал Фабио.
– Что случилось? – испуганно спросил он.
– Паук! Мамочки, какой огромный! – воскликнула испуганно Маша.
– Здесь же лес вокруг, вот они и ползут. Надо сетку закрывать на окне.
Внезапно он подскочил к Маше и обнял ее за испуганные плечики. Она почувствовала жар его тела, услышала его прерывистое дыхание, почувствовала его крепкие объятья.
– Испугалась, малышка? Не бойся я с тобой.
Она попыталась вырваться из его крепких рук, но он держал и все плотнее прижимался к ней. Все страстнее было его дыхание и неожиданно он начал лизать ее плечо. Развернул ее к себе и, оттянув легкую майку, достал ее грудь и страстно лизал ее языком. Маша попыталась еще раз вырваться из его объятий и почувствовала, как тепло побежало по ее изголодавшемуся по ласке телу.
– Нет, нет, – Маша вырвалась из его объятий.
Но Фабио тяжело дыша, как гора надвигался на нее. Глаза его горели страстью, и он стонал от желания:
– Дай, дай, – шептал он.
Он уже почти вдавил ее в стену своим большим трепещущим телом, но Маша, проскользнув у него под мышкой, выскочила в коридор. Там были отдыхающие, они спешили к себе в номера. Маша взяла журнал со стола, вроде бы ей почитать захотелось на ночь. Лицо ее пылало огнем, руки дрожали от возбуждения, тело сладко ныло. Оно было очень огорчено, что Маша прервала это наслаждение.
«Нет, нет, нельзя мне с ним, – думала Маша. – Вдруг до мужа дойдет, и он выгонит меня, и я не успею сделать документы на проживание в Италии. Да и потом, я ведь люблю Микеле. Но мое тело, оно вечно меня подводит, оно вечно у меня голодное. Но я сильнее моего тела и оно будет мне подчиняться», – думала она.
Когда прошли очередные отдыхающие и сказали ей «спокойной ночи», она позвала, не входя в комнату, Фабио. Тот вышел из комнаты, неся в руке убитого паука. Фабио уже дышал спокойнее. Он подошел к Маше снова поцеловал ее руку и сказал:
– Извини, что так получилось, – и улыбнувшись, добавил: – Что-то страсть во мне взыграла. Извини, Машя, – и пошел на улицу.
Маша улеглась в постель, но заснуть ей никак не удавалось. Ее встревоженное тело требовало развязки. Она долго ворочалась и все думала о Микеле. Она вновь с отчетливой ясностью увидела его зеленые глаза, почувствовала его крепкие горячие руки, его необыкновенно сладкие поцелуи. Она слышала его голос, как он шептал ей: «Ты прекрасна!»
Она помнит, как он наслаждался ею. Она чувствовала, что он влюблен в нее.
– Но что же случилось? Почему он теперь ее не хочет? – думала Маша, засыпая.
Утром она не услышала будильник. Но ей приснился сон, что
