зелени, но возле порогов домов, как и везде в Италии, стояло в горшках множество разнообразных цветов. Они ярко полыхали и наслаждались летним солнцем. Людей на улицах было мало, можно сказать, что почти не было. В это время люди обычно дома. Они позакрывали жалюзи и решетки на окнах и нежатся прохладой домов, в которых свежо даже летом. Друзья зашли в бар, поели мороженое, попили сок. Мужчины взяли по стопочке мартини. Они сидели под вентилятором и разговаривали. Дарье с Лукой, Маша с Верой.
– Ну, Верочка, рассказывай, как ты там живешь?
– Ой, ты представляешь, – начала свой рассказ Вера. – Я у бабки поработала немного и она меня выгнала. Она что-то мне все время кричит, а я не понимаю. И ночью не спит, всю ночь ходит в туалет, а я ее поддерживаю, чтобы она не упала. Она легла и сразу храпит, а я пока усну, она опять зовет. Ужас какой-то. И есть почти не давала ничего. Сама ест минестру – супчик постный с оливковым маслом – и меня заставляет есть эти помои. А на обед каждый день макароны. Представляешь, каждый день! – протянула Вера.
– Представляю, и очень даже, – вздохнула Маша. – Ну и что потом?
– А в субботу у меня выходной. За мной приехал Дарье и зашел поговорить с бабкой, а она ему бросила под ноги мои вещи и кричит: «Вия!» – пусть уходит, значит.
А у Дарье несчастье, не слышала? Его мать ездила с кузиной на кладбище и разбились. Кузина была за рулем, так она сразу насмерть, а мать Дарье, вся поломанная и побитая, лежит в больнице. Но врачи сказали, что жить будет. Дарье взял меня к себе в дом и сейчас я работаю у него. Пока мать в больнице, мы с ним по очереди дежурим, он днем, я ночью, а потом меняемся. Но у Дарье еще есть и отец, он тоже живет с ними. Так вроде тихий дедок, но бурчит что-то постоянно. Я еще не могу понять – или это он мной недоволен, или ругает Дарье, что он взял меня в дом. Так неудобно без знания языка, ты даже представить себе не можешь, – вздохнула Вера.
– Ну, уж кто-кто, а я-то уж представляю, – улыбнулась Маша. – До сих пор плаваю. Уже, конечно, много понимаю, но еще и много не понимаю. Ну и хорошо, что ты теперь будешь у Дарье жить, – добавила Маша. – А как он, еще любит тебя?
– Ой, что ты! Он возле меня прямо порхает от счастья. Да и он мне тоже нравится. Даже я, наверное, люблю его. Вот если бы еще понимать, что он говорит, – добавила Вера мечтательно. – Ведь говорят же, что женщина любит ушами, а мои уши не понимают ничего.
– Ничего, пройдет с полгода и ты уже самое главное будешь говорить и понимать. Только нужно учить, не лениться. По себе знаю, что очень трудно учить итальянский язык. Возраст уже и мозги не те, да и лень. Но учить все равно нужно, иначе ты никогда не сможешь работать и общаться с итальянцами. Когда его мать выпишут из больницы, Дарье пойдет работать, а ты опять останешься один на один со старой женщиной. И нужно будет ее понимать, что она от тебя хочет, – сказала Маша.
– Машунь, ты знаешь, в общем-то пока все хорошо, но с едой проблема. Я никак не могу есть эту их минестру и каждый день макароны. То же самое, что и у той старухи, где я работала. Дарье отец очень экономит на еде. Мяса почти не едят. Покупают только сырые колбаски, потому что они самые дешевые. А они такие невкусные, да еще соленые, есть невозможно. И то не всегда они есть. А больше едим салаты. Дед пойдет в лес, насобирает трав, все это порежет, помаслит и едят. А оно горькое и невкусное. Бе! – скривилась Вера. – А вчера, представляешь, зарезали одного голубя на троих человек. Я вообще этих голубей не ем, но в этот раз попробовала, мяса-то хочется. И ты знаешь, голубь-то вкусным оказался, только есть там на троих почти что нечего. Я думала, у нас один голубь на одного, а не на троих, – вздохнула Вера.
– Ничего, Верочка, не переживай. Это поначалу кажется их еда не вкусной и ее мало. Постепенно привыкнешь. Зато итальянская кухня очень полезная. Посмотри, они все живут по сто лет. А ты похудеешь немного, ничего страшного, – улыбнулась Маша.
– А вообще там, в нашей деревне, такая скукота, – добавила Вера. – Вдоль дороги стоит несколько домов – вот и вся деревня. Магазина даже нет. Дарье ездит в соседний городишко скупляться за пять километров, а я вечно сижу дома. Когда я летела сюда, то представляла, что поеду по всей Италии, полюбуюсь ее красотами и достопримечательностями, а получилось, что любуюсь лишь на противоположный соседский дом и все, – вздохнула она.
Маша обняла подругу за плечи:
– Эх, Веруня! Я здесь почти два года живу и тоже, как и ты, нигде не была. Единственно, в Риме, потому что нужно было делать для замужества документы. Так что давай пока любоваться местными красотами, а когда заработаем денег, то сами поедем и все посмотрим. От этих мужиков не дождешься.
Дарье встал из-за стола и сказал:
– Пойдемте немного походим по городу, а потом поедем в горы есть пиццу.
Спускался тихий летний вечер. Здесь среди гор климат совершенно другой, чем на равнине. Маше сначала было странно видеть, что летом в разгар августа у многих повязаны на плечах или талии теплые кофты и свитера. Но сейчас она почувствовала прохладу и подумала, что теплая кофточка не помешала бы. Как только солнце скрылось за гору, сразу стало прохладно. А она была одета в джинсы, как и Вера, и кофточку без рукавов. Она поежилась и провела ладонью по руке.
– Свежо, поехали лучше есть пиццу.
Они приехали самые первые. Обычно народ валит сюда после восьми. Итальянцы вообще ужинают поздно. Они считают, что впереди очень длинная ночь, и поэтому нужно хорошо подкрепиться. Вернее не хорошо, а попозже, чтобы на ночь хватило.
Сели за стол, заказали пиццу. Минут через двадцать принесли четыре огромнейших блюда и на них такие же огромные пиццы. Каждая пицца представляла собой ну прямо произведение искусства. На огромной горячей лепешке лежали, чего там только не лежало, и ветчина, и сосиски, и грибы, и оливки, и какая-то зелень, и все это было порезано тончайшими кусочками, разложено на лепешке и залито
