— Да. Я думаю...
— Слушай, я хотел бы немного подремать. Ты не против?
— Нет. Извини, — по голосу МакФриза понятно было, что он задет.
— Прости, — сказал Гэррети. — Слушай, не принимай это близко к сердцу. Все это так...
— ... тривиально, — закончил за него МакФриз. В третий раз за день он рассмеялся своим диковатым смехом и пошел прочь. Гэррети подумал — не в первый раз уже — что не стоило заводить друзей на Прогулке. Дружба всё очень усложняет. Впрочем, она уже всё усложнила.
Гэррети ощутил слабое шевеление в кишечнике. Очень скоро его придется опорожнить. Эта мысль заставила его внутренне напрячься. Зеваки будут тыкать пальцами и смеяться. Ему придется срать прямо на улице, как дворовому псу, а потом люди будут собирать его дерьмо салфетками и раскладывать по бутылочкам на сувениры. Казалось невероятным, что люди на такое способны, но он знал, что именно так и будет.
Олсон и его вываливающиеся кишки.
МакФриз, Присцилла и пижамная фабрика.
Скрамм, лихорадочно пылающий.
Абрахам... почем цилиндр, публика?
Гэррети уронил голову на грудь. Он задремал. Прогулка продолжалась.
Через реки и леса, через горы и долины. По хребту и под мостом, и чудесные фонтаны. Гэррети усмехнулся туманному скольжению своего сознания. Его ноги топтали мостовую, и отходящий каблук поддался еще чуть-чуть, как старый ставень на окне мертвого дома.
Я мыслю, следовательно я существую. Урок латыни в первом классе. Старые мотивы мертвого языка. Динь-дон-вокзал-котенок-в колодец-упал. Кто толкнул его туда? Малыш Джеки-Борода.
Я существую, следовательно я существую.
Затрещала еще одна шутиха, послышались гиканье и крики. Вездеход лязгал своими металлическими частями, шелестел покрышками; Гэррети услышал свой номер в предупреждении, и еще глубже погрузился в дрёму.
Папа, я совсем не радовался, когда ты ушел, но никогда на самом деле по тебе не скучал. Прости. Но я не поэтому здесь. Во мне нет подсознательной тяги к самоубийству, прости Стеббинс. Мне так жаль, но...
Снова грохнули выстрелы, вырывая его из состояния полусна, а потом он услышал такой привычный звук падающего на землю мертвого тела — еще один парень отправился домой к Иисусу. Толпа закричала, выражая ужас, и заворчала, выражая одобрение.
— Гэррети! — взвизгнула какая-то женщина. — Рей Гэррети! — У нее был резкий, неприятный голос. — Мы с тобой, мальчик! Мы с тобой, Рей!
Ее голос рассек толпу, и головы стали поворачиваться, а шеи вытягиваться, — все для того, чтобы получше разглядеть Уроженца Мэна. В море приветственных криков утонуло несколько возгласов порицания.
Толпа принялась скандировать его имя. Гэррети слушал свою фамилию, пока она не распалась на бессмысленные звуки, не имеющие к нему никакого отношения.
Он помахал рукой и снова погрузился в сон.
Глава одиннадцатая
А ну вперед, засранцы! Или вы хотите жить вечно?
Неизвестный старшина времен Первой Мировой
Идущие вошли в Олдтаун в районе полуночи, прошли по одной мелкой улочке, по другой, а потом вышли на шоссе № 2, которое на правах главной улицы города, проходило через его центр.
В памяти Гэррети проход через город остался неясным, подернутым дымкой кошмаром. Рокот толпы нарастал в звуке и объеме до тех пор, пока в головах не закончилось место даже для самых маленьких мыслей. Натриевые газоразрядные фонари, заливающие всё вокруг неестественным оранжевым светом, превратили ночь в ослепительный день, сведя к нулю самую возможность тени. Этот свет даже самое дружелюбное лицо превращал в чудовищную гримасу. Конфетти, газеты, разодранные на клочки телефонные книги, длинные полосы туалетной бумаги заполнили воздух — всё это вылетало из окон верхних этажей. В Нью-Йорке так встречали бы игроков низшей бейсбольной лиги[47].
В Олдтауне никто не был убит. Пройдя сквозь город, группа вышла на дорогу вдоль реки Стилуотер, и там уже не было этих оранжевых фонарей, да и толпа стала пожиже. Начиналось третье мая. Идущих захлестнул сочный аромат бумажного производства — химикаты, дым, загаженная река и неизбежный рак желудка. По обеим сторонам дороги встречались конусообразные горы опилок высотой побольше, чем дома в центре города. Грандиозные штабеля готовой к переработке древесины возвышались подобно гигантским монолитам. Гэррети дремал на ходу и видел туманные сны об освобождении и облегчении. Спустя недолгое время, показавшееся ему вечностью, кто-то принялся пихать его под ребра. Это был МакФриз.
— Штослучилась?
— Подходим к магистрали, — сказал МакФриз, чем-то взбудораженный. — Тут слушок прошел. Там на пандусе нас ждет целый долбаный батальон при полном параде. Ожидается салют из четырех сотен стволов!
— И войдут в долину смерти четыре сотни, — пробормотал Гэррети, выковыривая козявки из уголков глаз. — Сегодня слишком много было салютов из трех стволов. Не интересно. Дай покемарить.
— Да дело не в этом. После их салюта, мы дадим свой салют.
— Серьезно?
— Ага. Пердёж из сорока шести глоток.
Гэррети слабо усмехнулся. Его губы уже отвыкли от таких упражнений.
— Правда что ли?
— Правда-правда. Ну... на самом деле, глоток будет только сорок. Некоторые уже слишком глубоко ушли.
Лицо Олсона — Летучего Голландца во плоти — мелькнуло у Гэррети перед глазами.
— Ну что ж, считай, я в игре.
— Тогда подтягивайся поближе.
Гэррети прибавил шагу. Они с МакФризом приблизились к Пирсону, Абрахаму, Бейкеру и Скрамму. Расстояние между основной группой и кожаными парнями в авангарде сократилось еще больше.
— Баркович тоже участвует? — спросил Гэррети.
МакФриз фыркнул:
— Он считает, это лучшая идея в мире, не считая платных туалетов.
Гэррети крепко обхватил себя руками, пытаясь хоть как-то согреть своё замерзшее тело, усмехнулся безрадостно:
— Могу поспорить, в нем немало скопилось вони.
Дорога изогнулась и шла теперь параллельно автомагистрали. Их разделяла высокая насыпь, на которой тоже были установлены натриевые фонари — только эти были уже не оранжевыми, а белыми. Примерно в полумиле впереди виднелся соединительный пандус.
— Готовность номер один, — сказал МакФриз.
— Кэти! — закричал внезапно Скрамм, и Гэррети чуть не подпрыгнул от неожиданности. — Я еще не сдался, Кэти!
Он уставился на Гэррети пустым, лихорадочно пылающим взглядом, но в нём не было узнавания. Его щеки раскраснелись, губы покрылись герпесными волдырями.
— Ему не очень хорошо, — извиняющимся тоном сказал Бейкер, словно он был в этом виноват. — Мы поим его водой время от времени, и еще на голову льём, но его фляга уже почти опустела, а если он хочет новую, он должен сам о ней просить. Таковы правила.
— Скрамм, — сказал Гэррети.
— Кто здесь? — глаза Скрамма неистово вращались в глазницах.
— Это я. Гэррети.
— А-а. Ты видел Кэти?
— Нет, — ответил Гэррети, чувствуя себя крайне неловко. — Я...
— Готовность номер один, — повторил МакФриз.
Рокот толпы постепенно усиливался, и перед глазами Идущих, как призрак из темноты, возник дорожный знак зеленого цвета: АВТОСТРАДА 95 ОГАСТА ПОРТЛЕНД ПОРТСМУТ ЮГ.
— Нам туда, — прошептал Абрахам. — Господи, помоги нам дойти до юга.
Покрытие пандуса мягко пружинило под ногами. Свет фонарей ложился на дорогу широкими кругами, и вот Идущие вошли в первый из них. Дорожная поверхность показалась Гэррети более ровной, и он почувствовал знакомый укол возбуждения.
Солдаты при полном параде выстроились вдоль пандуса, совершенно вытеснив зрителей с этого участка. Они стояли безмолвно, держа оружие на изготовку. Их униформа ослепительно сверкала — по сравнению с ними солдаты на вездеходе выглядели убого.
Идущие словно вышли из огромного и беспокойного моря шума на берег совершенной тишины. Единственными звуками были звуки их шагов, да еще их же сбитое дыхание. Пандус словно растянулся в вечность, и вдоль него бесконечным строем стояли солдаты в пурпурных униформах, подняв руки в высоком салюте.
А затем, откуда-то из темноты, возник голос Мейджора, усиленный электроникой:
— Гооооо-товсь!
Металлический лязг оружия.
— К плееее-чу!
Приклады соприкоснулись с плечами, стволы винтовок вздёрнулись к небу над головами Идущих. Группа инстинктивно сплотилась против звуков, которые обычно означали для них смерть — этот чисто павловский рефлекс из них было уже не выбить.
— Огонь!
Четыреста стволов исторгли из себя выстрелы — огромный, оглушительный звук. Гэррети подавил в себе желание обхватить голову руками.