Гэррети вымок до нитки и теперь не нуждался в метеорологе, чтобы понять, в какую сторону дует ветер. Изменчивая весенняя погода полностью выбила у Идущих почву из-под ног, лишив их такого привычного уже ласкового тепла.
Возможно, толпа излучала какой-то жар. Что-то вроде парникового эффекта. На обочинах скапливалось все больше людей; они кучковались, пытаясь согреться, и были довольно сдержанны в проявлениях чувств. Они просто смотрели, как Идущие проходят мимо, а затем шли домой или спешили к следующему наблюдательному пункту. Если они искали кровавых зрелищ, то таких было не очень много. После Дженсена группа потеряла всего двоих: оба были очень молодыми, оба просто потеряли сознание. А это значит, что до финиша осталось всего полпути. Хотя нет... чуть поменьше. Пятьдесят соперников ушло, сорок девять осталось.
Гэррети шел сам по себе. Было слишком холодно, и спать не хотелось. Он крепко сжал губы, чтобы они не дрожали. Олсон все еще был на ногах; Идущие вяло спорили друг с другом, кто именно станет пятидесятым, серединным — многие ставили на Олсона. Но нет — эта честь досталась номеру тринадцать, Роджеру Фенаму. Старый добрый несчастливый номер. Гэррети стало казаться, что Олсон будет идти вечно. Пока не умрет с голоду, наверное. Олсон надежно запер себя там, где нет места боли. В каком-то смысле, думал Гэррети, будет только справедливо, если победит Олсон. Он так и видел заголовки: В ДОЛГОЙ ПРОГУЛКЕ ПОБЕЖДАЕТ МЕРТВЕЦ!
Пальцы на ногах Гэррети онемели. Он попробовал потереть их об истерзанную долгой ходьбой стельку, и ничего не почувствовал. Боль, которая вообще-то обозначала тот факт, что он все еще жив, нашла теперь другое пристанище. Теперь она гнездилась в сводах стоп. Острая боль, эхом отдающаяся в икрах при каждом шаге. Он вспомнил историю, которую ему однажды читала мама, когда он был маленьким. В ней говорилось о русалке, которая хотела стать девушкой. У нее был хвост, и добрая фея или как там её, сказала, что она получит ноги, но только если захочет этого по-настоящему сильно. Каждый шаг будет причинять ей невыносимую боль, как если бы она ступала по раскаленным углям, но если ей хочется, пусть будет так, и она сказала да, хорошо, и в этом суть Долгой Прогулки. В двух словах...
— Предупреждение! Предупреждение 47-му!
— Я тебя слышал, — сердито отозвался Гэррети и ускорил шаг.
Лес был уже не таким густым. Собственно, север штата — наиболее лесистый регион — остался позади. Группа прошла насквозь два маленьких, тихих городка; тротуары были сплошь заняты зрителями, которые казались тенями в рассеянном из-за мороси свете фонарей. Никто из них особо не приветствовал Идущих. Наверное, оттого, что слишком холодно. Слишком холодно, слишком темно, и господи боже, у него снова предупреждение, от которого надо избавляться, и если это не полная хрень, то что тогда полная хрень?
Ноги так и норовили пойти медленнее, и Гэррети приходилось подстегивать их усилием воли. Далеко впереди Баркович сказал что-то и тут же рассмеялся своим скрипучим смехом. Гэррети услышал, как МакФриз ответил: "Заткнись, убийца", и как Баркович в ответ послал его к черту. Теперь, судя по голосу, такое отношение становилось ему неприятно. Рей устало улыбнулся в темноте.
Он сильно отстал от основной группы и шел теперь одним из последних, когда вдруг осознал, неприятно удивившись, что снова приближается к Стеббинсу. Что-то в этом парне его завораживало. Но он решил, что не желает выяснять конкретные причины. Пора уже перестать заниматься этим. Это ровно ничего не дает. Совершенно бессмысленное занятие.
Впереди в темноте светилась огромная, похожая на злобное привидение, люминесцентная стрелка. Внезапно духовой оркестр грянул марш. Довольно крупный оркестр, судя по звуку. Приветственные крики зазвучали громче. Воздух наполнился маленькими кусочками бумаги, и на какую-то секунду Гэррети подумал, что пошел снег. Но это был не снег, это было конфетти. Группа переходила на другую дорогу. Старая дорога сворачивала вправо и вливалась в новую; на их пересечении Гэррети увидел еще один знак, гласивший что платная автомагистраль, а значит и Олдтаун, находятся в каких-то шестнадцати милях от этого места. Гэррети ощутил некоторое волнение, даже, наверное, гордость. После Олдтауна дорогу он знает. Может хоть на ладони карту нарисовать.
— Возможно, это твое преимущество. Мне так не кажется, но — возможно.
Гэррети вздрогнул. Стеббинс словно приподнял крышку его черепа и подглядел, что за мысли варятся у него в голове.
— Что?
— Это ведь твои места?
— Да нет, вообще-то. Я севернее Гринбуша в жизни не бывал, если не считать той ночи, когда мать везла меня к границе. И мы ехали тогда другой дорогой.
Духовой оркестр с его тубами и кларнетами, мягко блестящими во влажности ночи, остался позади.
— Но мы ведь пройдем через твой родной город?
— Нет, только неподалеку.
Стеббинс хмыкнул. Гэррети посмотрел на его ноги и с удивлением заметил, что тот сменил свои теннисные туфли на пару мягких мокасин. Туфли он нёс за пазухой.
— Туфли я берегу, — сказал Стеббинс. — Просто на всякий случай. Впрочем, думаю, что закончу в мокасинах.
— А-а.
Они прошли мимо телебашни, скелетом возвышающейся над голым полем. На ее вершине в ритме сердцебиения мигал красный огонек.
— Наверное, с нетерпение ждешь встречи с близкими?
— Да.
— А что будет потом?
— Потом? — Гэррети пожал плечами. — Наверно, буду идти себе по дороге. Если, конечно, вы все не будете столько любезны, что к тому моменту уже передохните.
— О, нет, не думаю, — Стеббинс едва заметно улыбнулся. — А ты уверен, что не сдуешься? Ну, после того, как увидишь их?
— Блин, да я ни в чем не уверен, — сказал Гэррети. — Я мало что понимал тогда, когда мы только вышли, а сейчас понимаю и того меньше.
— Думаешь, у тебя есть шанс?
— Этого я тоже не знаю. Я не знаю даже, зачем я с тобой вообще разговариваю. Все равно что с дымом беседовать.
Где-то в ночи завопили полицейские сирены.
— Кто-то прорвался на дорогу на участке, где посты расставлены реже, — сказал Стеббинс. — Туземцы начинают беспокоиться, Гэррети. Ты только подумай обо всех этих людях, которые прилежно трудятся, обеспечивая тебе свободную дорогу.
— И тебе тоже.
— Да, и мне тоже, — согласился Стеббинс и замолчал надолго. Воротник его рубашки бессмысленно хлопал о шею. — Просто удивительно порой, какой властью обладает разум, — наконец сказал он. — Это ведь изумительно, как иногда он диктует телу свои условия. Среднестатистическая домохозяйка за день проходит шестнадцать миль: холодильник — гладильная доска — сушилка, и так далее. К вечеру у нее подкашиваются ноги, но она вовсе не истощена. Коммивояжер проходит миль двадцать. Ученик средней школы, тренирующийся для футбольной команды — двадцать пять — двадцать восемь... это за один день — начиная с пробуждения и до отхода ко сну. Все они устают, но не то чтобы смертельно.
— Ну да.
— Но предположим, ты скажешь домохозяйке: ты сможешь поужинать только после того, как пройдешь шестнадцать миль.
Гэррети кивнул:
— Она не просто устанет — она будет падать замертво.
Стеббинс ничего не ответил. У Гэррети появилось странное ощущение, что Стеббинс в нем несколько разочарован.
— Разве... нет?
— А тебе не кажется, что она постарается пройти свои мили еще до полудня, чтобы потом весь день валяться на диване и смотреть мыльные оперы? Мне кажется именно так. Ты устал, Гэррети?
— Да, - коротко ответил Гэррети. — Я устал.
— Смертельно устал?
— Ну... близок к этому.
— Нет, Гэррети, тебе дотуда еще далеко, — он ткнул пальцем в Олсона. — Вот он по-настоящему устал. С ним уже практически кончено.
Гэррети зачарованно уставился на Олсона, словно ожидая, что тот рухнет по мановению руки Стеббинса.
— К чему ты клонишь?
— Спроси у своего дружка-молотильщика, Арта Бейкера. Мул не любит пахать. Но — мул любит морковку. Повесь морковку у него перед носом, и он сможет в состоянии усталости работать очень долго, в то время как без морковки он просто-напросто вымотается. Сечешь?
— Нет.
Стеббинс снова улыбнулся.
— Ничего страшного. Следи за Олсоном. Ему уже не хочется морковки. Сам он этого еще не понял, но это так. Следи за Олсоном, Гэррети. Ты можешь многому у него научиться.
Гэррети внимательно присмотрелся к Стеббинсу, не уверенный, насколько всерьез следует его воспринимать. Стеббинс громко рассмеялся. Это был густой, богатый модуляциями звук, который заставил других Идущих вертеть головами в поисках его источника.
— Давай. Поговори с ним, Гэррети. А если он не ответит, просто подойди поближе и посмотри на него очень внимательно. Учиться никогда не поздно.
