последует третья, а там и четвертая порция. Антон отказался наотрез, отчаянными жестами показывая, что его начинает мутить.
Тем временем Ольга Николаевна велела Варе повторно измерить температуру. Антон посмеивался про себя, действие жароповышающей жидкости еще не прекратилось. Однако, отстранив сестру, Ольга Николаевна смочила вату в спиртовом растворе, обтерла у Антона подмышками и посадила больного у своего стола. Она глаз с него не спускала, пока он держал градусник. Так прошло несколько минут.
— Тридцать шесть и шесть! — объявила Варя и недоверчиво поднесла термометр к настольной лампе.
— Справки вам не полагается, — заметила Ольга Николаевна. — Температура нормальная. Но будем лечить.
Видя, что Ольга Николаевна опять направляется к аптечному шкафу, Антон торопливо схватил гимнастёрку и выскочил из кабинета.
Когда стало известно, что в медпункте Антона напоили рыбьим жиром, то сразу и те, кому он давал жароповышающую жидкость, перестали болеть. Анатолий сказал мастеру, что ему стало легче. Забыл про хворь и Алексей. Евгений не рискнул показать в училище бюллетень, полученный в поликлинике. В тот же вечер все четверо первыми заняли места в читальном зале.
По окончании приема Ольга Николаевна написала подробную объяснительную записку директору про симулянта Антона Мураша.
26
Каким образом Куток выбрался из Невеля, занятого гитлеровцами? Антон подозревал: тот скрывает что-то страшное. Ни одной крупной кражей Куток не хвастал, но почти всегда бумажник у него был полон денег. Однажды он захмелел и разболтался:
— Разве это жизнь? Так — жизнь? Такого человека, как я, там, брат, во как ценят…
Сразу же он прикусил язык и выгнал Антона, даже не поинтересовавшись, что его подручный принёс в заплечном мешке.
А в училище было неблагополучно. В лаборатории технологии пропали два вольтметра, амперметр и электромагнитный полюс. Добрынин, нервно потирая руки, давал объяснения директору:
— До большой перемены приборы были на монтажных щитах.
Теперь и Николай Федорович признал, что недавняя пропажа простыней — не просчет сестры-хозяйки, и этого становилось горько.
В училище приезжал агент уголовного розыска. Осмотрев лабораторию, он долго сидел в кабинете директора. Вечером ремесленники, забыв про игры, строили догадки: напал ли агент на след? Сафар выразил сомнение:
— Какой же это агент, если у него нет ищейки?
Товарищи уже спали, когда Вадим вернулся с заседания партбюро. В память ему врезались слова Евгения Владимировича: «…кражи в училище происходят из-за ослабления бдительности, недостаточно активной работы общественных организаций». Вадим долго ворочался с боку на бок, но сон пропал. Кто воры? Где они? Сперва подозрение пало на подростков слесарной группы. После зимних каникул Николай Федорович сам привез в автобусе пятерых ребят, задержанных на Сытном рынке за попрошайничество. Новичков постригли наголо и долго отмывали в душе.
Особенно тревожные дни настали для Антонины Осиповны. Каждое утро она ходила по спальным комнатам, пересчитывала наволочки, простыни, салфетки и несказанно радовалась — проверочные записи в блокноте и в книге совпадали. А что ее ждет завтра? Над тревогами сестры-хозяйки подтрунивали, Анатолий поместил в стенгазете стихотворение: «Приключение неисчезнувшей салфетки». И когда Антонина Осиповна сама стала посмеиваться над своими страхами, в училище одна за другой г последовали семь пропаж.
Неделю Вадим не показывался в райкоме, а когда там хватились, он неохотно взял телефонную трубку и вяло пояснил, что прислать комсорга выпускной группы для выступления на семинаре не может… Разве они могут передавать опыт, сказал он, когда в училище еще живы родимые пятна капитализма. Что это за пятна, он так и не объяснил секретарю райкома.
Засыпая, Вадим услышал, как кто-то осторожно вышел из комнаты. Вадим откинул одеяло, осмотрелся. Свет из коридора чуть освещал спальню. Что за наваждение? Все спят, все кровати заняты. Только он снова лег, как слух уловил — на черной лестнице протяжно скрипнула дверь, стянутая пружиной. Вадим вскочил, прильнул к окну. На дворе старинные многогранные фонари на литых чугунных колоннах были отключены, и лишь у ворот светилась синяя лампа. Но с вечера припорошило снежком, и даже при этом тусклом освещении все черное резко выделялось на снегу. Вадим увидел человека, который осторожно переходил двор, придерживая на плече большой сверток. Что-то знакомое было в его походке.
Вадим метнулся к кровати Антона. Так и есть. Закутанная одеялом в постели лежала кукла, сделанная из подушки и книг.
Как по боевой тревоге, оделся Вадим. Одеться и выбежать на улицу было делом трех минут. За воротами Антон мог наскочить на сторожа, очевидно, он свернул на боковую аллею. Чтобы выгадать время, Вадим побежал напрямик через парк. Конечно, Антон со своей тяжелой поклажей не мог опередить его намного. На площади, у трамвайной петли их разделяло расстояние не больше двухсот шагов. Вадим дрожал от волнения, во рту пересохло. На ходу он сорвал с водосточной трубы сосульку. Теперь он замедлил бег. Нагнать и схватить Антона за шиворот — этого мало. Надо выследить, куда он идет.
Пройдя площадь, Антон, очевидно, почувствовал себя в полной безопасности и шел дальше быстро, не оглядываясь. Училище позади, а для патрулей у него был ночной пропуск, искусно подделанный Кутком.
Шли долго. Потянулись улицы, незнакомые Вадиму, в темноте он даже не мог прочитать их названия на домовых фонарях.
Видимо, Антон был уже близко от цели, теперь он чаще оглядывался, и тогда Вадим прятался в подворотни, прижимался к стене.
За железнодорожным переездом начались маленькие деревянные дома, вдали темнела баррикада, а за ней по обе стороны дороги лежали заброшенные с начала войны участки нового жилищного строительства.
Антон вбежал во двор недостроенного дома, исчез за кучей мусора. В полуобвалившихся лесах Вадим отыскал ход на лестницу. Куда идти — подняться вверх, спуститься в подвал? Вначале он решил посмотреть, что делается наверху. Дальше пятого марша ступенек не было. В каменной коробке верхние два этажа лишь намечались железными балками. Ветер рвал фанеру на оконных переплетах. Вадим вспомнил, что на этом шоссе зимой в подвалах домов размещались вторые эшелоны артиллерийской и пехотной дивизий.
В школе и у танкистов никто не мог упрекнуть Вадима в трусости, а тут он оробел, страшно одному идти в темноту без оружия и света.
Насчитав восемь ступенек, Вадим очутился в узком коридоре, он нащупал слева от себя дверь, за ней через несколько шагов другую. Руки, вытянутые в темноту, уперлись в камень, здесь был конец коридора. Вадим остановился. Неужели Антон перехитрил его? Он напряг слух и ясно расслышал приглушенные голоса.
Никогда, даже один раз напросившись в разведку, он не испытывал такого волнения. Нет хуже такого
