нет ничего. Он не подпускает меня к себе.
— Дем, почему ты остановился? — спросила я, когда Дема прервал поцелуй.
— Если я не остановлюсь сейчас, то потом не смогу.
— Тебе не нужно останавливаться. Дем, я хочу, чтобы мы занялись любовью. Я же чувствую, что ты тоже хочешь. Так почему нет? Мы пара. Мы скоро поженимся. Дем, я делаю что-то не так?
— Дикарка. Я безумно хочу тебя. Но я хочу не только тело, я хочу тебя все. Хочу твое сердце, твои мысли, твои мечты. Но сейчас не уверен, что они принадлежат только мне. Мне нужно всё или ничего. И пока мы не поженились, ты можешь уйти к Роме со всем. Но после свадьбы ты будешь только моя. Я заберу все себе, не зависимо от того захочешь ты этого или нет.
— Я никогда не вернусь к Роме, — выкрикнула я. — Давай назначим дату свадьбы.
— Не сейчас. У меня несколько важных проектов в компании. Вернемся к этому позже.
Прошло уже два месяца с этого разговора, но мы не вернулись к обсуждению свадьбы. Когда я начинаю, получаю тот же ответ:
— Пока оставим всё как есть.
Понимаю, что сама все так запутала. Сама наивно поверила, что мы будем счастливы вместе. Наши отношения не похожи на отношения счастливой влюбленной пары. Я не могу уйти, потому что обещала быть всегда с ним. Он не отпускает, потому что любит.
Но все обязательно изменится.
Легко сказать. Но невозможно сделать.
Ведь прямо сейчас сердце несется вскачь, а крепостные стены идут трещинами, потому что Рома рядом. Я чувствую его аромат. Пачули, зеленое яблоко и цитрус. Он держит мои руки в своих. Смотрит на меня своими голубыми океанами. Хмурится и что-то говорит.
Встряхиваю головой, чтобы очнуться.
— Бельчонок, не трогай. Ты порежешься…
Дежавю.
Мы уже собирали осколки от тарелки вместе. Только тогда рядом была голая Малиновская, а не Дема и Дмитрий Иванович.
Я поселилась в загородном особняке Ветровых. Как оказалось, рабочие не успели докрасить стены в квартире Демы. И он предложил несколько дней пожить в доме отца, заверив, что отец уехал с друзьями на охоту, а Рома сюда редко наведывается. Только это «редко» выпало на сегодня. И боль в спине вернула главу семейства к теплому камину. И вот мы вчетвером ошалело радуемся встрече. Трое Ветровых и я.
— Сын, ты как здесь?
— У меня в квартире трубу прорвало. Все затопило. Я с вами пока поживу, — веселится, сидя рядом со мной на корточках около разбитой тарелки.
— Хреново затопило, если ты выплыл, — шиплю я.
— И я рад тебя видеть, Бельчонок.
Как же он бесит. Бесит тем, что знает, какой эффект производит на меня своей улыбкой.
Уверена, что в его ушах уже звучат фанфары.
Оставляю осколки Роме и усаживаюсь обратно за стол рядом с Демой.
Вот когда это пройдет? Когда я перестану так реагировать на него. Я чувствую его кожей. Прижимаюсь к Деме, а ощущаю взгляд Ромы.
— Принеси Роме тарелку, — обращается ко мне Дема, продолжая обсуждать дела компании с отцом.
Вот блин. И не откажешь при Дмитрии Ивановиче, который несколько минут назад нахваливал приготовленную мной еду и радовался появлению «хозяюшки» в их доме.
Нехотя иду на кухню. Рома следует за мной с осколками в руках.
— Мой руки и иди за стол. Будем ужинать.
— Бельчонок, я кажется порезался, — с придыханием выдает Ветров младший.
— Так тебе и надо, — шепотом рычу я, несмотря на него. — Аптечка где?
— В верхнем крайнем ящике слева.
Тянусь за аптечкой. Но на пол пути прихожу в себя.
Так. Стоп, Богданова. Что ты делаешь?
Разворачиваюсь. Беру тарелку и вилку и выхожу из кухни.
Да пусть хоть кровью истечет — не мои заботы.
Проходит не больше минуты, и Ромка целый и невредимый сидит за столом напротив меня. Ухмыляется. А мне придушить его хочется.
Вот же гад ползучий! Всё издевается. Давит на больное. Заставляет вспомнить то, что я так усердно зарываю.
Завтра же ноги моей здесь не будет.
Но до завтра надо еще дожить. Задача почти невыполнимая, если учесть, что Рома не сводит с меня глаз, а Дема словно специально сталкивает меня со своим братом.
— Ром, помоги Кате убрать со стола. Нам с папой нужно решить еще несколько вопросов в кабинете.
И уходит с отцом, оставив меня один на один с этим…
Как это понимать?
Как мне понять эту самодовольную улыбку Ромы?
Как понять отстранённость и холодность Демы?
Раньше в присутствии Ромы он покрепче прижимал меня к себе, а сейчас словно специально в лапы младшего брата бросает.
А этот и лапы уже расставил…
— Ветров, уйди с горизонта, — говорю я, когда он помогает собрать посуду. — Сама справлюсь.
— Бельчонок, ты чего такая злая. Рычишь и рычишь на меня, — подходит ближе, — Знаешь же, что так еще больше заводишь меня. Я не смогу устоять перед твоей игрой в недотрогу. Руки так и чешутся прикоснуться к тебе и увидеть мурашки на твоем теле.
Он не прикасается, но уже от его слов я ощущаю эти самые предательские «мурашки» на коже.
— Сам здесь все уберешь! — выпаливаю я и несусь в гостевую комнату, которую выделили мне в этом доме пыток.
Закрываю дверь и опираюсь о нее спиной. Сердце грохочет так, что боль ощущается в груди. Оседаю на пол и обхватываю себя руками.
Я не справлюсь. Не смогу. Даже сейчас, когда я не вижу, не слышу его, я дрожу. Ощущение, словно внутри меня натянутая до предела струна, которая готова порваться в любую секунду.
Не знаю, сколько времени, я так сидела. Бессилие и безысходность накрыли меня.
Встряхнул меня стук в дверь.
— Можно войти.
Встала с пола и открыла дверь.
— Ветров, ну какого черта ты приперся? — едва выдавила я из себя, ища в его глазах ответ.
— Совсем плохо? — заботливо спрашивает он.
И струна лопнула. Из глаз потекли слезы.
Закрываю дверь и делаю шаг от двери.
Чемодан. Вещи. И уйти отсюда. Подальше от него. Потому что измученное сердце не позволяет рассудка забыть его. Наверно, я слишком слабая, безвольная, а он слишком силен, напорист и любим. Лишь одно прикосновение, и я тону в глубине чувств.
— Бельчонок, сдайся уже мне, — прижимается несмело к моей спине. — Не убегай. Позволь любить тебя.
И если разум еще брыкается, то сердце и тело сдались ему.
— Бельчонок, пожалуйста. Ты только позволь, и я докажу, что ты можешь доверять мне.
Чувствую спиной его горячую грудь и руки плавно и нерешительно обхватывающие
