точно парик, шевелюра светло-каштановых волос. Багажа при нем не было, он стоял и смотрел все время в окно. Как мне потом рассказывал сам Буткевич, все это было крайне подозрительно. Он долго и пристально всматривался, в голове мелькнула мысль: Савицкий! Похож, как две капли воды! Несомненно, он, – уверился Буткевич окончательно. Разумеется, он весьма волновался, машинально извлек револьвер, дал знак стражникам. Те внезапно схватили железнодорожника сзади за руки, а Буткевич за ворот. – Стой! Ни с места! – крикнул он, приставив дуло револьвера к виску перепуганного молодого человека.
При проверке на станции оказалось, что этот человек – железнодорожный мастер, хорошо известный начальству. Буткевичу пришлось извиниться перед ним, но тот и так рад был, что отделался одним страхом. Могло быть и хуже, окажи он хоть малейшее сопротивление при аресте.
Были задержаны и другие подозрительные лица, но также ошибочно. А через три дня господин губернатор получил письмо, в котором Савицкий просил не беспокоиться, так как он благополучно проехал за границу…
– Феноменально! – заметил князь.
– Но как же объяснить все это? И каким образом все-таки ему удалось ускользнуть от полиции? – спросил Закалинский.
– Видите ли, господа, есть все основания полагать, что Савицкий проехал в мягком вагоне под видом почтенной дамы, – ответил исправник.
– Необыкновенная способность грима и имитации голоса! Этот человек мог бы стать великим актером, но, к сожалению, пошел на большую дорогу разбойничать, – сокрушенно проговорил Гюббенет.
– Да, надо признаться, не простой это разбойник; четвертый год ведь бьемся с ним и все без толку, – укоризненно глядя на исправника, покачал головою Дроздов.
– Придет время, выпадет случай – и сам попадется! – уверенно заявил Щацкий-отец.
Лакей доложил о прибытии супругов Пожарисских; они доводились князю дальними родственниками.
– Прошу, князь, извинить нас! Опоздали, но, кажется, еще не слишком!
– Мой друг, вы приехали как раз вовремя, скоро будем обедать; однако вы последние, больше приглашенных сегодня нет…
Начались рукопожатия, знакомства, затем беседа возобновилась. О Савицком перестали говорить – слишком много уже говорилось о нем; гостям это явно надоело.
Среди мужчин одни продолжали обсуждать земельную реформу Столыпина, одобряли его твердую политику, высказывали мнение, что хуторское хозяйство приведет к благосостоянию крестьянства и его успокоению; другие интересовались фасонами карет на фабрике Гюббенета в его имении Ярошевка. Он подробно рассказывал… Между прочим заметил, что получил через подрядчика заказ в Москву, очень выгодный. Многие обратились с просьбой разрешить им приехать к нему посмотреть и, может быть, купить для себя кареты. Гюббенет любезно приглашал всех и непременно.
В другой группе собеседников Патковский ругал своего арендатора Боруха, который мало платил аренды за землю его имения Забелышин, а сам нажился и разбогател. Другая неприятность у него же вышла в другом имении Леонполье: на большом озере реки Суров стояла мельница Журавлева. Край озера прилегал к земле Патковского, но Журавлев не хотел платить известную сумму аренды, тогда Патковский велел прорыть канаву через дорогу у плотины, прикрыв ее мостом. Вода в озере спала, мельница прекратила помол. Мужики окрестных деревень стали на сторону мельника, ночью разобрали мост, засыпали канаву, и мельница снова заработала.
Борисевич уверял, что паровые мельницы выгоднее, например, Конусевич в Раздорах получает хорошую прибыль от такой мельницы. Патковский считал, что с мельница ми возиться дело хлопотливое, гораздо выгоднее вкладывать капитал в винокуренные заводы. Одни с ним соглашались, другие возражали, считая, что акцизные чиновники не дадут покоя. Волукевич расхваливал своих рысаков, убеждал с горячностью разводить лошадей, предлагал своих производителей. Дамы и молодежь строили планы увеселения в зимнее время.
Исправник принимал живейшее участие в этих разговорах.
– Какие новые пьесы объявляет Беляев в этом сезоне? – обратилась старшая Кучаровская к исправнику.
– Только что шла драматическая пьеса «Потонувший колокол» Гауптмана; постановка весьма блестящая, много световых эффектов, специальная музыка сопровождает пьесу; в ближайшие дни будет объявлена «Принцесса Греза» Эдмонда Ростана в постановке Славского. Участвует вся труппа. Главные роли исполняют: г-жа Саранчева – принцесса Греза, г-н Барановский – принц и г. Мичурин – Бертрам. Надо сказать, господа, судя по тем приготовлениям, какие предпринимает дирекция: новые декорации, костюмы, мебель, бутафория, – можно надеяться, что пьеса достигнет полной иллюзии!
– Непременно поедем в Могилев, мама! – воскликнула младшая Кучаровская.
– Советую побывать и потому еще, что на днях же ожидают приезда известного скрипача-виртуоза Михаила Эрденко.
– Какие приятные новости привезли вы нам, господин Бонгерский! Скажите, Михаил Эрденко, говорят, цыган? – спросила старшая Кучаровская.
– Да, мадам, он цыган, но выдающихся способностей человек; мне известно, что в 1904 году он окончил с золотой медалью Московскую консерваторию по классу Гржимали. В программе намечены редко исполняемые вещи Паганини, концерт и пляска ведьм Бетховена, Крейцерова соната…
– Ах, как мне надоело все это! Расскажите лучше, Оля, какие ныне моды в Париже? Что там нового в театрах? Я еще не успела с вами поговорить об этом… – спросила Голынская.
Все с большим вниманием выслушали Ольгу; многие в душе завидовали ей, другие искренне восторгались ее впечатлениями.
– Ах, как бы мне хотелось еще раз побывать в Гранд-Опере! Сколько золота и бархата! – вздыхала Оболенская. Искусство занимало помещиков своей внешней стороной – блеском и роскошью. Для них богатство и роскошь являлись самоцелью, а глубокий смысл искусства был им недоступен. Их избалованные, ненасытные натуры тянулись к праздной жизни и легким развлечениям. Труд для этих людей был отвлеченным понятием, блага жизни приходили к ним по наследству или в виде приданного за невестами, распродажей земель, леса и всякими иными легкими путями. Имения были давно заложены и перезаложены. Московский и Виленский земельные банки то и дело объявляли в «Могилевских Губернских Ведомостях» о торгах на земельные имения Могилевской губернии.
Никто из помещиков лично не вел своего хозяйства, всюду сидели в имениях арендаторы. Монотонная жизнь в глухой провинции покрывала их умы плесенью, сытая же бездеятельность не способствовала высоким устремлениям.
– Господа, я должен сказать, что в Париже весьма интересуются нашими театрами, – вставил исправник.
– Почему вы так думаете? – с удивлением обратились к нему многие.
– Я имел возможность в этом году побывать там, – пояснил он, продолжая, – представьте себе, господа, на меня игра актеров Парижа не произвела большого впечатления; более того, там наши артисты пользуются необыкновенным успехом! Я слушал в Гранд-Опере нашего Федора Шаляпина; мне приходилось и раньше слушать его в наших столицах, но и в Париже публика восхищена им не менее!
– Какое наслаждение слушать таких певцов! – с восторгом сказала Ольга. – Я, господа, восхищаюсь также голосом и другого певца Собинова; равного ему тенора я не слышала.
– Надо заметить, господа, – продолжал исправник, – что и среди наших
