его наблюдений. После этого случая, незаметно для горожан, велось неотступное наблюдение за садом и домом предводителя. Переодетые стражники и сыщики, укрытые в переулках и дворах, днем и ночью следили за всем, что происходит вокруг.
Савицкий после ночной тревоги стал особо осторожным. Его люди также не дремали и сообщили ему об усиленной слежке за ним.
Отказаться от свиданий с Ольгой он и не думал, несмотря на возросшую опасность на пути к дому предводителя.
Один из его людей, переодетый в нищего, забрел во двор, затем на кухню и, пропев «Лазаря», сунул Акинфьевне записку.
Савицкий просил открыть в полночь засов двери флигеля, коридор которого имел вторую дверь во двор.
Как ни темна была ночь, как ни был осторожен Савицкий, но стражник Иванов заметил, как проскользнул человек в дверь флигеля.
Савицкий задвинул засов двери и через двор прошел в кухню. Акинфьевна встретила его с сокрушенным видом, горестно вздыхая:
– Ох! Детки мои, детки! Жаль мне вас! Скоро придет беда! Свеча дрожала в ее старческой руке, освещая доброе лицо и слезящиеся глаза старушки.
– Что случилось, няня? – спросил с тревогой Савицкий.
– Дитятко мое! Скоро, скоро голубка наша улетит из своей светлицы и попадет коршуну в когти… – отвечала она. – Барин уехали в Могилев, приедут через два дня, и тогда начнутся приготовления к свадьбе… Не спросил Савицкий, кто же жених, – он и так знал имя своего соперника и понимал неизбежность роковой развязки.
С тяжелым чувством поднялся он вслед за няней в мезонин, вошел в комнату Ольги. Она встретила его бледная, печальная, со следами недавних слез на лице. Когда они остались наедине, Ольга произнесла:
– Саша! Скоро судьба разлучит нас навсегда… Помоги и спаси меня! – с отчаянием заломила она руки…
– Но ты же не решаешься, Ольга! Я предлагал покончить с ним, но ты убедила меня в жестокости и бессмысленности этой меры. Я предлагал тебе бежать – ты и на это не даешь согласия… Что же нам делать? – сказал Савицкий с горечью и досадой. – Решайся… бежим хоть сейчас! Я устрою тебя в надежном месте; никто из моих людей не знает, зачем я бываю здесь; никто, кроме меня, не будет знать, где ты находишься. Скоро настанет час нашей победы, исчезнут ограничения для членов моей партии. Мы станем неразлучны и будем счастливы…
– Саша! Как я могу оставить отчий дом, старика отца? Он не переживет позора и горечи, проклянет меня; будем ли мы счастливы? Я уже согрешила перед богом и людьми ради безграничной любви к тебе; теперь ты предлагаешь мне броситься в пучину позора и неотмолимого греха… Что ждет нас с тобою среди болот и лесов?
– Ольга! Не терзай мою измученную душу! Подумай прежде, что ждет тебя со старым князем? – с жаром возразил Савицкий.
Она опустилась на край кровати, поникла головой и беспомощно положила руки на колени. Печать невыразимой скорби, глубокого раздумья покрыла прекрасные черты ее лица. Распущенные волосы еще более очертили печальный лик страдалицы. Она подняла глаза, неизъяснимая нежность и любовь светились в отуманенном взоре. Из голубых очей, как из чистого родника, текли слезы.
Савицкий не выдержал, опустился на колени.
– Ольга! Нас никто не разлучит! Клянусь тебе всем святым, что ты не раскаешься! Бежим, пока не поздно!
Она покорно и безропотно склонилась, обняла его голову.
– Я решилась! Боже, прости мои прегрешения! – прошептали ее бледные губы.
Савицкий поднялся, и тут до его настороженного слуха донесся далекий свист. Он прислушался. Вот снова раздался свист еще более тревожный. Сомнения не было! Калугин подавал сигнал опасности.
– Ольга! Сейчас ты уже не можешь уйти со мной. Я должен удалиться, но я приду за тобой…
Вошла няня с тревогой на лице.
– Вокруг дома что-то неладное: по переулку стоят конные стражники, по тротуарам топают люди! – сказала она шепотом. Савицкий и сам уже слышал, как бегают люди в саду. Ему стало ясно, что весь дом оцеплен полицейскими.
«Выследили», – мелькнула мысль у всех троих. На Ольге не было лица, она с ужасом глядела на Савицкого. Бледные губы ее шептали:
– Боже мой, боже мой, что же нам делать?
– Няня, – сказал твердым голосом Савицкий, – давай свою одежду!
Трясущимися руками старушка сняла юбку, кофточку, затем платок. Савицкий быстро перед зеркалом одел все это на себя и преобразился до неузнаваемости. Вынув из кармана краски и кисточки, он тут же несколькими мазками изменил лицо и стал походить на старуху.
– Оставайтесь здесь! Няня, сейчас же оденься! – приказал он, спускаясь по лестнице.
Вскоре донесся снизу вопль старухи:
– А боже ж мой, боже! А зарезал же он меня! А убьет же он ее, мою ласточку! А людички, а мамулички мои! А спасии-и-те же нас от разбойника! Ратуйте, кто в бога верует!
С такими причитаниями спускался Савицкий к парадной двери. По пути он пустил из носа кровь и измазал себе лицо.
Когда он открыл засов двери, Загорский с револьвером в правой руке и ручным фонарем в левой ворвался в коридор. Увидев окровавленное лицо старухи, он, не задерживаясь, бросился в покои, за ним, не отставая, поспешили два стражника с саблями наголо.
Во дворе уже шумели дворовые слуги; по улице к парадному входу бежали другие полицейские. Никто не обращал внимания на старуху, и она исчезла в темноте переулка. Становой со стражниками бежал из комнаты в комнату, топот их тяжелых ног гудел по всему дому. Не встречая ничего и никого в пустых покоях, Загорский взбежал по лестнице в мезонин и рванул дверь. То, что он увидел, поразило его, точно громом ударило… Перед ним стояла старая няня, а на кровати сидела полуодетая дочь предводителя.
Дико выпучив глаза, становой не мог перевести дыхания и произнести что-нибудь внятное.
– Ва… ваш…ваше пре… прев… превосходительство! – бессвязно бормотал он, меняясь в лице и пятясь назад…
– Бесстыжие твои буркалы! Ну, есть ли хрест в твоем оловянном лбе? – напустилась на него Акинфьевна.
– Зачем вы явились сюда? Уходите прочь, – произнесла Ольга.
Не помнили полицейские, как очутились на улице. Опомнившись, Загорский, разводя руками, обратился к стражникам:
– Господа, но вы же видели окровавленную старуху?
– Вот истинный бог, своими глазами! – отвечали те в один голос.
– Это черт знает, что такое! – разразился становой. – Это не человек, а чудовище!
– Оборотень, ваше благородие… – поддакнул один из стражников.
– Такого в сказке не выдумаешь, – добавил другой.
– Да, с такими идиотами, как вы, вместо дела беды наделаешь… – в тон иронически произнес становой. – Ну, почему ты, Иванов, не задержал его еще до входа в
