есть сила влечения, которую преодолеть трудно, – это чувство первой любви… Кто его испытал, тот поймет, что это чувство может стать неодолимым, иногда оно толкает человека на самые необдуманные поступки.
Ольга была лишена сословных условностей своего круга; непосредственность и нравственная чистота души давали простор и свободу ее мечтам и влечениям. Если бы она осознала свое чувство любви, то была бы способна на подвиг. Но этого еще не случилось, все было лишь мечтой, грустным воспоминанием о необыкновенности образа юного реалиста…
Бал продолжался, танцы следовали один за другим по расписанию: кадриль, па-де-катр, миньон, па-де-патинер и др. До котильона и ужина еще было далеко, когда Ольга пожаловалась отцу на головную боль. Отец, посмотрев на бледное, усталое лицо дочери, встревожился:
– Может быть, Оля, что-нибудь серьезное? Здесь доктор Каминский, можно посоветоваться с ним.
– Нет, нет, ради бога, папочка, это все пустяки; но нам лучше поскорее уехать домой!
Хозяин дома, заметив, что Ольга давно не танцует и заметно изменилась в лице, осведомился о ее здоровье.
– Головка разболелась, это иногда бывает у нее, – ответил отец.
– Вам, Ольга Николаевна, необходим покой и отдых, у меня есть аптечка и, кстати, здесь доктор Каминский, – убеждал князь.
Ольга настоятельно просила не беспокоиться. Закалинский, не зная, чему приписать такую перемену у дочери (у женщин ведь бывает всякое), убедил князя.
– Но, мой друг, как вы поедете в такую пору?
– Стражники нас проводят! – отвел и этот аргумент предводитель.
– Куда вы собираетесь, господа? – вмешалась Голынская, не поняв, о чем они говорят.
– Завтра у меня заседание управы, я должен откланяться, – объяснил ей Закалинский.
– Но бал в полном разгаре, затем ужин! – убеждала она.
– Не могу, не могу, господа! Долг – прежде всего! И Оле надо отдохнуть, ей что-то нездоровится, – говорил предводитель, поднимаясь с места.
Закалинские уехали; большинство гостей не заметили их отъезда. Бал шел своим чередом. Младшая Кучаровская кокетничала с исправником, тот отшучивался.
– Господин Бонгерский, вы наш рыцарь сегодня, какой награды вы ожидаете?
– Хорошего выигрыша в карты!
– А ваше сердце?
– Оно уже занято!
– Кем? Откройтесь! – смеялась барышня…
В пятом часу бал закончился. Гости разошлись в отведенные для них покои. Только в кабинете хозяина сидели человек восемь игроков в карты. Метал исправник. Ему сегодня положительно не везло. Крупные суммы так и текли из его кармана, переливаясь в карманы других игроков.
– Господа, я ставлю последнюю ставку, игра на этом будет закончена! Игроки нетерпеливо следили за тасовкой колоды карт.
– Какую сумму метнете, господин исправник? – спросил Патковский.
– Сейчас, сейчас объявлю! Он хлопнул три раза в ладоши. Отворилась дверь, на пороге появился стражник с револьвером в руке. Игроки недоуменно переводили глаза с исправника на стражника. Исправник вынул маузер и, не выпуская его из руки, положил на стол:
– Вот моя ставка – я, Савицкий!
Только кисть великого живописца способна изобразить немую сцену, за этим последовавшую.
Осмоловский медленно сполз под стол. Патковский откинулся на спинку стула и раскрыл рот, другие застыли в неестественных позах. Глаза их, наполненные диким ужасом, были устремлены на маузер – маузер Савицкого: они хорошо знали, что это за штука!
– Господа, верните проигранные мною деньги… Они должны быть возвращены мной их законным владельцам – беднякам. Не пугайтесь, я без повода никому не причиню вреда!
– Предупреждаю, господа, что вам ранее двух часов не следует выходить отсюда, могут произойти неприятности для вас! Счастливо оставаться!..
Они вышли, прикрыв дверь.
К парадному подъехала тройка, ямщик щелкнул кнутом, колокольчик залился, тройка скрылась в утренних сумерках.
Оборотень
Темны осенние ночи… На расстоянии нескольких шагов не распознаешь предмета, только движение силуэтов улавливает глаз. В такую темень далеко видны вечерние огни.
В одном из окон мезонина дома предводителя вспыхивал и гас огонек, как будто манил он и звал кого-то в глухую полночь. Но и это малозаметное для обывателя явление не ускользнуло от внимания старшего стражника Иванова. Он сообщил о закономерности появления и исчезновения этого огонька становому Загорскому. Последний уже давно подозревал что-то неладное в доме Закалинского. Нюхом опытной ищейки чуял Загорский, что Савицкий бывает в городе и именно у дома предводителя. Он, словно гончая, искал и вынюхивал следы и денно и нощно грезил изловить Савицкого. Успех сулил ему тысячные награды, повышение по службе и признание заслуг перед Отечеством. Один случай с тем же Ивановым еще сильнее укрепил его подозрения.
Иванов шел как-то в полночь по улице, к которой примыкает обширный сад предводителя. Месяц в половину своего блика скрывался за нависшими тучами, изредка бледный свет его падал на землю. Город спал, улицы были пустынны. На вышке пожарного депо пробило полночь. Осенний ветер шумел в саду, тучи плыли в вышине и то открывали окно месяцу, то снова он исчезал за их пеленой. Стражник уже дошел до угла сада, собираясь повернуть в переулок, оглянулся.
В этот момент луч месяца упал на улицу, стражнику показалось, что через забор сада перелезает человек. Иванов протер глаза, чтобы убедиться, не померещилось ли ему, как все исчезло в темноте, – месяц снова скрылся за тучами.
Тихо крадучись, пошел он обратно вдоль забора. В щель он увидел, как горит огонек в одном из окон мезонина и вот… он погас…
Не успел стражник повернуть голову от щели, как близ него появились два силуэта. Иванов попятился, затем лег на землю, прижался к забору. Высокий сухой бурьян, росший у забора, надежно скрывал его в темноте. Два человека прошли мимо, остановились, он услышал разговор:
– Иван, я стану на этом углу, а ты вернись и стань на другом.
– Хорошо, – ответил второй, – если что – сигналь свистом, и я тебе тоже.
Один остался на углу в каких-либо десяти шагах от стражника, другой пошел обратно и исчез во тьме.
Поднять тревогу, попытаться задержать неизвестного Иванов не решался. Скоро должен был проехать патруль, надо было выждать.
Но вот легкий свист послышался с другого конца сада, человек метнулся мимо стражника. Месяц, выплывший из-за туч, очертил фигуру с револьвером в руке. Стражник вскочил и дал тревожный свисток. Прискакали верховые. Двое стражников перелезли через забор, пошарили по саду. Залаяли псы, затрещали трещотки сторожей, но вскоре все улеглось, снова наступила тишина.
Поиски полицейского патруля ничего не дали. Дежурный по участку, выслушав Иванова, назвал его ослом и посоветовал впредь выполнять прямой свой долг – задерживать подозрительных лиц, а не валяться, как свинья, под забором.
Наутро Загорский самым подробным образом расспросил Иванова о происшествии ночью и убедился в важности
