Тэд посмотрел на меня.
— Это правда?
— Больше всегда лучше, Тэд, — сказала я, подмигнув.
Я знала, что это сильно его задело. Он всегда стеснялся своих размеров. И если честно, Осирис был мужчиной, а Тэд — всего лишь мальчишкой.
Я усмехнулась, когда Тэд вышел из цветочного магазина.
Пока, мальчик.
Перси подошел ко мне.
— Ты в порядке?
— Нет, — сказала я.
— Мне очень жаль. — Он обнял меня. — Почему бы тебе не уйти пораньше и не подняться на гору? Найди его, Лара. Он тебе нужен.
— Спасибо, — прошептала я.
Мне хотелось плакать и кричать.
Однако я решила закончить свой рабочий день.
Я улыбалась. Я плакала. Но я чувствовала себя свободной. И я чувствовала себя живой.
И тут, к моему удивлению, зазвонил телефон с номером, которого я не знала. Я ответила голосу, которого никогда раньше не слышала.
— Лара?
— Да. Кто это?
— Это Ленор. Мне очень жаль, что я звоню, но я хотела извиниться за то, что сделала, и я хотела знать, знаешь ли ты, где Тэд.
***
Я стояла и слушала, как Ленор рассказывает все то, что я уже и так знала. Все то, чем я жила. Все то, в чем я была слепа, чтобы увидеть, пока не стало слишком поздно. С другой стороны, по крайней мере, я не забеременела от него.
Она плакала не один раз. Мне нечего было ей сказать.
Поэтому я просто сказала ей правду.
— Он был у тебя, — прошептала она. — Я так и знала. Я знала, что он побежит обратно к тебе.
— Я могу пообещать, что ничего не случится.
— Мне очень жаль, Лара. Я ужасный человек.
— Ты не такая.
— Так и есть. Сначала я не знала, что он с кем-то. Я узнала об этом после того, как мы были вместе в первый раз. Но картина, которую он нарисовал… и все же мне следовало бы знать лучше. Продолжать в том же духе. Все это время он был у тебя. А потом я узнала, что беременна. Сначала он не поверил, что она его.
— Придурок, — сказала я.
— Он был прав. Но она принадлежала ему. Оливия его дочь.
— Ладно, — сказала я. — Я не знаю, чего ты хочешь от меня прямо сейчас.
— Я тоже не знаю, — сказала Ленор. — Я просто хотела поговорить с тобой. Странно, я знаю. Я хотела извиниться. Я втайне надеюсь, что смогу все исправить, включая и его.
— Думаю, мы обе знаем правду.
— Лара, а он когда-нибудь… с кем-нибудь еще?
— Не знаю, — ответила я. — Ты была первой, о ком я узнала. Я не спрашивала. Но если я могу сказать… — Я почувствовала, как у меня перехватило горло. Я закрыла глаза. Неужели я действительно собираюсь это сделать?
— Лара?
— Он любит тебя, — сказала я. — Я не знаю, что случилось. Может быть, он понял, что сделал. Как все было плохо. Может быть, он переживает из-за ребенка. Может быть, он думал, что сможет снова вернуться в свое прошлое. Но я никогда не поступлю так с ним, с тобой, с твоим ребенком, с собой. Ситуация неправильная, но он провел все это время, заботясь о тебе и ребенке. Это должно что-то значить.
Ленор глубоко вздохнула.
— Я знаю, что ты не имеешь в виду ни слова из того, что только что сказала, но я ценю, что ты это сделала. Это трудно… что я делаю? Я не должна была говорить это тебе. Я разрушила твою жизнь.
— Нет, — сказала я. — Ты этого не сделала. И Тэд тоже. Я счастлива. Я действительно счастлива.
— Лара, я надеюсь, ты… — я услышала детский плач на заднем плане. У меня мгновенно заныло сердце. — О, я лучше пойду к ней. Ей еще рано просыпаться.
— Да, — сказала я. — Иди к своему ребенку. Если Тэд снова попытается связаться со мной, я скажу ему, что ты звонила. Больше никакой лжи.
— Посоветуешь что-нибудь? — спросила Ленор слабым голосом. Уставшая. Ребенок заплакал еще громче.
— Люби своего ребенка, — сказала я. — До свидания, Ленор.
Я закончила разговор и просто стояла, застыв в пространстве и времени.
Когда Тэд ушел, я стала следить за ним в интернете немного больше, чем следовало, я думала обо всем, что хотела ему сказать. И ей. Я не раз называла Ленор шлюхой, но ни разу с тех пор, как она родила. Эта невинная жизнь не имела ничего общего с нашими горькими чувствами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я подумала о том, что сказала Ленор. О том, что сказала я. О том, что сказал Тэд. Он думал, что может просто прийти сюда и вернуть меня? Я бы отдалась ему. Если бы не Осирис. Мой горный человек. Мой герой. Парень, который продолжал спасать меня и доводить до предела.
Мой мозг лихорадочно работал.
Я даже не слышала, как Кэлвин вернулся в цветочный магазин.
— Эй, Лара? Ты в порядке? — спросил Кэлвин. — Перси только что звонил и сказал…
Я улыбнулась Кэлвину. И тогда я сказал первое, что пришло в голову.
— Кэлвин… Я увольняюсь.
Глава 27
Разговор На Кулаках
(ОСИРИС)
Мы с Дэйном кружили по кухне. Я ему никогда не нравился. С того самого дня, как мы встретились, он считал меня заносчивым придурком. Таким я и был. Он был трудолюбивым человеком, поднявшимся с самых низов, создавшим компанию с нуля, и никогда не хвастался этим. А я был парнем, который наткнулся на некоторый успех и выставлял его напоказ, как будто я был гребаным миллиардером. Я водил быстрые машины, шумные мотоциклы, любил татуировки и не боялся показать все это.
Мы с Дэйном никогда ни в чем не сходились. И он любил Милу до смерти. Он заботился о ней во время беременности. Думаю, где-то в глубине души он мечтал о жизни, в которой будет заботиться о Миле и Мишель. Не в каком-то извращенном смысле, а в хорошем, честном.
Я уважал это.
Потому что я был чертовски уверен, что не заботился о Миле, да?
Мы врезались в кухонный стол, и я почувствовал, как мой затылок ударился о низко висящую лампу.
— Дэйн! — прорычала Мишель. — Прекрати это!
Я позволял Дэйну с собой так поступать. Чего Дэйн не знал, так это того, что время, проведенное в горах, изменило меня. Все эти часы, пока я бил по деревьям, я становился больше и сильнее. И сильнее, и больше, что казалось невозможным. Другими словами, я пока позволял Дэйну делать то, что он хотел.
Дэйн снова посмотрел на Мишель.
— Почему? Этот гребаный придурок? Почему?
— Ты знаешь почему, — сказала Мишель. — Ты лучше этого, Дэйн.
— Нет, — сказал он.
Дэйн встряхнул меня и посмотрел на меня.
— Ты гребаный подонок. Ты бросил их обеих! Ты бросил ее… ты, блядь, бросил Адли.
— Да, — ответил я. — Я жалею об этом каждый день своей жизни.
— И ты оставил Милу умирать!
Я услышал, как Мишель ахнула.
Вот где была проведена и пересечена черта.
Я рванул вперед и поднял руки, отрывая Дэйна от себя.
Я видел, как его левая рука сжалась в кулак. Я пообещал себе, что не буду бить его, если только…
Он нанес удар, и я блокировал его. Я подошел с правой и ударил его в челюсть. Он отлетел назад, и Мишель поспешила встать между нами.
Вся кухня была красной. Темно-красный.
Я оставил Милу умирать?
Дэйн потер подбородок.
— Вы оба придурки, — закричала Мишель. — Дело не в вас двоих. Речь идет об Адли. Черт побери! Черт бы вас обоих побрал!
— Мне очень жаль, — сказал я. — Я не должен был этого делать.
— Да пошел ты, — прорычал Дэйн. Он был похож на бешеную собаку. Запертую в клетке на долгие годы и, наконец, получившую шанс выбраться и причинить неприятности. — Ты знаешь, что сделал. Ты же знаешь, как ты с ней обращался.
— И что дальше? — спросила Мишель. — Он не открывал дверь машины, Дэйн. Он не вытаскивал ее и не велел сделать гребаный снимок. Это то, чем мы здесь занимаемся сейчас? Придираемся к мелочам?
Наступила тишина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Дэйн повернулся и пошел прочь. Он вышел в ту же дверь, в которую вошел.
Мишель посмотрела на меня.
— Мне очень жаль, Си. Я не знала, что он вернется домой так рано.
— Да. Так это не выглядит еще хуже, а? Ты не сказала ему, что связалась со мной? А потом я стою у него на кухне? Иисус…
