Спектакль удался на славу. Артистам горячо аплодировали, один раз даже там, где не нужно. Скрипач исполнил «Цыганские напевы» Сарасате, и, когда он опустил смычок после медленного пассажа, публика решила, что произведение подошло к концу, и захлопала в ладоши. Затем, когда он сыграл престо, не очень точно, но довольно эффектно, все вновь зааплодировали, и еще громче, чем раньше.
Полногрудая дама, спевшая «Песнь Луне» из оперы «Русалка», сорвала самые громкие аплодисменты. Ей пришлось дважды спеть на бис, и даже после этого публика не унималась. Тайхман видел, что перед выходом на сцену она почти окаменела от страха. Женщина не обладала красивой внешностью: при невозможной полноте у нее было непривлекательное и какое-то перекошенное лицо, которому даже ее пение не прибавляло привлекательности. Было видно, что ей не так уж часто удавалось выступать. Ей было нечем очаровать слушателей — нечем, за исключением своего голоса и исключительного старания. И все-таки ей удалось очаровать публику.
Она покидала сцену счастливой.
— Эти моряки действительно любят музыку, — сказала она, светясь от счастья.
Затем на сцену вышел певец, которому аккомпанировал виртуоз. Он исполнил «О, славное искусство», и виртуоз показал, на что он способен. Это было большое концертное фортепиано, и это, конечно, была не шутка для этого певца. В качестве специального приема виртуоз сыграл стаккато всю партию левой руки. В результате началась битва между певцом и аккомпаниатором, каждый из которых изо всех сил пытался утопить другого. В первом раунде победил виртуоз: певец еще не распелся. Его выступление было встречено вежливыми аплодисментами. Следующей песней была «Как нежно мои песни умоляют тебя». И вновь виртуоз выдал свою собственную маленькую интерпретацию; в этот раз он играл легато, держа правую ногу на педали, когда певец вскрикивал… Зрители аплодировали, потому что это был Шуберт. Последней песней была «Вечернее чувство» Моцарта; на этот раз публика аплодировала потому, что это был последний номер. Исполнители раскланялись; лицо пианиста скрылось под его локонами; они ушли со сцены в крайнем изнеможении.
Антракт.
Второе отделение прошло под знаком более легкой музы. На сцену вышел господин средних лет и исполнил «Ты все мое сердце». Он дождался, когда отзвучат аплодисменты, и запел песню, рефреном которой была фраза «Любовь — божественная сила». И вновь дождавшись окончания аплодисментов, он произнес: «Я еще вернусь» — и ушел за кулисы, где докурил свою сигару, которую зажег еще в антракте.
— Ну, как я выгляжу?
Прежде чем Тайхман успел ответить, звезда вышла на сцену. Платье — черное вечернее с низким вырезом, очень ей идущее, сидело на ней как влитое. Пояс его был украшен розой — это была бумажная роза, но никто этого не заметил.
Громовые аплодисменты. Она произнесла несколько слов. Тайхману показалось, что она специально говорила более низким голосом и сильнее, чем нужно, грассировала.
Снова аплодисменты.
Она запела. Самый современный хит. Тайхман ушам своим не поверил, услышав, что сделала из него звезда. Это была смесь пения, вздохов и монотонного лепета маленьких детей, только октавой ниже. Без микрофона вообще не было бы слышно. Но даже с микрофоном после нескольких слов у нее уже не хватало дыхания, и ей приходилось делать судорожный вдох. В ее дыхательной технике было что-то астматическое. Затем случилось самое худшее: последняя нота песни прозвучала не в тон, почти на полтона ниже, но звезда, не осознавая этого, все тянула ее и тянула.
Какой прокол! На секунду Тайхман пожалел ее, но только на секунду…
Внизу в зале аплодировали, радостно вопили и выли, как дикари.
Еще одна песня.
Нисколько не лучше. И вновь шквал аплодисментов.
«Кто-то из нас сошел с ума — либо я, либо они», — подумал Тайхман. Но прежде чем он успел сообразить, в чем дело, звезда ушла со сцены. Должно быть, она неправильно истолковала его испуганный вид, поскольку произнесла: «Эти мальчики заслуживают самого лучшего», — и скрылась за занавесом.
На сцене выступал балет. Судя по оживлению в зале, девушки, должно быть, продемонстрировали несколько интересных видов.
Лохматый виртуоз конфиденциальным тоном обратился к Тайхману:
— Да, так оно и происходит. Наблюдал за вами, когда она пела. Ее не надо слушать, на нее надо смотреть во время пения. Так оно и происходит.
Звезда появилась вновь. Она накинула на плечи красную шаль, которая делала ее похожей на Кармен. Тайхман покинул свое место и наблюдал за ней из-за кулис.
Да, она стояла там, изнемогая перед микрофоном и слегка покачивая греховными округлыми бедрами, поглаживала его, словно утешая несчастного возлюбленного. На среднем пальце ее правой руки красовалось огромное кольцо, благодаря которому пухленькие пальчики казались тоньше.
— Спасибо, — сказала она, когда аплодисменты стихли.
«Ну что ж, если аплодисменты относились к ее пению, то у нее были причины благодарить публику», — подумал Тайхман.
Он увидел достаточно и вернулся на свое место. Из-за занавеса вышел виртуоз.
— Ага, так вот как оно делается, — сказал Тайхман, чтобы подколоть его.
— О, пожалуйста, не говори ничего, пожалуйста…
— Положи все, что брал, на место.
— Да, но, пожалуйста, ничего не говори. Я ее люблю.
— Не ты один.
— Нет, не в этом смысле. Я не хочу обладать ею, я хочу только…
— А она бы тебе и не позволила.
— Это правда. Я знаю. Но я люблю ее.
— По-своему.
— Именно.
Виртуоз вдруг стал маленьким и некрасивым. Он послушно положил вещи на место и убежал.
Певец с сигарой должен был делать второй выход, но его нигде не могли найти. Паузу пришлось срочно заполнить балетом. В этот раз на девушках не было практически ничего, и это было интереснее, чем если бы они вышли абсолютно голыми.
Появился Хальбернагель.
— Она баронесса, настоящая баронесса. Как раз в моем вкусе.
— Кто?
— Блондинка, которую я склеил. Я же тебе рассказывал.
— Ах да. Ну а ты что?
— О, я тоже в ее вкусе. Влюбилась с первого взгляда.
— У нее хорошее зрение.
— Она одобрила мой план действий. Ночные маневры. Я обещал дать бортовой залп из всех орудий. И знаешь, что она мне ответила?
— Нет.
— «Стреляй», — сказала она. Что ты об этом думаешь?
— Я думаю, что она уже давно служит мишенью для таких залпов.
— Черта с два. Она ведь из благородной семьи. Голубая кровь. Но страстная.
— Ну что ж, тогда тебе просто повезло, сукин ты сын.
— Послушай, я дам тебе один совет. Сначала приходится поработать головой. Зато потом она тебе совсем не нужна.
— Не у всех такая голова, как у тебя, Хальбернагель.
— Да. Допустим. У меня есть кое-что под волосами и сверху, и снизу, ха-ха. Я бы нашел девицу и для тебя, если бы ты ухитрился смыться отсюда. Искать тебя не будут, ты знаешь. С этой дамой, — он указал на занавеску, — тебе, конечно, надеяться не на что. Самое большее, что ты от нее получишь, — это на чай.
— Лучше ей и не пробовать.
Звезда закончила петь. Концерт завершился, и артисты смешались с публикой.
— Было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы отнесли мои вещи обратно ко мне в комнату. Правда, она закрыта, но вы не против подождать немного здесь, в зале?
— Конечно, конечно, мадам.
— Это так любезно с вашей стороны.
Глядя на артистов, Тайхман решил, что они ребята добродушные. Они разбрелись по разным столам. Девушки из балета разрешали накладывать закуску себе на тарелки. Матросы уминали горы пирожных и выпивали реки кофе и шнапса. Девушки тоже не стеснялись закусывать, но после пятой порции пирожных многие из них сказали: «Спасибо, надо беречь фигуру. Шнапс? О да, пожалуйста, это не повредит».
Звезда восседала за столиком командующего флотилией. В противоположность другим столикам здесь строго соблюдали этикет, даже спустя два часа после начала пирушки. Звезда соблюдала приличия и проявляла сдержанность. Она снисходительно беседовала с соседями по столу об искусстве. Офицеры внимательно слушали ее и кивали.
К полуночи разница в звании между старшинами и матросами совсем стерлась. Но прежде чем ситуация вышла из-под контроля, девушки из балета в сопровождении офицеров покинули банкет. Офицеры больше уже не вернулись. Командующий флотилией объявил, что вечер окончен, но желающие могут остаться до четырех утра, только шнапса больше не будет. Звезда стала прощаться с господами за столиком.
— Как жаль, что вы уходите. Может быть, останетесь еще ненадолго?
— Прошу прощения, но я ужасно устала.
Офицеры стали кланяться и маневрировать, чтобы поцеловать ей руку.
— Благодарю вас, вечер был прекрасным, но поездка… Ну, вы понимаете, о чем я?
— Ну конечно, конечно. Спокойной ночи.
