Слезы исчезли, меня пронзил гнев.
— Какой она ужасный человек!
— Да, ну, она была более чем хороша в манипулировании. — Санчес покачал головой. — Она выставляла это так, словно делала все для меня, для нас. Не секрет, что я вырос в бедности. Мои родители надрывали свои задницы, чтобы нам было что поесть, поэтому я редко их видел. Она обратила на меня внимание, и, пока наши отношения не начали меняться, я никогда не понимал, что жаждал такого внимания.
— Что случилось? — Я обрадовалась, что внимание больше не сфокусировано на мне, но выражение его лица… гнев все еще бурлил под его поверхностью, а с ним и боль.
— Она изменяла мне с Томасом.
Я ахнула:
— Как вы вообще остались друзьями?
— Он это отрицал. — Санчес пожал плечами. — И мне пришлось выбирать между тем, чтобы позволить этому повлиять на нашу игру или забыть об этом во благо команды. Я расстался с Джеки и решил, что мне лучше быть одному.
— Мне очень жаль, — мой голос дрогнул. — Ты этого не заслуживаешь.
— Думаю, что многие не согласились бы с тобой. Разве ты не слышала? Я — бабник. — Его улыбка была печальной.
— Ты хочешь, чтобы они в это верили.
— Или я просто очень-очень хороший манипулятор.
— Нет, это не так. — Я так быстро это сказала, что удивила саму себя. — Не удешевляй нашу дружбу.
Его улыбка осветила мой мир.
— Я знал, что ты сдашься, в конечном счете.
— Обман.
— Самый лучший. — Его губы пощипывали мое ухо. — Соблазнительные Изгибы, знай одно, — его дыхание обжигало мою шею, — если тебе нужно поплакать, я буду с тобой до тех пор, пока ты не закончишь. Иногда единственный способ что-то преодолеть — пройти через это, но ты не должна это делать в одиночку.
Я не могла вздохнуть.
— Значит, ты пойдешь со мной?
— Это все, чего я хотел с тех пор, как тебя встретил. — Санчес отстранился и сжал мою руку. — Ну, ты знаешь, помимо секса.
Я рассмеялась.
— Ты возмутителен, ты это знаешь?
— Но я только что заставил тебя рассмеяться, притом что несколько минут назад ты плакала. Я ненавижу слезы, Соблазнительные Изгибы. Мне бы хотелось, чтобы я никогда не был их причиной, никогда.
— Не давай обещаний, которые не можешь сдержать.
— Я и не даю. — Санчес так сурово это сказал, что я втянула ртом воздух.
— Думаю, сейчас мне нужно использовать эту руку… возможно, на твоей груди, возможно, на этой рубашке.
— Отпусти. — он сжал мою руку. — Как в «Холодном сердце», только без пения.
Я кивнула, и, сделав неровный выдох, открыла маленькую коробку в своей голове, где хранились воспоминания о ребенке, которого я потеряла… вместе с самым лучшим другом, который у меня когда-либо был.
— Я потеряла своего лучшего друга и своего отца в течение одного года, — мой голос был хриплым. — А потом ребенка, с которым так и не смогла встретиться.
— Иди сюда.
Санчес держал меня, пока я плакала, а когда почувствовала усталость, когда подумала, что он отстранится, так как ему надоели мои слезы, то посмотрела на наши соединенные руки.
И когда я перестала плакать, когда перестала всхлипывать и извиняться, уткнувшись ему в грудь, и, практически, говорить ему, что я не та девушка, которая ему подходит, он поцеловал меня и сказал, что нам нужно поесть.
Правильно. Потому что еда решала все проблемы.
И как ни странно, когда в мой организм попала соль и немного содовой, мне стало лучше.
Санчес включил в машине обогреватель. Он держал мою, жирную от еды из «Макдональдса», руку. И целовал костяшки моих пальцев.
— Тебе нужно сказать Миллеру, — прошептал он.
— Я не могу.
— Не сейчас, Эм. Но вскоре. Он должен знать.
— Я знаю.
— Эм?
— Что? — Я боялась смотреть на Санчеса, но его взгляд, тянул меня словно магнит, несмотря на то, что было страшно смотреть ему в глаза.
— Мне так жаль. — Он крепко сжал мои руки. Не твоя вина, что ребенок умер, и не его, — это просто жизнь, природа. И это нормально — грустить из-за этого, даже спустя годы после сегодняшнего дня, это все равно будет нормальным. Потеря — есть потеря, позволь себе ее прочувствовать, чтобы ты могла с ней справиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я никогда не понимала, что мне нужно разрешение, чтобы скорбеть, разрешение, чтобы грустить, но мне оно было нужно.
Вот. Так.
Я почувствовала себя освобожденной от вины и стыда.
Вот и все.
Я была свободна.
Но даже после того, как произнесла все те слова, я все еще ощущала тяжесть в сердце, тяжесть из-за того, что Миллер заслуживал знать… все. Решив оставить прошлое в прошлом, мы, на самом деле, не могли двигаться дальше к нашему будущему. И мы оба заслуживали этого спокойствия.
Глава 27
МИЛЛЕР
Вечеринка после игры — и это означало, что я должен прийти, хотя и не был настроен праздновать. Санчеса и Эм еще не было в баре, а я не хотел уезжать не попрощавшись.
Правильно. Я настолько был лузером, что ждал, чтобы попрощаться с двумя людьми, которым, вероятно, пофиг на то, что я, вообще, их ждал.
— Ты собираешься его пить или просто будешь похотливо смотреть на пиво, словно хочешь сделать его своей сучкой? В хорошем смысле, конечно же, — раздался голос Кинси за моей спиной, а затем она похлопала меня по плечу. — Если тебе от этого станет лучше, то любовь — отстой.
— Вау, спасибо, — сказал я с фальшивым энтузиазмом. — Я так нуждался в этом ободряющем разговоре особенно после того, как сделал свой первый тачдаун.
Кинси плюхнулась на сиденье рядом со мной и ухмыльнулась.
— Обращайся.
Джекс сурово на меня посмотрел поверх ее головы.
— Ах, твой брат посылает мне предупреждающий взгляд.
— Просто все время оставайся на оговоренном расстоянии в полтора метра от меня, и он не оторвет тебе голову.
— Не представляю, чтобы Джекс был жестоким, — признался я, наконец-то, сделав глоток пива.
— Джекс? — расхохоталась она. — Мой брат? Ты явно не слишком хорошо его знаешь. Опять же, не думаю, что хоть кто-то хорошо его знает. Он… сдержанный, расчетливый и, да, его трудно рассердить, но надави на него слишком сильно и… — она показала руками взрыв, — приятного будет мало.
— Хм… — Я посмотрел на парня, который с большой вероятностью будет тренировать футбольную команду средней школы после выхода на пенсию или станет добровольцем в детской больнице. — Ну, если ты так говоришь.
— Я это знаю. — Она закатила глаза. — Хочешь проверить?
— Как? Мне нужно сесть в метре от тебя вместо полутора? Рискнуть жизнью, типа?
— Это я, — ее плечи резко опустились, — опасна.
Я посмотрел на нее.
— Это коктейль «Ширли Темпл»? (Примеч.: «Ширли Темпл» — коктейль, в состав которого входят: имбирный эль, сироп «Гренадин», лед; подают в высоком бокале, украшают соломинкой, долькой апельсина и свежей вишней).
Нахмурившись, Кинси оторвала черенок вишни зубами и пожала плечами.
— Мне нравится ясная голова.
— Выпьем за это. — Я поставил пиво, взял воду и стукнулся с ней стаканом.
— Я смотрю, все совсем плохо. — Голубые глаза осмотрели меня с ног до головы, словно отмечая все мышцы, покрывающие мое тело.
— Что?
— Ты. — Она указала на меня соломинкой. — Ты зациклился на Эмерсон. Не пойми меня неправильно, я понимаю тебя. Она красивая, по-настоящему любезная, веселая, к тому же у нее есть задница. — Ее плечи опустились еще сильнее. — Вероятно, поэтому большинство нормальных парней смотрят на меня сзади и проходят мимо.
— Подожди-ка, сдай назад! Почему это ты так подавлена из-за задниц?
— Я хочу, чтобы у меня была задница.
— Задница Эмерсон? — в замешательстве спросил я.
— Просто задница. — Кинси взметнула руки вверх. — И не такая, о которой ты думаешь. Ну, ты знаешь, такая, чтобы завладевала вниманием парней. Я хочу настоящую задницу. — Она встала и хлопнула себя по попке. — Понимаешь? Вот посмотри, здесь совсем не за что схватиться!
