Я поперхнулся водой и начал кашлять, пока она виляла передо мной своей попкой; с каждым движением мне становилось все труднее оторваться от этого вида.
И тут к нам, сжав кулаки, направился Джекс.
— Итак, что ты думаешь, Джекс? — ровно сказал я. — Твоя сестра сказала, что ей нужна задница.
Рот Джекса открылся, затем закрылся, затем снова открылся.
— Что-что?
— Ты должен лучше ее кормить, чтобы у нее появилась задница. Именно это делают хорошие братья.
— Что-то я в замешательстве. — Джекса прищурил глаза. — Разве не ты только что заценивал ее задницу?
— Здесь нечего заценивать, — вздохнула Кинси и снова села на стул. — Но спасибо, что доказали еще одну мою точку зрения. Даже если бы у меня была задница, ни один парень не коснулся бы ее, потому что ты мчишься ко мне каждый раз, как кто-то дышит в мою сторону. Может, мне сменить команду? Найди себе милую девушку. Или кошку. Возможно и то, и то?
— Ну, хватит, — голос Джекса был резким. — Как бы мне хотелось выпивать во время сезона.
Я протянул ему свою воду.
Он впился в меня взглядом.
— О, ну, большое спасибо. Я обязательно утоплю в ней свои беды и горести.
— А ты была права. Вот теперь я увидел часть этого нрава. — Я посмотрел на сидевшую за Джексом Кинси.
Она подмигнула.
— Я же говорила.
— Я слишком устал, чтобы вы накидывались на меня. Вы уже видели Санчеса? Я хочу с ним поговорить до того, как уйду.
— О чем? — с любопытством спросил я.
— Ой, ты же знаешь. — Джекс поставил стакан с водой. — О том глупом пари новичков в отношении черлидеров в предсезонье. Они выбирают себе по одной, а затем выигрывают трофей, то есть ту хрень, которая у нас сейчас им считается. Знаю, что ему нравится Эмерсон, но ни один из игроков не занимался этим во время сезона. Санчес до фига для нее делает, чтобы всего лишь переспать с ней, и, как бы сильно я не любил этого парня, Томас говорит всякое дерьмо за его спиной, о том, что он превратился в киску, а нам не нужна такая драма во время сезона.
Кинси нахмурилась.
— Джекс, думаю, что бы между ними не происходило, это больше, чем просто секс. А вы, ребята, все еще заключаете пари?
Я неловко изменил позу.
Брови Джекса взлетели.
— Да, блин. Все видят, что она ему нравится, не в этом дело. Я просто хочу знать наверняка, что его игра останется на уровне. Не обижайся, но если она с ним играет…
— Стоп. — Я встал лицом к лицу с моим лидером, с моим братом. — Она не такая, ясно? Так что просто заканчивай с этим.
Джекс поднял руки.
— Чувак, я не пытался оскорбить ни ее, ни Санчеса.
— Серьезно? — фыркнул я. — А прозвучало именно так.
— Позволь Санчесу самому за себя постоять, мужик, а Эмерсон самой за себя, — серьезно сказал Джекс. — Бог знает, что она больше не твоя, чтобы ты ее защищал.
Я хотел ударить его за эти слова.
Но это была правда.
И я это ненавидел.
Это была моя новая реальность.
Та, в которой я наблюдал, как пара уходит в закат.
Та, где меня не включали в планы на будущее.
В это время Эмерсон и Санчес вошли в бар, его рука была обернута вокруг нее в защитном жесте — словно Эм нуждалась в защите.
И когда они подошли к нам, он, практически, притянул ее к себе так, что я не мог видеть даже ее лицо.
Какого черта?
И вот тогда я понял.
Санчес защищал ее не от взглядов других парней.
Он защищал ее от меня.
Мне просто хотелось знать почему.
И почему его взгляд выражал столько отвращения, будто я только что совершил убийство.
— Нам нужно поговорить. — Его голос был пустым и жестким.
— Нет. — Джекс встал между нами. — Нам всем нужно поговорить. — Он потянул нас обоих от девушек, и мы вышли на улицу.
— Думайте об игре, дамы, — прошипел Джекс. — Не знаю, что, черт возьми, происходит с вами и Эмерсон, но вы не будете выносить это на поле, ясно? Не позволяй драме уничтожить что-то хорошее.
— Я не буду, — искренне сказал Санчес. — Клянусь.
— Да, — жестко сказал я. — Я тоже.
— И Санчес? — Джекс сунул руки в карманы. — То, что происходит у тебя с Эмерсон — надеюсь, это не для того, чтобы просто затащить ее в койку?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нет, блядь! — взревел он. — Ты сейчас серьезно?
— Э-э-э… тихо, тихо! — Джекс поднял руки и попятился задом ко мне, чуть не столкнув нас назад на припаркованную машину. — Ты знаешь, что я должен был спросить.
— Это не твое дело, так что ты не можешь спрашивать о моей личной жизни, капитан, — усмехнулся Санчес, глядя на меня, затем медленно покачал головой. — Знаю, тебе в это трудно поверить, но она мне по-настоящему нравится. Я хочу защитить ее от всего этого дерьма. — Он махнул рукой, и она, практически, указала на меня. — Вы, ребята, знаете, насколько плохой может быть пресса. Последнее, что нам нужно, чтобы они подумали, что я встречаюсь с ней из-за пари, особенно, из-за Джеки, не отрывавшей рук от моей задницы после игры.
— Она видела, как вы целуетесь, — пробормотал я.
— Все видели, как они целуются, это выложили в «Твиттер», — добавил Джекс, проводя руками по лицу. — Послушай, ты знаешь, что тренерский состав не будет обращать на это внимания до тех пор, пока ты будешь хорошо себя показывать, а мы будем продолжать выигрывать, но в то мгновение, когда это станет отвлекать тебя от игры, твою задницу вызовут в их офис, — выругался он. — Завтра у нас выходной, затем тренировка во вторник, так что давайте все просто отдохнем. Вы сегодня всех сделали, но у нас впереди целый сезон, и нам нужны победы, а не проигрыши.
— Согласен, — ответил Санчес.
Джекс кивнул и ушел.
Оставив меня наедине с Санчесом.
Он ничего не говорил.
— Что случилось? — Я скрестил руки на груди. — Ты выглядишь так, будто я переехал твоего щенка.
Он выругался и пихнул ботинком стену.
— Ничего. Возможно, у меня просто проблемы со вспышками гнева.
— Это совсем на тебя не похоже.
— Повтори?! — Он резко поднял голову, его глаза сверкнули. — С каких пор ты так хорошо меня знаешь?
— Я ненавидел тебя весь прошлый год. — Я сглотнул, избавляясь от сухости в горле. — Потому что ты был хорош и дерзок — ты все еще такой. — Санчес закатил глаза. — Но в этом году, теперь, когда у меня есть причина еще больше тебя ненавидеть за то, что ты забрал, что я считал своим, я не могу этого сделать.
— Почему это? — Санчес направился ко мне, пока мы не встали нос к носу.
— Потому что, возможно, так и должно быть.
На его лице промелькнула вина так быстро, что я чуть ее не пропустил.
— Я не был бы так уверен, что в этом состоял план, мужик.
— Что, черт возьми, это должно означать?
— Слушай, нам всем нужно поспать. У Эмерсон был ужасный вечер. Ее отец…
Вина вернулась.
— Ее отец, что? — Я жаждал информации.
— Он не здоров. Я разговаривал с медсестрой до того, как Эмерсон вернулась домой, и когда она отказалась мне что-либо рассказывать… я кое-что «открыл», пока она была в ванной. У него серьезно прогрессирующая болезнь Альцгеймера, и всего лишь вопрос времени, когда его нужно будет поместить в дом престарелых. Как бы сильно мне ни хотелось думать, что у меня были дерьмовые времена, у нее все намного хуже. Я видел документы, все очень плохо. — Санчес почесал затылок и снова выругался. — Он болел, когда вы учились в старших классах?
— Нет. — Мой голос казался пустым. — Абсолютно уверен, что нет. У них был прекрасный дом у озера, он был профессором…
— Ребята? — Кинси высунула голову из бара. — Эмерсон валится с ног, а она была здесь не больше десяти минут.
— Я отвезу ее домой. — Санчес начал уходить, и я понял, что он имел в виду свой дом, а не ее.
Кинси позволила Санчесу пройти мимо нее, а затем скрестила руки на груди, всматриваясь в мое печальное лицо.
— Я пропустила бой братанов?
Я фыркнул.
— Нет.
— Хорошо.
— Хорошо?
— Братья, сражающиеся вместе, держатся вместе. Не позволяй этому, — она подняла руки вверх, — разрушить что-то хорошее. А ты, Миллер Квинтон, хорош.
