Райан поднял руку:
– Нет, так конкретно не стоит. – Он нацелил палец в нос Хохмейстеру. – Просто уходи. Уйдешь – сможешь вместе с дружками всю ночь смотреть «Возвращение Арчи Банкера». Останетесь – проведете ночь без шнурков и ремней.
Айверсон и Годро вскочили с табуретов, словно их подбросило пружиной. Хохмейстер мгновение поколебался, затем медленно поднялся, словно альфа-самец отступающего стада бабуинов. Когда они ушли, Райан повернулся к Шанталь:
– Чего хотел Нордстерн?
– Так, что ли, зовут этого болвана?
Девушка взяла кружку с пивом, но Райан забрал ее и снова поставил на стойку.
– Олли Нордстерн, – сказала я. – Он репортер из «Чикаго трибюн».
– В самом деле?
«Хороший вопрос», – подумала я. Удовлетворившись объяснением Матео, я никогда не интересовалась, кто же Нордстерн на самом деле.
– О чем он спрашивал?
– О моих планах на Праздник солнца.
– Шанталь, ты вряд ли понимаешь, в какой серьезной ситуации оказалась. Ты нарушила закон, и судья может запросто снова отправить тебя за решетку.
Дочь посла уставилась на свои колени. Черные пряди волос закрывали ее мертвенно-бледное лицо почти полностью, торчал только кончик носа.
– Не слышу, Шанталь.
– Он спрашивал про тех мертвых девушек.
– Про которых я упоминала в тюрьме?
Бунтарка кивнула, бабочка в ее волосах качнулась.
Я вспомнила странный вопрос Нордстерна в штаб-квартире ФСАГ.
– Во время нашей беседы Олли спрашивал о деле с отстойником, – сказала я Райану.
– Откуда он мог знать?
– Понятия не имею.
И опять нам обоим пришла в голову одна и та же мысль: подозревал ли Нордстерн, что между Спектерами и «Параисо» есть связь?
Я снова повернулась к Шанталь:
– Как репортер тебя нашел?
– Откуда мне знать, черт возьми? Видать, болтался у моего дома.
– И следовал за тобой до «Тима Хортонса».
– Разве вы нашли меня не так же?
– Ты видела его до сегодняшнего вечера?
– Мы тайно встречались под трибунами.
– Шанталь?
– Нет.
– О чем еще он спрашивал?
Она не ответила.
– Шанталь?
Дочь посла подняла взгляд. Лицо ее исказилось от злости, превратившись в холодную, жесткую версию девичьего личика на посольской фотографии.
– О моем отце, – дрожащим голосом проговорила она. – О моем знаменитом долбаном папаше. Я тут ни при чем. Вообще.
Шанталь полезла в висевшую на ее груди вышитую сумочку, достала темные очки и надела их. В каждом из стекол отразилось мое искаженное лицо: две Темпе из комнаты кривых зеркал, с одним и тем же ошеломленным взглядом.
Райан бросил на стойку две монеты по доллару.
– Твоя мать волнуется. Поговорим завтра.
Шанталь позволила вывести себя из ресторана, вниз по эскалатору и через вестибюль. Когда мы подходили к стеклянным дверям, выходу на Сент-Катрин, Райан показал в сторону винного магазина. У входа стоял Олли Нордстерн, делая вид, будто изучает коллекцию французских шардоне.
– Что скажешь? – спросила я.
– На работу в ЦРУ парня точно не возьмут. Посмотрим, пойдет ли он следом.
Мы с Райаном поспешно вывели Шанталь за дверь и свернули за угол. Она закатила глаза, но промолчала.
Нордстерн шагнул на тротуар через двадцать секунд после нас, огляделся и быстро зашагал на запад. У Этуотера развернулся и пошел обратно.
Остановившись у Ламбер-Клосс, он посмотрел влево, на гору, потом направо, в сторону Кэбот-сквер. Проследив за его взглядом, я на той стороне перекрестка увидела мужчину в бейсболке, который шел прямо к Нордстерну. На ремне у идущего болтался девятимиллиметровый «люгер».
Последующие полторы минуты, промелькнувшие словно в калейдоскопе, показались вечностью.
– Райан! – Я показала на человека с пистолетом.
Коп достал свое оружие. Я толкнула Шанталь на колени и присела рядом с ней.
– Полиция! – заорал Райан. – Ложись! Par terre!
Подойдя на пять футов, стрелок вытянул руку и прицелился в грудь репортеру.
Закричала какая-то женщина.
– Оружие! Arme à feu! – Слова футбольным мячом прокатились по Сент-Катрин.
Снова крик.
Воздух разорвали два выстрела. Нордстерна отбросило назад, на его рубашке расцвели два красных пятна.
На улице было человек пятнадцать. Большинство упали на колени. Некоторые пытались спрятаться внутри Форума. Какой-то мужчина прижал к себе маленькую девочку, свернувшись вокруг нее, словно броненосец. Ко всеобщей суматохе добавился приглушенный плач малышки.
Одни машины останавливались у обочины, другие прибавляли скорость. Перекресток опустел.
Стрелок стоял, расставив ноги и слегка согнув колени, водил «люгером» перед собой по широкой дуге – слева направо, справа налево. Нас разделяло около пятнадцати футов, но я слышала его дыхание, видела его глаза под синим козырьком.
Райан присел за стоящим на Ламбер-Клосс такси, двумя руками держа нацеленный в стрелка пистолет. Я не видела, как он успел там оказаться.
– Arrêtez! Не двигаться!
Темный ствол повернулся, нацелился Райану в голову. Палец неизвестного дрогнул на спусковом крючке. Я затаила дыхание. Полицейский не стрелял, опасаясь ранить невинного прохожего. Стрелок подобными угрызениями совести не терзался.
– Брось оружие! Mettez votre arme par terre! – крикнул Райан.
На лице его противника не отразилось никаких чувств.
Где-то в квартале от нас зазвучал клаксон. Светофор надо мной сменил цвет с зеленого на желтый.
Коп повторил приказ.
Желтый сменился на красный.
Вдали завыла сирена, за ней вторая, третья.
Стрелок напрягся. Отступив назад на два шага, наклонился к скорчившейся на тротуаре женщине, не сводя оружия с лица Райана. Женщина уткнулась лицом в асфальт, закрыв голову руками.
– Не убивайте, у меня маленький ребенок! – Голос ее был полон ужаса.
Неизвестный схватил ее за шиворот и поволок по асфальту.
Райан выстрелил.
Боевик дернулся, выпустил женщину и схватился за правое плечо. На его рубашке расползалось кровавое пятно.
Выпрямившись, он поднял «люгер» и выпустил четыре пули. Они ударились о стену над нами. На наши головы посыпались обломки кирпича.
– Господи, нет! – судорожно вскрикнула Шанталь.
Райан выстрелил еще раз.
Стрелок упал на женщину поперек. Та закричала. Я слышала, как трещит череп от удара об асфальт, как со звоном падает на мостовую «люгер», как поднимается с тротуара женщина.
Слышались женские всхлипывания и детский плач. Но в остальном было тихо. Никто не произнес ни слова. Никто не шевелился.
Сирены стали громче, превратились в завывающий хор. Со всех сторон подъехали патрульные машины: скрежет шин, мигание фар, треск раций.
Райан встал, направив ствол в небо, и полез за удостоверением.
Рядом со мной слышалось неровное дыхание Шанталь. Я взглянула на девушку. Подбородок ее дрожал, щеки блестели от слез. Я погладила ее по волосам.
– Все кончилось. – Казалось, будто мой голос – не мой вовсе. – Все в порядке.
Шанталь посмотрела на меня. На ее лице остались лишь две татуировки.
– Правда?
Я обняла ее. Девчонка прижалась ко мне, беззвучно всхлипывая.
22
Как и утром после нападения на Карлоса и Молли в Сололе, я проснулась, охваченная неосознанным страхом. В одно мгновение перед глазами предстали все вчерашние события: кровавые пятна на груди Нордстерна, треск выстрела из пистолета Райана, неподвижное тело стрелка в луже крови, что растекалась по тротуару. Официально никто ничего не сообщал, несомненно, оба мертвы.
Я потерла лицо руками, закрыла глаза и натянула одеяло на голову. Будет ли когда-нибудь конец убийствам?
В мыслях вновь возникла Шанталь: застывшая от ужаса, щеки залиты слезами. Я вздрогнула, представив, как запросто нас обеих могли ранить или убить. Как бы я рассказала это ее матери?
Представила, как бы чувствовала себя Кэти, получив известие о моей смерти. К счастью, в том не было необходимости.
Вспомнила Нордстерна в Гватемале и в баре ресторана «Джиллианс» за несколько минут до смерти; нахлынула волна жалости. Мне не нравился этот человек, я не была с ним любезна. Но я никогда не могла представить его мертвым.
Мертвым.
Господи! Что такого обнаружил этот писака, что его в итоге пристрелили посреди улицы в Монреале?
Мысли мои снова вернулись к Шанталь. Как повлияет на нее случившееся? Какой путь выберет девочка-подросток после такой травмы? Раскаяние? Бегство? Наркотики?
Я подозревала, что Шанталь, несмотря на все ее стремление казаться крутой, внутри хрупкая, как крыло бабочки. Поклявшись защищать ее, как бы она к этому ни относилась, я откинула одеяло и пошла в душ.
Лето, начавшееся неожиданно, закончилось за одну ночь. Я выехала из гаража под непрекращающийся дождь, температура упала до сорока с небольшим по Фаренгейту. C’est la vie québécoise[70].
Утреннее совещание, к счастью, оказалось коротким, новых антропологических экспертиз не предполагалось. Следующий час я нарезала ластик на кусочки соответствующей длины и приклеивала их к модели черепа из «Параисо», что сделала Сюзанна. Не считая блеска и едва заметных слоев, модель выглядела в точности как настоящий череп.
